Похититель снов (СИ) - Лоухед Стивен Рэй

— Папа, — окликнула отца Ари, — посмотри, кто пришел. — Она изящно развернула отца лицом к Спенсу.

— О! Доктор Рестон! Хорошо, что вы пришли.

— Весьма признателен за приглашение.

— Хватайте тарелку. Вот, эти — самые вкусные.

— Спасибо, может, я чуть позже…

— Папа, я обещала Спенсеру, что ты представишь его кое-кому из приглашенных. Ты же представишь?

— Конечно, о чем разговор. Вон я вижу Олмстеда Пакера, нашего главного энергетика. Идемте. А кто это рядом с ним? Еще одно новое лицо… — Директор Сандерсон энергично тащил дочь и Спенсера за собой. Но Ари как-то извернулась и пропала в толпе гостей, занятых дегустацией закусок. Спенс покорно следовал за директором.

— Скажите, доктор Рестон, вы еще не решили с полевыми исследованиями?

— Э-э… Ну да. Как раз обдумываю.

— Не тороплю, не тороплю. Господа! — Директор беззастенчиво перебил занятых разговором мужчин, похлопав каждого по плечу. — Познакомьтесь с доктором Рестоном, биопсихологом.

Отметая дальнейшие представления, Пакер протянул руку.

— Рад познакомиться. Я Олмстед Пакер, а это мой коллега, Аджани Раджванди.

— Вот и прекрасно! Я вас оставлю, господа, вы уж тут сами знакомьтесь дальше, и в буфет не забывайте наведываться. — Директор оставил Спенса на попечение новых знакомых и снова канул в водоворот.

Олмстед Пакер от души рассмеялся ему вслед и сказал с восхищением:

— Вот это динамо-машина! Корпус подрихтовать и можно использовать. Представляете, сколько энергии можно было бы получить?

— Ох уж эти инженеры! — заметил Раджванди. — Они не могут представить мир без розетки. Им кажется, что весь мир — это электрическая сеть.

— Неправда, Аджани. Всё еще проще: вселенная — это один большой реактор, а мы все — субатомные частицы, двигающиеся по случайным орбитам. — Пакер широко улыбнулся.

Спенсу сразу понравился этот большой рыжебородый херувим. Со курчавыми рыжими волосами, похожими на ржавую стальную проволоку, и карими глазами с приспущенными веками он казался забавной фигурой, всегда готовой рассмеяться в голос.

С другой стороны, Аджани выглядел худощавым мужчиной-мангустом, поглядывающим на мир острыми глазками, яркими и твердыми, как черные алмазы. От него исходило странное ощущение интриги и таинственности. Сплошная экзотика.

— Доктор Раджванди работает в моем отделе… — начал Пакер.

— Только не под вашим начальством, — вставил Аджани.

— Да, к сожалению, не под моим, — кивнул Пакер.

— Над каким проектом вы сейчас работаете, доктор Раджванди? — вежливо поинтересовался Спенс.

— О, для коллег я просто Аджани, пожалуйста. В настоящее время мы работаем с плазмой. А присматривает за нами доктор Пакер.

— Ты мне льстишь, Аджани, — пробасил Пакер, сверкнув белыми зубами из-под каштановой спутанной бороды. Он обратился к Спенсу: — За Аджани бесполезно присматривать. Еще не родился человек, который знает, как им управлять.

— Ну, что поделаешь, если Бог даровал мне больше, чем другим людям? — пожал плечами Аджани.

— Я не собираюсь тебе возражать, заклинатель змей. Наоборот, я буду петь тебе дифирамбы хоть здесь, хоть на Юпитере. — Пакер опять повернулся к Спенсу и объяснил: — Аджани работает у нас свечой зажигания. И, должен сказать, это лучшая свеча из тех, которые мне попадались!

Спенс посмотрел на худощавого Аджани с уважением. «Свечой зажигания» называли небольшую элиту мужчин и женщин, настолько одаренных, что они являлись экспертами сразу во многих областях знаний. В то время как большинство ученых и теоретиков были узкими специалистами, такие, как Аджани, — а их было очень мало — продолжали расширять собственные знания все дальше и дальше. Фактически они считались специалистами во всем: в физике, химии, астрономии, биологии, металлургии, психологии и во многих других областях.

Чаще всего их использовали в качестве систематиков — людей, наблюдающих за ходом проекта в целом, способных привлечь для решения конкретной проблемы результаты совершенно неожиданных исследований, на первый взгляд не связанных с конкретной задачей. Они действовали как катализаторы творчества — «свечи зажигания», — обеспечивая и направляя всплески творческого потенциалы для занятых в проекте и не способных полагаться на случайное перекрестное опыление идеями из других дисциплин.

Для этого и привлекали «связников», устанавливающих связи между имеющейся проблемой и полезными данными из областей, не связанных с проектом. Именно они находили информацию для решения особо сложных проблем. «Связники» пользовались огромным спросом. Наука давно осознала, что больше не может сидеть и ждать случайных озарений при решении самых серьезных задач. Вся система научных взглядов остро нуждалась в таких гениях, как Аджани.

Спенсу раньше не приходилось сталкиваться со «свечами зажигания». Их было слишком мало, методы, которыми они действовали, еще только нарабатывались. И, конечно, далеко не всем дисциплинам повезло обзавестись своей «свечой». В основном связников привлекали крупные и щедро финансируемые программы, такие как физика высоких энергий или лазерная физика.

— Рад познакомиться с вами, Аджани, — с чувством произнес Спенс.

Все это время Олмстед Пакер с интересом поглядывал на Спенса.

— Не расскажите ли о себе? — живо поинтересовался он.

— О себе? — смутился Спенс. — Да я… я здесь новенький. У меня это первый выход в космос.

— Я так и полагал. Между прочим, для Аджани это тоже первый прыжок. Я долго пытался затащить его сюда. Калифорнийский технологический институт вцепился в него как клещ и ни за что не хотел отпускать. Вы, случайно, не из Калифорнийского института?

— Нет, из Нью-Йоркского. А почему вы спросили?

— Да просто вспомнил доктора Рестона из Калифорнийского технологического института, но это было много лет назад, так что это были явно не вы.

— Да, фамилия не самая редкая, — Спенс почему-то не мог признаться, что Пакер говорил о его отце, докторе Рестоне — профессоре, проблемы которого Спенс совсем не хотел обсуждать.

— Вы учились в Калифорнийском технологическом институте? — спросил Спенс.

— Стэнфорд, — с гордостью ответил Пакер. — Хотя большую часть времени я провел в JPL[2]. А вы? Проект LTST, верно?

— Ну, в общем, да.

— Увлекательная работа, — признал Пакер.

— И очень важная, — тут же добавил Аджани. — Если мы когда-нибудь собираемся выйти за пределы Солнечной системы, мы должны понимать взаимосвязь между сном и общим психическим состоянием. Как долго может длиться сон? Насколько он обусловлен определенными химическими взаимодействиями в мозгу? Как можно использовать его в космических полетах? Очень интересно. Вы работаете над важными вопросами, доктор Рестон.

Спенс был польщен. Смущаясь, он пробормотал:

— Для друзей я — Спенс.

Аджани, казалось, хорошо знал суть его работы.

— Скажите-ка, Спенс, как вы полагаете, удастся нам усыпить экипаж, скажем, на пару лет в межзвездном перелете?

— Это непросто. — Спенс едва слышно посвистел сквозь зубы. — Но не исключено. Сейчас пока это маловероятно, все-таки территория, по которой мы бродим, очень плохо изучена. Но скоро, надеюсь, мы освоимся… Но пока наши ожидания явно превышают возможности.

— Вы из первопроходцев, Спенс. И вы осторожны. Это хорошо. — Аджани улыбнулся. — Пакер ведь не случайно задал свой вопрос. Ему надо знать…

— О, вот как! — Спенс поднял брови и с удивлением посмотрел на Пакера.

— А я что говорил! — ухмыльнулся Пакер. — Он сообразительный. Признаю. Я кое-что имел в виду, и надеялся, что ваш ответ меня немножко успокоит.

— Олмстед возглавляет исследовательский полет в этом году, и собирается взять с собой шестнадцать своих третьекурсников. Естественно, у него есть опасения.

— Да нет у меня никаких опасений! Я третий раз лечу на Марс, и мне просто скучно в полете. Пять недель — это долго, а на борту особо нечем заняться. Вот я и подумал, что не прочь выспаться, как следует.