Мантикора и Дракон: Вернуться и вернуть. Эпизод I - Анна Кувайкова

На мгновение тело сковывает страх. Я снова иду против указания Хозяина. Он велел делать так, как написано. Но чутьё говорит об ошибке в рецепте. И как поступить?..

…Кнут рассекает воздух, обжигая кожу раскалённым металлом. Свист отдаётся звоном в ушах, смешавшись с диким, полным боли криком. Я задыхаюсь от удушливого чада факелов, от ужаса, перехватывающего горло. И раз за разом дёргаю руки, скованные цепями, пытаясь вырвать злополучные крепления и закрыть уши ладонями. Чтобы не слышать, не видеть, не знать. И не думать, что в чужом наказании виновата я со своим чёртовым чутьём!

Нет, не слышать, не знать и не видеть. Не помнить…

Прикосновение пальцев к щеке разбило пугающую картинку, отгоняя отголоски старого кошмара, сегодня получившегося устрашающим в своих реалистических подробностях. Вздрогнув, я тихо зашипела, откинувшись на спинку кресла. И снова вздрогнула, теперь от чужих эмоций, показавшихся острее. Получивших терпкий привкус ревностного удовольствия от беспокойства, граничащего с неподдельной тревогой, на лице Рика, склонившегося надо мной.

Шмыгнув носом, я слабо улыбнулась, осторожно и почти невесомо погладив его по щеке:

– Всё в порядке, правда. Устала просто… И замёрзла. И спать хочется. – И со смешком добавила: – Мята.

– Ладно, – нехотя поднялся Рик и недовольно поджал губы: – Я приду позже, надо кое-что уточнить по твоим последним конспектам. Хорошо?

– Ага, – кивнула я, сползла ниже и, свернувшись в клубок, спрятала нос в коленях.

И почти сразу провалилась в лёгкую дрёму. В этот раз мне не снились кошмарные картинки из собственного прошлого. Не снилось чувство потери и одиночества, я никого не пыталась найти в путаных лабиринтах сознания и куда-то бежать, нет. Я крепко прижималась к родному, близкому человеку, уткнувшись носом ей в грудь и наслаждаясь прикосновением знакомой руки к волосам на моей макушке. Чувствуя, как внизу живота покалывают пузырьки игристого счастья от доверительного шёпота, продолжавшего звучать в моей голове.

«Ещё немного, найдёныш… Ещё немного…»

– Ма маэре… – беззвучно прошептала я. И, сама того не осознавая, громко замурчала от предвкушения скорой встречи.

В том, что она будет, я не сомневалась. Никогда.

Пределы Грани

Серый песок стелился под ноги мелкой позёмкой. Он то поднимался, свиваясь в тугие жгуты, то опадал. Кромка бархана, так удачно заменившая случайному путнику трон, позволяла наблюдать за тем, что творилось вокруг. И видеть, как, едва ощутимая здесь, рядом с ним буря сметает всё на своём пути. Ломая. Сминая. Стирая раз и навсегда. Превращая и без того безликий пустой пейзаж в самый настоящий ад. Где нет ни сил, ни возможности выжить. Да и желания.

Мужчина сидел, опираясь локтями на колени. Он медленно, методично пропускал сквозь пальцы грубые, крупные песчинки, царапавшие кожу. Безразличный взгляд скользил по пустыне, то и дело цепляясь за линию горизонта. Не замечая, как послушные его воле Пределы Грани менялись, хаотично и бесконтрольно. Вот только ленивый, казалось бы, не знающий, что такое сопереживание и горе, нелюдь давно перестал обращать на это внимание. Зачем? Куда проще закрыться от этого мира, спрятаться от боли и горького чувства острой несправедливости в душе. Потеряться в ней, так и не сумев привыкнуть к пугающей даже его пустоте. Там, где когда-то звенела тонкая, хрупкая нить. Однажды она крепко-накрепко связала одного из самых опасных Древних с хрупким, сломанным ребёнком, смотревшим на него доверчивыми карими глазами. Связала и не отпустила, отдаваясь ноющей тоской где-то в груди.

Ко-ра-на.

Имя, пронизывающее сердце ощущением острой потери. Имя, ставшее табу в его доме. Хаосу впервые за много… очень много лет… впервые за всю его жизнь хотелось не знать, не помнить и глупо, совсем по-человечески стереть всё, что было после. И отчаянно верить, что его дитя, его дочь жива. Что стоит зажмуриться, и на плечо лягут тонкие пальцы, привлекая внимание. А такой родной, мягкий голос расскажет о новых печатях, придуманных неугомонным ребёнком. И, горя энтузиазмом, Корана с широкой улыбкой будет говорить и говорить, активно жестикулируя…

Закрыв глаза, стихий сжал кулаки и откинул голову назад, подставляя лицо дикому, слишком яркому двойному солнцу. Даже не пытаясь сдержать слёз, катившихся по щекам. Изнутри его грызло чувство вины, острое и ядовитое.

Он не справился. Он не защитил. Просто не смог. И теперь всё, что осталось Хаосу, ленивому и непостоянному, так это ненавидеть. Чисто, сильно, так, как мог только он. Ненавидеть всем сердцем и всей своей тёмной душой… свою сестру, будь она проклята и предана забвению! Она наградила его дочь проклятием собственной крови. Не захотела освободить ребёнка даже за половину мира. Ёфи так и не поняла, что, если бы она попросила весь мир, Хаос отдал бы его не задумываясь. И плевать ему на гордость и цену своего творения. Жизнь Кораны была гораздо дороже, чем всё, что бы он ни создал.

А ещё он ненавидел дракона. Ревновал собственного ребёнка к тому, кто стал центром жизни и забравшим её сердце. И пусть это глупо, но Хаос завидовал ему, самую малость, зато от души. Завидовал чёртову золотому дракону, потому что тот был рядом. Не долго, да, но был же!

Он сгорбился, медленно разжав пальцы. Песок скользнул вниз, смешавшись с каплями крови, а губы мужчины искривила горькая усмешка. Он ненавидел их всех. Ненавидел со всей яростью и порывистостью. Всех и сразу, а себя – всё равно больше. Он ведь хвалился собственной силой, властью. Принимал их как данность, милостиво позволяя преклоняться и почитать. Вот только, как всегда и бывает, когда оно было так необходимо, оказалось, что ему и предложить-то нечего. В обмен на дорогую ему жизнь. Не-че-го.

Хаос хрипло хохотнул. Ветер взъерошил длинные пряди, сменившие глубокий чёрный цвет на цвет лунного серебра. Ощущать себя беспомощным было нелепо. Как и признавать своё поражение. И, протестуя против всего этого, он вдребезги разнёс свой дом, поставив на дыбы все Пределы Грани и только чудом не уничтожив их полностью.

Хотелось. Очень. До дрожи в руках. Но, стоя среди руин и глядя обезумевшим взглядом на медленно оседающий пепел, Хаос прекрасно осознавал, что это не имеет смысла. И улыбнулся. Впервые за долгое время. Страшно и жутко. Гримаса, пропитанная болью и горечью, мало напоминала улыбку. Больше она походила на оскал хищника, потерявшего всё, ради чего стоило жить.

Конечно, это было не так. Только кому от этого легче? Он всё равно продолжал ждать, раз за разом разочаровываясь в своём ожидании. Чувство надежды становилось кислотой, разъедающей изнутри, а знакомые пальцы так и не тронули его за плечо. Но Хаос ждал… прекрасно зная, что этого не будет. Больше – нет. Его дитя сгорело, в последний раз и навсегда.

Тихие шаги почти заглушил тягучий песок. Чужое присутствие мужчина отметил лишь краем сознания, даже не повернув голову в сторону незваного визитёра. А гость устало вздохнул и уселся рядом с ним, пристроив на коленях потёртую сумку. Светлые волосы, собранные в простую косу, он перебросил через плечо.

– Здравствуй, дядюшка, – прошелестел Хаос, уставившись на горизонт и вновь пересыпая песок из ладони в ладонь.

– Здравствуй, – отозвался Авалон.

Смерив сгорбившуюся фигуру племянника оценивающим взглядом, он спустил сумку с колен, поставив на них локти, сложил руки домиком и пристроил подбородок на скрещенные пальцы.

Хаос не сразу обратил внимание, что единственный родственник, которого он терпел, изменился. Нет, это не было чем-то глобальным, но тому, кто слишком хорошо знал, кто такой Авалон и с чем его едят, не составило труда понять, в чём дело.

– Значит, ты отдал трактат, – тихо хмыкнул Хаос.

– Мне он не нужен, а им… – Авалон сделал паузу, наблюдая за бушующей вокруг бурей, – им он ещё пригодится.

– И город отпустил с жителями…

– Они не виноваты в моём эгоизме. – Древний на мгновение прикрыл глаза, словно прислушиваясь к чему-то, и улыбнулся: – Это забавно… но я только сейчас понял, как глупо пытаться насильно привязать к себе. Нет, это был их осознанный выбор, не спорю. Но он не принёс счастья. Ни им, ни мне.

Хаос на это ничего не сказал, продолжая смотреть вдаль. Сгорбившись, он старательно давил кипевшую в глубине души зависть. Едкую, разъедающую и бессильную.

– Её нет, – наконец выдавил он, закрыв ладонями лицо. – Её просто больше нет…

– Знаю, – вздохнул Авалон, качнув головой.

О конфликте сестры и брата знали все. О том, какую цену пришлось платить упрямому нелюдю, – единицы. О том, стоит ли оно того…

Стихий хмыкнул. Если Ёфи надеялась, что он простит и забудет, то ошиблась. Чем-чем, а всепрощением Хаос не страдал. Никогда.

– Почему? – Вопрос прозвучал по-детски наивно, сорвавшись с языка до того, как мужчина успел его прикусить. И, сглотнув, он всё же добавил: – Почему – она?