Смотри на меня - Джеймс Кэрол
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я перевел взгляд к окну и задумался над сказанным.
– Скорее всего, имел место вариант номер два. Они все обговорили, раскрыв карты, и пришли к соглашению, которое устраивало обоих.
– Может, она просто хотела сохранить лицо?
Я покачал головой.
– Ей важно то, что о ней думают, но это не самое главное для нее. Когда она говорила о нем как о честном человеке, я уверен, она имела в виду этот прагматизм, который связывал их семью. – Еще немного подумав, я кивнул сам себе и улыбнулся: – Но ты прав: Барбара Гэллоуэй неглупа. Она знает, что мы узнаем об измене. Это еще одна причина, почему она так сказала. Она хотела дать понять, что она приняла этот факт.
– А это ей зачем?
– Потому что она не хочет, чтобы мы слишком углублялись в его прошлое. Она хочет, чтобы их оставили в покое.
– Все тот же вопрос, Уинтер: зачем ей это нужно?
– Чтобы не запятнать репутацию Сэма. Ей это нужно, чтобы сохранить статус и деньги. В отношении ее мы всегда будем возвращаться к этим двум факторам.
– У нее только что умер муж. Вы всерьез думаете, что в такой момент она будет беспокоиться о деньгах? Вы же сами сказали: ее горе неподдельно, и она его любила.
– Можно горевать, не забывая при этом о других важных вещах, – посмотрел я на Тэйлора. – Сейчас ее беспокоит, как сделать так, чтобы ее сыну досталась отцовская фирма. Сэм – это ее прошлое. Сын – ее будущее. Она хочет сохранить свой уровень жизни навсегда, и кроме сына в этом ей никто не поможет.
– Вы о ней не самого высокого мнения. Сначала она чуть ли не продажная женщина, сейчас – какая-то Снежная королева.
– Напротив, у меня к ней нет ничего, кроме уважения. Я видел стольких людей, которые на ее месте просто разваливались на части и никак не могли взять себя в руки. Барбара Гэллоуэй выдержит все эти испытания, и это хорошо. Можно считать, что ее убийством Сэма не уничтожили. Значит, это минус одна жертва.
Мы ехали в тишине какое-то время, пока не доехали – медленно и плавно – до Мейн-стрит. На въезде в город зелено-коричневые тона естественной природы уступили место тусклому монохромному цвету городских построек.
– Что будем делать? – спросил Тэйлор. – Раскопкам конец?
– Конечно, нет. Конца раскопкам не бывает.
17
Тэйлор припарковался на свободном месте у большого белого здания полицейского управления, и мы вышли в пекло. Даже вечером жара не спадала. Я взял свою старую потертую «зиппо» и закурил, при этом прижав солнцезащитные очки к коже, чтобы по максимуму защитить глаза от белого нестерпимого сияния.
На парковке было два седана, включая нашу машину. Оба были новые. Единственная разница между нашей машиной и машиной полицейского управления была в цвете и маркировке.
Когда мы проезжали это здание в прошлый раз, на парковке было три патрульных машины, аккуратно выстроенных в ряд. Наверняка сейчас они участвовали в поиске убийцы Сэма Гэллоуэя. С точки зрения полиции, сегодня это было единственное важное событие для города.
Парковка была рассчитана на пять машин, и, судя по тому, что я успел увидеть в Игл-Крике, эти пять авто в управлении были. Возможно, было и больше. Десять машин шерифского управления и по крайней мере пять других здесь стоили около четырехсот тысяч долларов. В свете новой информации о Джаспере Моргане такая расточительность становилась более понятной. Если у тебя есть миллиард, четыреста тысяч – это мелочь.
Также стало понятно, почему Мейн-стрит в Игл-Крике напоминает Мейн-стрит в Диснейленде. По словам Тэйлора, Джаспер Морган очень любит свой город. Он хочет, чтобы Игл-Крик выглядел идеально, чтобы их Мейн-стрит была самая красивая во всей Луизиане, а может, даже на всем Юге. Но красота эта была поверхностна. Безупречны были только фасады. Взять тот же отель «Империал»: идеальный снаружи, а внутри были выцветшие ковры и изношенная отделка.
Офис Сэма располагался в самом центре, окна выходили на главную площадь. Местоположение идеально подошло бы для юриста по уголовному праву, потому что и до суда, и до тюрьмы было рукой подать. Но для юриста, который проводил большую часть рабочего времени, копаясь в бумагах, было бы логичнее держать офис чуть дальше от центра. Недвижимость там была дешевле, да и суд был достаточно близко, тем более, частые визиты туда и не требовались.
Когда мы вышли из машины, Тэйлор заторопился скрыться от солнца.
– Подожди, – прокричал я. – Мне нужно кое-что проверить.
Не бросая сигареты, я пошел к площади. Людей на ней не было, на скамейках никто не сидел. Не было видно ни одной тени от дерева, да и сидеть на улице было попросту невозможно.
Рэндалл Морган-старший возвышался на двухметровом постаменте. От земли до его макушки было не менее четырех с половиной метров. Находясь в западной половине парка, можно было из любой точки видеть на себе его строгий взгляд, в котором теперь уже навечно отпечаталось неодобрение. Казалось, он критически смотрел на весь город, приход и штат. Надпись на мемориальной доске гласила: «Рэндалл Джебедая Морган, 1863–1934», под ней: «Гигант среди людей».
Выражение лица Рэндалла было жестоким и беспощадным. Несложно было представить его в ярости из-за того, что какой-то негр позволил себе дерзость отказать ему и его готовность наказывать за эту дерзость. На лошади, в белых одеждах с капюшоном, он приезжал первым из линчевателей и уезжал последним, ведь ему как можно дольше хотелось смотреть на то, как языки пламени облизывают горящий крест, как отбрасывает огненные тени фигура висельника, раскачивающаяся на ветру.
Тэйлор стоял рядом с угрюмым выражением лица, скрестив руки. Покачав головой, он пробормотал: «Убили ни за что», развернулся и зашагал к выходу из парка по той же самой дороге, по которой мы пришли сюда. Шаги Тэйлора были гораздо длиннее моих, так что он отдалялся от меня с каждой секундой. Офис Сэма Гэллоуэя располагался на другой стороне улицы.
Тэйлор дожидался меня в тени у входа в здание. На бронзовой табличке, вкрученной в стену, была выгравирована надпись: «Юридическая фирма “Гэллоуэй и Гэллоуэй”». Она явно провисела здесь не одно десятилетие. Несмотря на регулярную чистку, в буквы уже въелась грязь, а металл покрылся зелеными разводами из-за окислительных процессов.
При ком появилась эта табличка? Я предполагал, что при дедушке Сэма – уж очень старой она выглядела. Когда Барбара Гэллоуэй говорила о передаче семейной фирмы старшему сыну, ее горе на секунду сменилось гордостью, которая основывается на исторических корнях.
Мы провели на улице пять минут – за это время я выкуриваю сигарету до самого фильтра. Уровень влажности зашкаливал, и моя футболка с Хендриксом прилипла к телу. То же самое творилось и с футболкой Тэйлора. Мне было интересно, есть ли у него белые футболки, и если да, то почему он их не носит в такую-то жару.
Тэйлор толкнул тяжелую деревянную дверь, и мы вошли внутрь здания. Я снял очки и повесил их за ворот футболки. Глаза никак не могли привыкнуть к столь резкой смене освещения. Несмотря на то, что внутри было градусов на пятнадцать ниже, я не мерз. Жара меня не беспокоит, она гораздо предпочтительнее сибирских морозов. До одиннадцати лет я жил в Северной Калифорнии, а там очень жаркое лето. А в Аризоне, где я как-то жил три месяца, было еще жарче. Но там высокая температура переносится легче, потому что уровень влажности низкий.
Зона ресепшен располагалась на втором этаже, вверх по широкой лестнице. Нас встретила администратор, которая грустно улыбнулась одними губами. Ее грусть была требованием этикета, а не проявлением искренней эмоции. В этом плане она напомнила мне Барбару Гэллоуэй. Во всем остальном они были диаметрально противоположны: внешностью, статусом и тем, что Барбара не работала ни дня в своей жизни.
Женщине-администратору было хорошо за пятьдесят. У нее были седые волосы и адекватное возрасту и должности количество косметики на лице. Одета она была достаточно консервативно – на ней была однотонная белая блузка и голубая юбка. Рабочее место было организовано максимально эффективно: прямо перед глазами – клавиатура и монитор, телефонная трубка – чуть правее.
Тэйлор предъявил полицейский жетон.
– Я – офицер Тэйлор, со мной Джефферсон Уинтер. Он помогает расследовать дело об убийстве Сэма Гэллоуэя. Спасибо, что подождали нас.
Лицо администратора вдруг перекосилось, она была готова зарыдать.
– Я не могу поверить, что мистера Гэллоуэя больше нет.
– Как вас зовут? – спросил я.
– Мэри. Мэри Сандерс.
– Вы давно здесь работаете, Мэри?
– Со школы. Как только я окончила школу, меня принял на работу отец мистера Гэллоуэя. Все как во сне, – сказала она, покачав головой, – каждый раз, когда кто-то входит, я ожидаю увидеть мистера Гэллоуэя.
Я кивнул в знак того, что понимаю ее состояние, но думал я о том, как бы нам получить от нее необходимую информацию. Если кто в компании и был в курсе того, как Сэм проводил нерабочее время, то это Мэри. Проблема в том, что она явно будет демонстрировать преданность бывшему работодателю. Особенно теперь, когда раны еще свежи.