Путешествие в Индию - Эдвард Форстер

– На чай придут две леди, они хотят встретиться с вами. Думаю, вы их знаете.

– Встретиться со мной? Я не знаю никаких леди.

– Вы не знаете миссис Мур и мисс Квестед?

– О, теперь вспомнил. – Романтическая встреча в мечети ушла в тень сознания Азиза, как только он распрощался с миссис Мур. – Это очень пожилая дама; но вы не будете любезны повторить имя ее спутницы?

– Мисс Квестед.

– Как вам будет угодно. – Азиз был разочарован тем, что придут какие-то другие гости. Он бы предпочел побыть наедине со своим новым другом.

– Вы сможете поговорить о Троне павлина с мисс Квестед, она, как говорят, художественная натура.

– Она постимпрессионист?

– Да, это действительно постимпрессионизм! Давайте пить чай. Этот мир стал мне уже порядком досаждать.

Азиз почувствовал укол обиды. Это замечание говорило о том, что он, темный индиец, не имел права знать о постимпрессионизме – то была привилегия правящей расы. Он сухо произнес:

– Я не считаю миссис Мур моим другом. Мы с ней встретились совершенно случайно, в моей мечети, – сказал он, подумал и добавил: – Одной встречи недостаточно, чтобы завязать дружбу.

Однако он не успел закончить фразу, когда сухость и натянутость исчезли из его тона. Азиз почувствовал добрую волю Филдинга. Его собственное расположение к нему пробилось навстречу сквозь волны изменчивых эмоций, которые могут вынести на якорную стоянку, но могут и бросить судно на камни. Сейчас, однако, Азиз искренне чувствовал себя в полной безопасности – так может чувствовать себя лишь обитатель суши, полагающий, что только он знает, что такое безопасность, и уверенный в том, что любой корабль непременно потерпит крушение, но Азиз умел испытывать и чувства, недоступные обитателю твердой суши. Действительно, Азиз был скорее впечатлительным, нежели чутким. В каждом слове ему чудился какой-то смысл, и он не всегда верно его оценивал, и жизнь его, хотя и полная реальных впечатлений, была, в сущности, больше похожа на сон. Например, Филдинг отнюдь не хотел сказать, что все индийцы темные люди; наоборот, он считал, что темной материей является сам постимпрессионизм; его замечание было непреодолимой пропастью отделено от замечания миссис Тертон «О, так они говорят по-английски!», но для Азиза оба предложения звучали одинаково. Филдинг видел, что что-то пошло не так, но и одновременно осталось в полном порядке, и он не стал суетиться, будучи оптимистом во всем, что касалось личных отношений. Разговор снова оживился и потек легко и свободно.

– Помимо дам, я пригласил одного из моих ассистентов, профессора Годболи.

– Ого, это же деканский брахман! [16]

– Он тоже хочет вернуть прошлое, но не времена Алмагира.

– Думаю, что этого он не хочет ни в коем случае. Знаете, что говорят деканские брахманы? Они говорят, что англичане отняли Индию у них – вы только подумайте у них, а не у Моголов. Это просто неслыханная наглость, вы согласны со мной? Они даже дали большую взятку, чтобы так было написано в учебнике истории, потому что они коварны и неслыханно богаты. Но, судя по тому, что я о нем слышал, профессор Годболи выгодно отличается от остальных деканских брахманов. Он очень искренний человек.

– Почему вы не организуете в Чандрапуре свой собственный Клуб, Азиз?

– Возможно, мы это сделаем… когда-нибудь. О, я вижу, что идут миссис Мур и – как вы сказали зовут ее спутницу?

Какое счастье, что это была неофициальная встреча, исключавшая всякие формальности! Азиз вдруг понял, что ему очень легко говорить с англичанками – он отнесся к ним как к мужчинам. Будь они красивы, он бы сильно волновался, так как общение с красивыми женщинами подчинялось своим неписаным правилам, но миссис Мур была очень стара, а мисс Квестед так некрасива, что вспыхнувшее было беспокойство тотчас улеглось. По мнению Азиза, угловатость тела мисс Квестед и веснушки, усыпавшие ее лицо, были очень большим изъяном. Он даже подивился тому, что бог мог оказаться таким жестоким в отношении женщины. Отношение Азиза к Аделе определилось окончательно и бесповоротно.

– Я хочу кое о чем вас спросить, мистер Азиз, – заговорила она. – От миссис Мур я слышала, что вы были с ней очень любезны в мечети, очень интересны и всячески хотели ей помочь. За те несколько минут она узнала об Индии больше, чем за три недели после нашего приезда.

– О, прошу вас, не стоит говорить о таких пустяках. Что еще могу я рассказать вам о моей стране?

– Я хочу, чтобы вы рассеяли то разочарование, какое мы испытали сегодня утром; должно быть, это какая-то часть индийского этикета.

– Если честно, то у нас вообще нет никакого этикета, – ответил Азиз. – Мы по самой своей натуре очень неформальные люди.

– Мне все же кажется, что мы совершили какой-то грубый промах или оскорбили людей, – заговорила миссис Мур.

– Нет, нет, это решительно невозможно. Но могу я узнать, в чем все же дело?

– Индийские леди и джентльмен должны были сегодня утром, в девять часов, прислать за нами экипаж. Но никто так и не приехал. Мы бесконечно долго ждали и никак не можем понять, что могло случиться.

– Это какое-то недоразумение, – вмешался в разговор Филдинг, сразу поняв, что в инцидентах такого сорта самое главное не углубляться в суть происшедшего.

– О нет, это вовсе не так, – стояла на своем мисс Квестед. – Они даже отложили поездку в Калькутту ради того, чтобы принять нас. Мы обе уверены, что допустили какой-то глупый, досадный промах.

– На вашем месте я не стал бы так сильно переживать по этому поводу.

– Именно это мне говорит и мистер Хислоп, – слегка раскрасневшись от возмущения, возразила она. – Если мы не будем переживать, то как поймем, что происходит?

Хозяин дома был явно склонен сменить тему разговора, но Азиз горячо подхватил ее и, поняв по обрывкам фамилии виновных в неприятном казусе, презрительно заявил, что ведь они – индусы.

– Индусы ленивы и необязательны, они не имеют даже понятия о том, что такое светские приличия. Я очень хорошо их знаю – в нашем госпитале есть врач-индус – расхлябанный и необязательный тип! Это даже неплохо, что вы не попали в их дом – там вы получили бы превратное представление об Индии. Сплошная антисанитария. Мне думается, что они застыдились своего дома и поэтому не прислали за вами экипаж.

– Интересная точка зрения, – заметил Филдинг.

– Я терпеть не могу тайн и загадок, – заявила Адела.

– Да, мы, англичане, их не любим.

– Они не нравятся мне не потому, что я англичанка, а потому, что это моя личная точка зрения, – поправила она Филдинга.

– Я люблю тайны, но мне не нравится путаница, – сказала миссис Мур.

– Любая тайна – это путаница.

– Вы действительно так думаете, мистер Филдинг?

– Тайна – это всего лишь высокопарный эвфемизм путаницы. Не будет никакой пользы от копания в этом предмете. Мы с Азизом отлично знаем, что Индия – это сплошная путаница.

– Индия – путаница? Вы меня пугаете!

– Не будет никакой путаницы, если вы приедете ко мне в гости, – вырвалось вдруг у Азиза. – Миссис Мур и все вы. Я приглашаю вас всех и очень прошу принять мое приглашение.

Пожилая леди приняла приглашение; молодой врач все еще казался ей милым мальчиком, и, более того, какое-то новое чувство – наполовину слабость, наполовину нездоровое возбуждение – не давало ей взглянуть на Азиза по-иному. Мисс Квестед приняла приглашение лишь из жажды приключений. Ей тоже нравился Азиз, и она была уверена, что если узнает его ближе, то он откроет для нее свою страну. Приглашение обрадовало Аделу, и она тотчас попросила у Азиза адрес.

Только в этот момент Азиз с ужасом и содроганием подумал о своем жилище. То была отвратительная, мерзкая лачуга недалеко от нижнего базара. В доме была всего лишь одна комната, всегда полная мелких жужжащих черных мух.

– О, давайте сейчас поговорим о чем-нибудь другом, – воскликнул Азиз. – Мне хотелось бы жить здесь. Вы только посмотрите, как хороша эта комната! Давайте вместе немного ею повосхищаемся. Смотрите, какие плавные линии в основании оконных проемов! Какое невероятное изящество! Это архитектура Вопроса и Ответа. Миссис Мур, здесь вы – в Индии, и я нисколько не шучу.

Комната воспламенила Азиза. На самом деле дом представлял собой бывший зал приемов, построенный в восемнадцатом веке для какого-то высокопоставленного чиновника, и, хотя был деревянным, чем-то напоминал Филдингу флорентийскую Лоджию Ланци. К залу с обеих сторон примыкали небольшие комнатки, переделанные в европейском стиле, однако в центральном холле на стенах не было обоев, а в окнах – стекол. Сидя в холле, человек оказывался на виду у всех, словно экспонат выставки – на виду у садовника, покрикивавшего на птиц, на виду у мужчины, арендовавшего бассейн для разведения чертова ореха. Еще один человек выращивал манго. Двор был открыт, и зайти в него мог неизвестно кто, поэтому слуги Филдинга круглосуточно сидели на ступенях, своим видом отпугивая воров. Да, дом был хорош, и этот англичанин его не испортил, хотя Азиз – в припадке западничества – пожалуй, повесил бы на стены пару картин Мод Гудман. Тем не менее не было никаких сомнений в том, кому принадлежала эта комната…