Когда отцветают травы - Евгений Богданов

— За победу! — отозвался ординарец.

Выпив коньяк, закусили тушенкой.

— Славно придумал, старина! — похвалил комдив. — Двадцать лет назад нас с тобой ранило…

— И двадцать лет назад был ваш день рожденья. Сегодня вам стукнуло сорок три.

— Ты тогда подарил мне портсигар…

— А помнишь, комдив, нашу любимую песню?

— Если бы гитару… — пожалел комдив.

— Гитара есть! Вот она. — Солодовников подал ему гитару, которую до сих пор прятал под столом.

Комдив уже больше не удивлялся.

— А ну-ка, ну-ка! — глаза его загорелись.

Взяв гитару, он попробовал строй и запел. Ординарец вторил ему чуть дребезжащим баском:

Ночь стоит у взорванного моста,Конница запуталась во мгле…Парень, презирающий удобства,Умирает на сырой земле.

Теплая полтавская погодаСтынет на запекшихся губах,Звезды девятнадцатого годаПотухают в молодых глазах.

Когда песня кончилась, комдив положил гитару и долго молчал, сосредоточенно дымя папиросой. Потом он заметил нечто, завёрнутое в кусок байкового одеяла.

— Это ваш завтрак, товарищ комдив, — сказал ординарец.

— Но сейчас ночь.

— Не беда. Вы утром не успели позавтракать. Я хранил этот котелок в одеяле и ждал, когда вы приметесь за крупнокалиберную кашу с мясными консервами. Но вы не соизволили уделить ей внимание. Вы поскакали верхом, когда лучше было бы передвигаться перебежками… Молодечество! Извольте теперь съесть эту кашу!

Комдив покачал головой, улыбнулся и взял ложку.

Потом они допили коньяк. Ординарец стал прибирать на столе, и в эту минуту зазвонил телефон. Комдив снял трубку. Звонил дежурный инженер с ТЭЦ.

— Разрешите врубить свет колхозу «Луч»?

— Сообщение о готовности линии подтверждено?

— Да.

— Ну, врубай! — приказал комдив.

Он положил трубку, подошел к окну, откинул штору и посмотрел вдаль, в разлив огней, к которым в эту минуту прибавилось много новых.

Рядом стоял Солодовников. Иволгин обнял его за плечи и сказал негромко:

— Вот так-то, старина!

ВЕСНА

1

Окна были распахнуты настежь, и в контору правления широкими волнами входил влажный майский воздух, пахнущий березовыми почками и теплой землей. Ветер часто менял направление. Когда он тянул с юга, в воздухе чувствовался холодок от реки, на которой дотаивали остатки льда у заберегов. Когда поворачивал к юго-западу, воздух становился теплее, в нём ощущался запах пашни и весеннего леса.

В конторе сидели трое: председатель колхоза Матвей Ильич Яшкин, счетовод Гриша Недомеров и молоденькая агрономша Тася Спицына Матвей Ильич курил и о чем-то размышлял. Он был еще сравнительно молод — на вид лет тридцати двух, с черными вьющимися волосами, худощавым лицом, усеянным мелкими оспинками. Папиросу он подносил ко рту небрежно, двумя тонкими и длинными пальцами. Когда волосы свешивались на лоб, он резким движением головы отбрасывал их назад, держался прямо, расправив широкие угловатые плечи.

Председатель был холост. Тася знала, что у него есть знакомая учительница русского языка Люда Мешкова из Заборья, на которой председатель собирается жениться, и потому у него в Заборье, в центре сельсовета, находились неотложные дела, якобы требующие немедленного выезда. С председателем у Таси были официальные отношения и наладились они не сразу.

Тася Спицына, невысокая девушка с румяным лицом, на котором пуговкой торчал короткий нос, не была красивой. Брови у нее светлые, рыжеватые, глаза узкие, голубые, глубоко спрятанные, губы пухлые, немножко надутые. Она всегда старалась быть очень серьезной и рассудительной, но это не вязалось с ее внешностью, и деловитость, которую она явно напускала на себя, разговаривая с председателем, вначале вызывала у него усмешку.

Тася пришла на работу в колхоз зимой, еще при старом председателе Ефиме Вострецове. Вострецов относился к ней доброжелательно, всегда выслушивал и, когда молоденькая агрономша советовала что-либо, произносил примерно следующее:

— Я уважаю молодого специалиста. Совет твой ко времени, очень ко времени, что говоришь — сделаем, — и, как бы спохватившись, добавлял: — Только не сейчас… Погоди маленько, будет полегче — проведем в жизнь и твое агромероприятие.

Спустя некоторое время Вострецов вспоминал совет агронома, начинал выполнять, но никогда не доводил дела до конца. Тася волновалась, нервничала. Она снова просила председателя, именно просила — требовать она еще не научилась. Он опять обещал и опять не выполнял.

Когда прибыл с курсов новый председатель, Матвей Ильич, Тася почувствовала, что с ним наладить отношения будет еще труднее. Однажды она посоветовала Матвею Ильичу возить навоз сначала на дальние участки, а уж потом на ближние. Матвей Ильич сказал:

— Я знаю сам.

Матвей Ильич не считал Тасю хорошим агрономом, потому что она молода и неопытна. В советах ее он усматривал попытку ущемить его председательское достоинство.

Тася молча перенесла обиду, выплакавшись ночью в подушку, но решила не отступать от своего. В следующий раз она посоветовала Матвею Ильичу рассыпать семена в амбаре слоем потоньше, потому что они могли испортиться из-за повышенной влажности. Матвей Ильич посмотрел куда-то поверх Таенной головы и ответил:

— Рассыплем… когда нужно будет.

Тася больше ничего не сказала, пошла к кладовщику, ответственному за хранение зерна, и велела ему рассыпать семена, как нужно. Так и было сделано. Когда председатель узнал об этом, он только усмехнулся.

Зимой Тася пришла к нему просить людей, чтобы делать торфоперегнойные кубики. Матвей Ильич и на этот раз отмахнулся от агронома:

— Делай сама. Людей нет. Да и рано этим заниматься.

— Нет, не рано! — упрямо возразила девушка. Она позвала подружек-комсомолок, сама запрягла лошадь. Навозили торфа и стали делать кубики.

Председатель спустя два дня шел мимо и заглянул к девчатам. Увидев их работу, он посмотрел на юную агрономшу уже более внимательно.

С тех пор Тася стала замечать, что Матвей Ильич при разговоре с нею смотрит ей в лицо, а не поверх головы, как это было раньше. А спустя два месяца, когда девушки принялись распикировывать рассаду, он увидел их работу и похвалил:

— Молодцы! Хорошая рассада!

Склонился над парником, бережно потрогал рукой маленькие зеленые кустики. Потом отозвал Тасю в сторонку и озабоченно спросил:

— Как думаешь, Кривому Логу известкование не повредит?

Тася, радуясь тому, что наконец-то председатель решил с нею посоветоваться, ответила:

— Анализ почвы показал повышенную кислотность. Известковать нужно обязательно.

Так постепенно у девушки стали налаживаться отношения с молодым, немножко самовлюбленным председателем.

…А теперь уже начало мая. Весна наполняла перелески птичьим щебетаньем, пробуждала к жизни козявок, зимовавших в щелях и укромных закоулках, заботливо посылала на землю потоки яркого солнечного света.

На полях началась пахота. Огородное звено, вырастив крепенькую рассаду, высаживало ее в питательных кубиках на гряды. Тася с утра до вечера хлопотала возле парников, давая огородницам советы, проверяла, как готовят почву под посев яровых, следила, чтобы не портачили трактористы.

Да мало ли забот у агронома в горячее весеннее время, когда всё живое торопится расти, зеленеть, расцветать, тянется к солнцу!

Сейчас Тася терпеливо ожидала, что скажет Матвей Ильич.

Гриша Недомеров, по прозвищу Недоверов, — паренек лет двадцати трех, смуглый, худощавый и подвижный, с красивыми, как у девушки, черными бровями, — проворно щелкал на счетах. Гриша немножко прихрамывал (в детстве его ушиб копытом конь), но это не мешало ему быть если не первым, то, во всяком случае, и не последним парнем на селе. Девушки его любили: он был общительным и остроумным и, по их утверждению, очень душевно играл на гармонике.

Недоверовым его прозвали потому, что он всегда очень придирчиво рассматривал документы, поступавшие к нему, тщательно сверял лицевые счета, каждую неделю, не особенно полагаясь на бригадиров, контролировал записи в трудовых книжках. Он знал своё дело, был во всём аккуратен и только благодаря излишней придирчивости получил это прозвище.

Матвей Ильич встал, прошелся по комнат и внимательно посмотрел на Тасю.

— Знаешь что, — сказал он ей, — иди в третью бригаду и передай от моего имени Пестунову, пусть немедленно берется за руководство. Надо же иметь совесть.

Тася молча кивнула. Задача не из легких. Поэтому она сдержанно вздохнула и сдвинула брови. Она помнила историю с Пестуновым и знала, что собой представляет третья бригада.