Самый лучший комсомолец. Том третий - Павел Смолин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Здравствуйте!
— Ой, здравствуйте! Вы в гости? — улыбнулась она и традиционно поюродствовала, не забыв посторониться и гостеприимно махнув рукой. — А у нас и не убрано, и в доме шаром покати. Вы заходите, чем богаты, тем и рады! Место! — это уже дворовому цепному псу породы дворняга, встретившему нас веселым лаем.
Пёс убежал в будку — вышколенный — но гавкать на нас не прекратил.
— Тьфу, пустобрёх! — припечатала его Любовь Ивановна.
— Как вы тут? Обживаетесь? — спросил я.
До этого они жили на этой же улице, в деревянном «пятистенке». О доме заботились, в палисаднике росли цветы, но тесно было — и ведь не денешься никуда.
— Обживаемся, — поднимающаяся по деревянному крылечку из трех ступенек бабушка обернулась и улыбнулась, продемонстрировав полный рот коронок — не постеснялась стоматологией воспользоваться. — Спасибо Анатолию Павловичу, а то мыкались как не пойми кто, а тут как бояре живем.
Зашли на веранду — часть украсили стареньким диваном и столом, можно сидеть-отдыхать, часть оставшаяся отведена под кладовку и огорожена стеной с дверью. Здесь же, перед входом в дом, и разуваются.
— Катька, гости! — громким шепотом проинформировала Любовь Ивановна невестку и с виноватой миной показала нам «тсс!», пояснив. — Дашенька спит.
В коридоре нашелся шкаф производства местной мебельной фабрики, в который мы с Виталиной отправили на хранение наши ветровки. Напротив — самодельная скамейка, прикрытая паласиком. Такой же, но шире и длиннее — под ногами.
Из-за двери крайней правой комнаты послышалась возня, и в коридор выглянула заспанная Екатерина — дама двадцати одного года, до декретного отпуска — доярка — одетая в новенький (только что достала, надо полагать) халат и успевшая причесать черные волосы до плеч.
Поздоровались и пошли на экскурсию — в «гостиной» нашлась местного же производства «стенка», черно-белый телевизор, телефон (в каждом доме есть!), новенький мебельный гарнитур из дивана и двух кресел. Стенка полупустая, но некоторый хрусталь, книги и семейные фотографии в наличии. На подоконнике — корытце с рассадой.
Далее посетили будущую детскую — нифига нет, кроме самодельной детской кроватки и местного производства коляски — неделю назад кооператив наладили, выпускают по моим чертежам из будущего. Реакция молодых мам разнится от восторженной до ликующей.
Спальня Любовь Ивановы с мужем порадовала «красным углом» с иконами. Да ради бога. В комнате молодых, куда мы тихонько заглянули, икон не было, но нашелся плакат с «Ласковым маем», а на двуспальной кровати — тоже совхозное производство, только матрасы докупать приходится — спала обложенная для безопасности подушками маленькая Даша.
Далее мы попили чай на кухне — «дома шаром покати» это когда на столе процентов пять площадей угощениями не заняты — и попрощались с хозяевами.
Когда мы вышли за ворота, довольный я сладко потянулся:
— Приятно причинять людям добро!
* * *
Подмосковный психоневрологический диспансер, он же, если по-народному — «психушка» — произвел удручающее впечатление обшарпанностью, унылостью и общей «тюремной» атмосферой. А как тут еще должно быть? Полянка с единорогами вместо потресковшегося асфальта и нескольких курящих сидя на скамейках больных в центральном дворе? Всю систему не поменяешь, но ремонтировать по психушке в месяц я себе позволить могу — детдома ремонтировать смысла нету, потому что кооператорам снижают налоги соразмерно потраченным на благотворительность доходам, так что взять шефство над сиротами теперь желающих хоть отбавляй. А здесь, на мрачной стороне Советского бытия, конь не валялся. А ведь есть еще и Дома Инвалидов — потом съезжу в пяток случайно выбранных, заценить уровень комфорта, в которых находятся люди, которым очень не повезло.
— Это Федор, он у нас Наполеон, — в ответ на мой вопрос кивнул на держащего руку за пазухой больного главврач Илья Петрович — пятидесятилетний бородатый и усатый дяденька в круглых очках и проецирующей во внешний мир вселенское спокойствие миной на лице. — Илья — шизофреник, Вадим — шизофазия…
За нашей спиной — дядя Герман и дядя Дима, безопасность при посещении нестандартного объекта обеспечивают. Прошли в главный корпус (главврач с коллегами сидят в отдельном, чтобы меньше с ума сходить, надо полагать), санитары выдали нам белые халаты, и «удручения» стало еще больше — настолько все вокруг унылое, обшарпанное и давно не ремонтировавшееся. Ну какое может быть лечение в таких условиях? Только карательное. И это — диспансер для особо спокойных и с влиятельными родственниками, образцово-показательный. Тут даже нечистотами не воняет — запашистых больных здесь не держат.
Поднялись по коридору на третий этаж, по пути столкнувшись с «Лениным» — лысый псих, прикрывающий рукой подбородок, маскируя тем самым отсутствие бородки, заявил, что мы «идем верной дорогой» — и вошли в палату номер четыре. Никаких дверей, само собой. Внутри нашелся мой старый знакомый старатель Лесник, который в компании двух пациентов о чем-то тихонько разговаривал, сидя на кровати у окна.
Поздоровались, и изрядно отъевшийся, подстриженный и выровнявший бороду старик бодро заявил:
— Все как обещал, Сережка — сижу, социализируюсь, никто меня не «лечит».
— А меня лечат! — возбудился больной справа от Лесника, быстро затараторив. — И лечат, и лечат, и лечат, и лечат…
Заклинившего бедолагу увели санитары, повинуясь недовольному взгляду главврача.
— Человеческий разум — механизм сложный, — не обиделся я. — Можно нам, пожалуйста, с товарищем поговорить, Илья Петрович?
Нас препроводили в пустую палату и оставили со стариком.
— Через месяц у вас по плану выписка, — опустившись на кровать с наименее подозрительным матрасом, выкатил Леснику хорошую новость.
Почему-то не обрадовавшийся старик приуныл и ответил:
— Тяжело мне с людьми, Сережка. Не потому что психи, а потому что к лесу привык.
— Могу предложить должность в пчеловодческом хозяйстве, — пожал я плечами. — Местоположение — республика Башкирия, Алтайский край, нам там землю под пасеку выделили, под сотню гектаров аж. В апреле отправим туда строительную бригаду — поселок со всеми удобствами строить. Засадим медоносами, ульев наставим — будем мёд в масштабах страны гнать.
В Подмосковье не выйдет, потому что его чуть ли не целиком посыпают пестицидами в целях борьбы с вредителями и клещом. Пчелкам такое не нравится, поэтому будем открывать «филиал» и отправлять туда совхозников жить и работать вахтовым методом.
— Должность? — деловито уточнил Лесник.
— Так лесник, — с улыбкой
