Верю тебе - Марта Шилдз

— Нет, я…

Она как раз боялась обратного — что Раф будет баловать Габи и что Габи это понравится. И понравится Раф.

Ее сыну не хватало мужского внимания. Поэтому она и записала его на бейсбол: общение с товарищами по команде, с тренером. Раф мог дать ее сыну то, в чем тот так отчаянно нуждался. Но как долго это будет продолжаться?

Что за человек вторгся в их жизнь и что будет, если память к нему вернется? Ему, похоже, нужен сын, но его не было рядом, когда Габи рос. А если Габи заболеет или станет капризничать? Или начнет плохо себя вести, отстаивая, что естественно для ребенка, свою независимость?

За того Рафа, которого она знала, Эмма могла бы поручиться. Но не за этого. Пока.

Нет, лучше всего, если отец с сыном будут проводить время вместе как можно реже. И чтобы она была рядом. Тогда невинное, доверчивое сердце Габи будет в безопасности. Как и ее сердце.

Раф наклонился ближе. Лицо у него было жестким.

— Эмма, если ты не будешь давать мне приближаться к сыну, я буду вынужден…

— Раф! — позвал Габи. — Ты идешь?

Раф выпрямился и, полуобернувшись, ответил:

— Иду.

На Эмму вдруг навалилась нечеловеческая усталость.

Раф снял бейсболку и открыл дверь. Обернувшись, он увидел, что Габи нехотя бредет к дому, подбрасывая на ходу мяч.

— Поторопись, Габи. Бабушка звала нас еще пять минут назад.

— Иду, — проворчал мальчик. Он стащил с руки бейсбольную перчатку, поднялся по лестнице и бросил мяч и перчатку на ближайший стул.

— Это так ты хранишь свое спортивное снаряжение? — спросил Раф.

— Угу.

Бросив на Рафа взгляд, в котором читалось: «И ты туда же», Габи схватил свои вещи и кинул их в старый плетеный комод, где хранились его игрушки.

— Если ты не будешь беречь свои бейсбольные принадлежности, они долго не протянут. — Раф снял с сына бейсболку. — Иди умойся.

— Ладно.

С таким видом, будто его вели на казнь, Габи направился через прихожую в ванную.

Раф с улыбкой проводил сына взглядом — типичный мальчишка: мог до изнеможения гоняться за мячом и быстро сникал, когда надо было что-то убрать или, не дай Бог, помыть руки.

Качая головой, Раф пошел на запах кукурузного хлеба, доносящийся из кухни.

— Пахнет замечательно, — сказал он Сильвии.

Она улыбнулась ему.

— Спасибо, что присмотрел за Габи. Мне трудно следить за ним во время готовки. Этот мальчишка — истинное наказание!

Раф положил бейсболки и облокотился на стол.

— Интересно, неужели я был таким же в его возрасте?

— Наверное.

— Я могу чем-нибудь помочь? — спросил он.

Сильвия только отмахнулась.

— Я сама разберусь. Раф уже понял, что Сильвия четко разделяла работу на «мужскую» и «женскую». Но он должен был предложить. Его мать требовала от сыновей, чтобы те мыли посуду наравне с дочерью, а от дочери — чтобы она помогала братьям косить лужайку. Так ему рассказывали.

Раф хотел бы воспитывать своего сына так же, но, если бы он попытался пустить в ход свой родительский авторитет, Эмма обвинила бы его во вмешательстве в ее жизнь.

— Вы всегда сами готовили? — спросил он. — Мне казалось, что люди, живущие в таком доме, должны иметь слуг.

— Господи, конечно. У меня был повар вплоть до того дня, когда умер Сесил. И горничные тоже. Хотя они были приходящими. — Сильвия вздохнула. — Пришлось всех отпустить, когда выяснилось, что у нас нет денег.

— А что произошло? Ведь ваш муж, кажется, был президентом сберегательного банка Мемфиса?

Она кивнула.

— Думаю, он потратил все наши деньги на поддержание нашей репутации в обществе. Общественная жизнь была очень важна для Сесила. Важнее, чем благополучие семьи, я полагаю. — Сильвия пожала плечами. — Мы справились. К тому же я всегда любила готовить и копаться в земле. Когда я была маленькой девочкой, мне всегда больше нравилось перебирать горошек на кухне или сажать в саду ноготки.

— Значит, это ваша заслуга, что двор такой красивый.

— Я бы и огород тут развела, если бы в этом дворе был хоть один солнечный уголок.

— Вы, конечно, отличный садовник, но лично я предпочитаю вашу стряпню. Раф ловко подхватил кусочек кукурузного хлеба.

Его мать тут же отругала бы его. Сильвия просияла.

— Спасибо, сынок. Вот, попробуй-ка это с медом.

Нет, в старых южных традициях есть безусловные плюсы, подумал Раф, поливая медом горячий кукурузный хлеб.

— Я видела, ты разговаривал с Эммой, — как бы невзначай проговорила Сильвия.

Он почувствовал замешательство. Обсуждать с матерью Эммы их разговор было, конечно, определенным предательством, но ему нужен был союзник.

— Она не разрешает мне взять Габи и Рэнди поплавать в субботу.

Сильвия покачала головой.

— Что за девчонка!

— В чем дело, Сильвия? Почему она так не доверяет мне?

Поджав губы, та взглянула на него. Эмма говорила, что Сильвия на его стороне. Вот сейчас он это и выяснит.

Наконец Сильвия решительно кивнула. Она подошла к двери, бросила взгляд в прихожую и повернулась к Рафу.

— Эмма не разрешила бы самому Билли Грэхему[2] пойти с Габи в воскресную школу. Она больше не доверяет никому, особенно мужчинам.

— Почему? Потому что я оставил ее? Но я не был виноват.

Сильвия, пожав плечами, вернулась к плите.

— Отчасти и ты виноват, но, конечно, только отчасти. Она хлебнула горя за эти шесть с половиной лет, особенно с Джерри и Сесилом. Нам всем было нелегко, но она больше всех настрадалась.

— А что случилось с… Джерри, кажется?.. Зачем же она вышла за него?

Сильвия сняла крышку с кастрюли и помешала мясо.

— Сесил заставил. Он не мог перенести, что все узнают, что его внук… от тебя. Эмма держалась до тех пор, пока официально не были прекращены твои поиски. Потом она сдалась. Думаю, ей просто надоело воевать с отцом.

— А как долго она была замужем? — Раф уже не мог остановиться, он хотел знать как можно больше.

— Около двух лет. Габи было полтора годика, когда она ушла от Джерри.

— Разве она не любила его?

— Нет. Они были знакомы с детства, но никогда не любили друг друга.

Раф глубоко вздохнул. Он и не подозревал, как важно ему было знать это.

— Почему же она ушла от него? Сильвия положила ложку на блюдце.

— Она никогда не говорила об этом, но все время твердит, что мужчины очень любят командовать женщинами.

Раф задумался.

В прихожей хлопнула дверь, послышались шаги: кто-то бежал и кто-то шел.

Первым в кухню ворвался Габи.

— Ужин готов?

— Почти, — ответила бабушка. Мальчик погладил себя по животу.