На острие танкового клина. Воспоминания офицера вермахта 1939–1945 - Ханс Люк

Штурмовые отряды доставили нескольких пленных, которых я допросил. Пришлось долго уговаривать их дать показания, и в конце концов выяснилось, что противостоявший нам британский батальон принадлежит к Гвардейским гренадерам. Командир его был моим старым приятелем, с которым мы сиживали в «Марлборо Клаб» в Лондоне незадолго перед войной. «Насколько же все это бессмысленно», – подумалось мне тогда.

Ночью мы переправились на резиновых лодках и, преодолев незначительное противодействие, сумели создать предмостное укрепление (плацдарм) на неприятельском берегу. Саперы навели понтонный мост, змеей заструившийся через реку среди затопленных барж и лихтеров. Во время форсирования водной преграды, вылившегося в ожесточенную схватку, Роммель, стоя на берегу и корректируя огонь, служил отличной мишенью для противника; люди рядом с ним то и дело падали раненными или даже убитыми. Он будто бы и не замечал происходящего и вновь увлекал нас вперед своим героизмом. Однако только с вступлением в дело «Штука» (пикирующих бомбардировщиков Ju-87) удалось наконец успешно завершить переправу.

Тем временем британцы решили, пусть и без французов, перейти в контратаку восточнее Арраса, у нас на правом фланге. Одному из наших стрелковых полков пришлось вынести на себе основной груз натиска противника. В тот момент наши танки находились уже западнее Арраса. Обстановка становилась все более сложной – критической, а потому Роммель вновь решил лично вступить в дело. Ко всему прочему, британцы атаковали новыми танками, «матильдами», которые, хотя и были тихоходными, отличались очень хорошим бронированием; перед ним 3,7-см противотанковое оружие оказалось бессильным. Роммель сразу все понял и тут же ввел в дело батарею 88-мм зениток. Он лично руководил наводкой 88-мм, что позволило один за другим уничтожить свыше 30 британских танков и вынудить остальные к отступлению. Пока шел бой, Роммель даже не заметил, что один из его офицеров, стоявших рядом с ним, был убит. Бои на канале Ла-Бассе и под Аррасом продлились несколько дней и обошлись дивизии в самые большие потери из всех, которые она понесла до того момента в ходе боевых действий.

Нетрадиционные тактические методы Роммеля встревожили генеральный штаб. Даже Гитлер пожелал приостановить стремительный прорыв и приказал временно прервать наступление. Однако Роммель сказал нам:

– Я должен использовать ситуацию нам на пользу, и я сделаю это. Противник наш откатывается, и мы не имеем права позволить ему закрепиться.

Мы верили ему, соглашались с ним и шли за ним.

С двух береговых плацдармов мы одновременно рванулись вперед и 27 мая вышли в район к югу от Лилля. Танковый полк ночью прорвался еще дальше и ранним утром у Ломме блокировал важную дорогу из Лилля в Дюнкерк. Мы очень страдали от пыли, въедавшейся в наши лица, пропитывавшей одежду и покрывавшей технику. Пыль набивалась в рот, и у нас не проходило ощущение, что мы все время жуем сухое печенье.

28 мая Роммель со своим командирским танком находился на КП танкового полка, когда неожиданно начался сильный артиллерийский огонь, источником которого, судя по направлению, могла стать только наша собственная артиллерия. Вероятно, мы слишком быстро продвигались. Не всегда бывало легко установить связь. С Роммелем был и наш командир, майор Эрдманн, прибывший для получения новых приказов.

Эрих Бек вспоминает: «Мы как раз собирались завтракать, когда примчался связной позвать нашего шефа, фон Люка, на командный пункт к Роммелю. Я быстро принялся собирать все необходимое. “Бек, где вы, дружище? – позвал меня шеф. – Мне надо ехать к генералу”.

Когда мы приблизились к окраине города, где нам предстояло встретиться с Роммелем, прямо туда начала бить артиллерия. Перед домом мы увидели убитого. Им оказался наш командир Эрдманн. Рядом стоял Роммель, отряхивавший свой мундир. Роммеля явно расстроила гибель нашего командира, которого он считал одним из самых стоящих офицеров. Я подумал: «Не вмешался ли тут наш ангел-хранитель, заставив меня немного замешкаться?»

Роммель обратился ко мне:

– Фон Люк, немедленно принимайте под командование 37-й моторизованный разведывательный батальон. Сейчас же полу́чите новые приказы.

Я был одним из самых младших эскадронных командиров в батальоне – все, кроме только одного офицера, были старше меня.

– Господин генерал, – возразил я, – у нас есть эскадронные командиры, которые старше меня. Вы принимаете решение, невзирая на данный факт?

– Вы комбат – и точка. Если командиры эскадронов проявят неподчинение, я сниму их.

Тут вновь проявилась экстраординарность Роммеля. Для него важнейшее значение имели способности, а не звание или старшинство.

Обеспечив свой правый фланг, дивизия всеми силами двинулась в район к западу от Лилля. Британцы, видя, что их контратака не увенчалась успехом, приступили к операции «Динамо» – начали эвакуацию войск из Дюнкерка.

31 мая французские дивизии в Лилле и вокруг него сложили оружие. Британцы же смогли переправить через Ла-Манш в Англию свыше 330 000 человек. Мы недоумевали: как случилось, что мы позволили ускользнуть столь многим.

Как доносила наша разведка, французы, потеряв район севернее Соммы и лишившись действовавших там дивизий, по всей видимости, наскоро создали новый рубеж обороны к югу от Соммы, который нарекли в честь главнокомандующего «линией Вейгана». Тем временем на северном берегу Соммы следовавшие за нами пехотные дивизии обеспечили наш южный фланг. 7-я танковая дивизия, или «дивизия призраков», как прозвали ее французы, получила несколько дней передышки, чтобы дать отдых личному составу и привести в порядок материальную часть [26] .

2 июня Гитлер лично наградил Роммеля Рыцарским крестом, таким образом он стал первым дивизионным командиром, удостоившимся этого ордена. Вручая его, Гитлер заметил:

– Мы все очень беспокоились, однако успех доказал вашу правоту.

Дни отдыха пришлись очень кстати. Мы смогли похоронить павших товарищей, включая и нашего командира Эрдманна, которому воздали все военные почести. Почта наконец отправилась к семьям. Я побывал в эскадронах и поблагодарил личный состав за их вклад в дело. В своем эскадроне, действиями которого теперь руководил старший фельдфебель Вернер Альмус, я задержался дольше, чем в других. (Роммель согласился с моим предложением, что эскадроном лучше командовать Альмусу, которого хорошо знали все солдаты и унтер-офицеры, чем ставить во главе него офицера запаса.)

Я предупредил всех солдат насчет необходимости хорошего обращения с мирным населением, чтобы никто не вздумал вести себя как завоеватель. Жители оценили наше поведение. Ни разу мы не слышали в свой адрес слов вроде «бош» («поганый немец»).