Козырной день - Виктор Пронин

А вот Нефедов, повстречав в автобусе знакомых парня и девушку, собиравшихся жениться, впадает в купеческий раж — ей дарит кольцо, а парню часы. Щедрость? Нет, скорее куражливая жажда самоутверждения. И опять тишина. Молчат парень с девушкой, зная, какое золото им досталось от Нефедова.

Не думаю, что боязнь потерять эти вещички заставила их молчать. Дело сложнее. Золото перестало быть только украшением, только ценностью, оно протянуло свои сверкающие щупальца к чисто нравственным категориям. Иные женщины просто не в состоянии радоваться ни своей молодости, ни красоте, если нет на их пальцах золотого комплекта — кольца и перстня с камнем. Частенько замечаешь, что девушки, а то и парни испытывают истинные муки, чувствуют себя обделенными и глубоко несчастными без золота. А ощущать себя несчастным вредно, в душе возникает ожесточенность.

Значит, двинулось что-то в общественном сознании, обладание золотой вещью стало признаком достоинства. Оказывается, мало быть красивой, умной, образованной. Нужно золото. Оно вовсе не говорит о достатке, человек может вести нищенский во всех смыслах слова образ жизни, но золото нужно. Оно становится чуть ли не выше образования, успеха в жизни. Даже не то, чтобы выше, просто образование, успех, молодость не звучат без золота.

Не укоряя позолоченных, задумаемся — что произошло в нашем сознании? Женская рука без золота — вызов, брошенный общественному мнению, подругам, соседям, коллегам! А девушка по молодости не способная к вызову, в собственных глазах выглядит слегка обесчещенной. Без колец она не снимет перчаток в автобусе, если же кольца в полном комплекте, она не наденет перчаток, хотя пальцы зябнут, двери поминутно распахиваются, входят заснеженные люди, а она сидит, бедная, и изо всех сил показывает желающим свою причастность к миру счастливому и высокому.

Золотишко на девических пальчиках и в девических ушках не только украшает, случается, оно возбуждает в душах юношей, для которых, собственно, эти украшения и предназначены, далеко не самые возвышенные чувства. Юноши-то, оказывается, могут совсем с другим интересом смотреть на золотишко.

— Вам не приходило в голову снять кольцо с Дергачевой, когда убили ее? — спросил у Нефедова на допросе Павел Михайлович Кокухин.

— Как же, приходило, — сказал тот. — Но кольцо сидело плотно, времени не оставалось… Пришлось оставить.

— Жалко было?

— Кольцо? Конечно, жалко. Но у меня тогда еще оставалось золото, да и деньги были… Смирился.

— Ее-то за что убили?

— Д, это… Она замахнулась на меня. Сначала я не понял, чем именно замахнулась, ну, а уж когда ударил ее, то наклонился, посмотрел. Оказалось — алюминиевая ложка.

— Вы что же, ложки испугались?

— Не то чтобы испугался, а знаете, от неожиданности, наверно.

Совершено преступление. Оно, казалось бы, должно образумить, вернуть человека к вековечным ценностям. Попробовал, к примеру, Нефедов, убедился, что по ту сторону преступления никаких особых радостей его не ожидает. Более того, возникают сложности — необходимость прятаться, скрываться, ночевать где придется…

Не образумился. Даже нашел какую-то утеху в новом положении. Едет к своей бабке в другой Рязанский городишко, обкрадывает квартирантку — опять золото. Сережки, колечки, то-се — обычный комплект уважающей себя женщины. Тут же снюхался с одиноким нарушителем местного спокойствия, вместе забрались в киоск, набрали коньяка, набрались коньяка — это тоже входит в понятие красивой жизни.

Вообще, надо сказать, что выбор у Нефедова был весьма ограниченным: напиться, пошататься, попасть в вытрезвитель, выйти и на радостях снова напиться. Это не домыслы — трижды оказывался Нефедов в вытрезвителе после преступления. Надо заметить, после объявления всесоюзного розыска всем подобным заведениям были разосланы необходимые ориентировки. Но — везло Нефедову. Везло. Отпускали его из вытрезвителей. Уж очень трудно было узнать в упившемся верзиле бравого красавца.

Стали известны адреса, где его можно было ждать. В одном городке устроили засаду. Трое суток ждали — не пришел. Засаду сняли. Тут он и появляется. Что вы думаете, делают жильцы этой квартиры? Предупреждают Нефедова об опасности и отправляют с Богом. Кому помогают? Убийце, который, не задумываясь, уложит и самих хозяев, если решит, что так будет лучше.

Прокурор Кокухин рассказывает, что многие знали, где бывает Нефедов, и в прокуратуре, во время допроса, говорили полно, откровенно. Но сами не пришли. Даже девчонка, которую он изнасиловал и заразил уже после преступления, заговорила только в кабинете прокурора. Может, боялась? Скорее всего.

Однажды его ждали на Казанском вокзале в Москве. Подняли на ноги немало людей, подготовились, перекрыли все входы, выходы, учли даже возможность уйти, минуя вокзал. Ждали несколько часов, но Нефедов так и не появился. То ли планы у него изменились, то ли испугался и в последний момент передумал приезжать в Москву. Но через сутки все-таки приехал. И в первый же вечер оказался в вытрезвителе. А наутро при выписке произошла небольшая заминка.

— Как, говоришь, твоя фамилия? — спросил дежурный, перелистывая журнал.

— Там записано, чего лишний раз спрашивать… — осторожно ответил Нефедов. Судя по его помятой физиономии, по красным с перепоя глазам, ему вряд ли можно было дать меньше тридцати.

— Так, — протянул дежурный. — Задержан в нетрезвом состоянии… Хулиганил, нарушал общественный порядок…

— Выражался, в основном, — Нефедов сделал попытку принизить свою провинность. Опять же решил прикинуться дураком. Это у него получалось.

— Что-то ты мне знакомым кажешься, — с сомнением проговорил дежурный, не зная, откуда у него возникла настороженность при виде этого длинного парня — Вроде встречались с тобой, а?

— Может, встречались… Не помню, — гнул свое Нефедов, чувствуя как заколотилось сердце, как охватило его чувство опасности, исходившей от дежурного.

— Знаешь, погоди маленько, надо кое-что уточнить, — сказал дежурный, поднимаясь. — Ребята, присмотрите за клиентом, я сейчас.

Дежурный вышел в другую комнату, полистал ориентировки, навел справки и через несколько минут вернулся.

— Значит, говоришь, Нефедов, твоя фамилия? Юрий Сергеевич?

— Ну…

— Должен задержать тебя, Нефедов. Оказывается, ты очень нужен в Калуге. А молчишь… Нехорошо.

— Путают, наверно, — попытался ускользнуть Нефедов.

— Никто ничего не путает. У тебя рост за сто девяносто, тебя не спутаешь.

Спасайте, кто может!

Нефедов игриво открывает дверь кабинета Засыпкиной, подмигивает стоящим за его спиной конвойным и только после этого входит. Хмыкает, трет ладонью нос, удовлетворенный тем вниманием, которое ему оказывается последнее время. Даже сам прокурор Павел Михайлович Кокухин здесь, тоже пожаловал.

— Можно сесть? — ухмыляется Нефедов. Он уже знает, что ему грозит самое большее десять лет заключения, поскольку в момент совершения преступления не достиг восемнадцати лет.

— Садитесь, Нефедов.

— Спасибо. Вы очень любезны. — Сел, закинул ногу за ногу, осмотрелся. — Да! — вспомнил он. — А что с моими шмотками? Где они? Там же все фирменное… Не пропадут?

— За десять лет они выйдут из моды, — заметил Кокухин.

— Вы думаете? — Нефедов, видимо, впервые осознал, что такое десять лет.

— Наверняка, — заверил Павел Михайлович.

К тому же, они окажутся малы. Вам будет под тридцать. Вы станете взрослым, крупным мужчиной.

— Спасибо, — нахмурившись, ответил Нефедов. — Тогда пусть отдадут шмотки матери. Продаст — все-таки деньги.

— Думаете, купят?

С руками оторвут! — заверил Нефедов, развеселившись. — А если еще узнают, чьи шмотки… Большие деньги можно выручить.

— Думаете, штанишки в крови дороже стоят?

— Наверняка!

— Не будем торопиться. Сейчас ваши вещи — вещественные доказательства.

Допросы продолжались не один день. Выяснялись самые незначительные детали жизни Нефедова на протяжении последних месяцев. Несколько раз выезжали на пепелище, где он охотно рассказывал, как кого ударил, чем, что при этом произошло.

— Зря, конечно, самому дороже обошлось, — однажды бросил Нефедов.

А как-то долго выслушивал вопрос Галины Анатольевны Засыпкиной, молча смотрел на нее и улыбка все шире расползалась по его лицу.

— Эх, Галина Анатольевна, не знаете вы жизни!

— Да? — следователь была несколько ошарашена. — Я не знаю жизни или ее изнанки?

— Да бросьте! И с изнанки жизнь остается жизнью. Если бы вы видели, как нас обслуживали в ресторане на Киевском вокзале! А в гостинице «Россия»…

— Это откуда вас в вытрезвитель поволокли?

— Чего это поволокли? — оскорбился Нефедов.

— Ну, как же… Поскольку сами вы не в состоянии были передвигать ноги, да и все съеденное, выпитое из вас, простите, лилось, как из помойного ведра…