Сыщик-убийца - Ксавье Монтепен

— Да, так должно быть. Мы знаем, что отец невиновен… но суд объявил его преступником, и мы не можем найти никаких доказательств, и необходимо чудо, чтобы мы могли найти их… теперь, через двадцать лет… мы напрасно стараемся смыть кровавое пятно с памяти умершего… Я умираю, а пятно все еще остается.

Он оживился, но страшный кашель помешал ему продолжать.

— Абель! Дитя мое! Ты страшно страдаешь, — прошептала мать.

— Нет, ты видишь: приступ уже прошел… Но слушай, так как я еще не закончил. Мне много раз приходило в голову открыть Берте ужасную тайну… Я хотел заставить ее дать обещание продолжать дело… которому мы посвятили себя… Но я решил, что молодая девушка будет бессильна там, где мы ничего не смогли сделать… Поэтому Берта не должна ничего знать.

Голос Абеля стал так слаб, что мать едва слышала его.

— Перестань, — сказала она. — Умоляю тебя! Ты убиваешь себя!

Абель хотел продолжить, но силы изменили ему.

— Мама! Благослови меня!… Я умираю!… — простонал он.

Голова его тяжело упала на подушки.

— Благословляю тебя! Благословляю тебя! — закричала мать сквозь рыдания, приподнимая больного и покрывая поцелуями его лицо, покрытое холодным потом.

Умирающий, казалось, немного оживился.

— Мама!… Когда меня не будет… ты пойдешь одна на могилу отца… и отнесешь ему от меня венок… Прощай!

Мадам Леруа ломала руки.

— Нет, мой милый, не прощайся! Не оставляй меня, дорогое дитя! Если ты умрешь, умру и я! Боже! Сжалься надо мной! Оставь мне моего ребенка!

В эту минуту в комнату вошла Берта, держа в руках склянку с лекарством. Вдова вскочила.

— Скорее! — закричала она. — Скорее!

Женщины подняли голову умирающего и дали ему выпить ложку лекарства.

Он улыбнулся и закрыл глаза.

Оставим на время скорбное жилище, в котором пролилось столько слез и должно было пролиться еще так много, и возвратимся к Филь-ан-Катру и бывшему нотариусу Раулю Бриссону.

Все арестованные были отведены на полицейский пост у заставы Клиши. Затем за ними приехал экипаж, чтобы доставить их в префектуру.

Причина ареста Филь-ан-Катра ясна.

Этот ловкий мошенник, когда не представлялось особенно выгодных дел, с большим успехом занимался воровством выставленных в магазинах вещей.

За несколько дней перед этим он украл около полудюжины часов. Описание вора так подходило к Клоду Ландри по прозвищу Филь-ан-Катр, что следователь потребовал произвести обыск на квартире мошенника на улице Шарбоньер на Малой Бойне.

Часы, спрятанные в чемодане, подтвердили подозрения.

Оставалось только арестовать его.

Его привычки были известны, и потому я тот самый вечер была назначена облава в «Серебряной бочке».

В префектуре арестованных обыскали и изъяли у них деньги и вещи, найденные в карманах. После того их ввели в общую большую залу, в которой содержатся воры, убийцы, бродяги, нищие в ожидании первого допроса, после которого их или освобождают, или отправляют в места предварительного заключения.

В ту ночь в зале, в которой поместили бывшего нотариуса и Клода Ландри, было мало народу, что позволило им найти место на одной из походных постелей, стоящих по стенам.

Ландри, нахмурив брови и стиснув зубы, не говорил ни слова. Рауль Бриссон также молчал, но так как он по природе был болтун, то это молчание не нравилось ему, и через несколько минут он счел нужным прервать его.

— О чем ты думаешь? — прошептал он, толкнув локтем товарища.

— А ты? — ответил тем же тоном Ландри.

— Я обдумываю одну пословицу.

— Какую?

— Человек предполагает, а полиция располагает.

— Я не вижу смысла в пословицах, — проворчал Ландри.

— Однако это мудрость народов.

— Может быть; но в таком случае народ слишком умен для меня.

— Вместо того чтобы разбогатеть, мы сидим под замком. Это кажется мне немного странным.

— А кто виноват? Может быть, я?

— Конечно, ты. Ты непременно хотел назначить свидание в «Серебряной бочке», хотя Жан Жеди несколько раз говорил, что это место подозрительное.

— Гром и молния! — прошептал Ландри, стиснув зубы. — Не говори мне о Жане Жеди!

— Это почему?

— Потому что он Иуда, которому я разобью голову при первой встрече. Разве ты не понимаешь, что он продал нас полиции?

— Полно! Разве это нормально?

— Он опоздал на свидание…

— Нет, нет! От этого до предательства еще далеко, и я считаю его неспособным продать своих товарищей.

— Э! Дуралей! Он был способен на все, чтобы сделать дело один!

— Не может быть! Он просто пришел слишком поздно.

— Какие глупости! Разве ты не помнишь, что комиссар сказал мне: «Я ищу именно вас». Кто же, как не Жеди, мог ему сказать, что я буду в «Серебряной бочке».

— У тебя сделали обыск, нашли часы, тебя узнали — вот и все. Это кажется мне очень просто.

— Всякий может думать по-своему. Я же уверен, что Жан Жеди нарочно навел на нас, чтобы ни с кем не делиться сокровищем с улицы Берлин. Но даю тебе слово, что это не принесет ему счастья.

— Ты хочешь устроить что-нибудь против него? — с беспокойством спросил нотариус.

— Положись на меня.

— Ты хочешь на него донести?

— Почему же нет?

— Ты с ума сошел! Заговорив про дело на улице Берлин, в котором ты сам принимал бы участие, ты рискуешь самое меньшее пятью годами тюремного заключения, а нет — так и каторжными работами.

Ландри покачал головой:

— Черт возьми! Ты, может быть, и прав.

— Конечно, я прав, — продолжал бывший нотариус. — Подумай только: если Жан Жеди ничего не украл на улице Берлин, он выйдет из дела белее снега, а тебя засадят на его место. Кажется, ясно?

— Да, конечно. Но тем не менее он должен поплатиться и поплатится.

— Каким образом?

— Ба! Стоит только подумать, и всегда что-нибудь придумаешь.

В эту минуту в залу ввели целую шайку бродяг, и все пустые места на постелях были тотчас же заняты. Ландри и Бриссон должны были закончить свой разговор.

Бывший нотариус скоро заснул, а его товарищ думал всю ночь, составляя план мщения.

Утром, когда сторожа пришли мести залу, двое приятелей возобновили прерванный разговор.

— Тебя сейчас позовут к следователю; надо уговориться заранее. Меня могут наказать только за бродяжничество и ни за что больше. Я отделаюсь одним годом. Ты не будешь говорить обо мне?

— Нет.

— Наверное?

— Будь уверен.

— Ты ничего не скажешь про дело на улице Берлин?

— Ни слова.

— Ты прощаешь Жана Жеди?

— Ни за что в жизни!

— Значит, ты донесешь на него?

— Это мое дело.

— Если хочешь остаться со мной в дружбе, то я советую тебе не заниматься им…

— Однако, черт возьми! — перебил Ландри. — Оставишь ли ты меня в покое?!

В эту минуту дверь в залу снова отворилась, и на пороге появились три сторожа, из которых один держал бумагу, исписанную именами.

Этот сторож, сделав несколько шагов, взглянул в залу и громко произнес:

— Проспер Ландье.

— Здесь, — ответил молодой человек лет восемнадцати, выходя из рядов.

— Бернар Жолье.

— Здесь.

— Клод Ландри.

— Здесь.

И сообщник нотариуса в свою очередь вышел вперед.

Все трое сейчас же были переданы на руки солдатам, которые по лабиринту коридоров и лестниц проводили их в галерею, куда выходят кабинеты следователей.

Клод Ландри шел, опустив голову, погруженный в размышления. Он готовил ответы на вопросы следователя и придумывал средство запутать Жана Жеди в свое дело.

Его позвали первым, солдаты втолкнули его в кабинет, а сами встали сзади.

Следователь сидел за столом. Около него за маленьким столиком сидел письмоводитель, который должен был вести протокол допроса.

Прежде чем начать, следователь взглянул на Ландри: у него был приличный вид, поэтому первое впечатление было благоприятным.

Затем он начал задавать обычные вопросы.

Ландри отвечал самым кротким голосом.

После неизбежных предварительных вопросов следователь наконец перешел к факту, на котором основывалось обвинение.

— Вы обвиняетесь, — сказал он, — в том, что украли шесть пар часов на выставке у часового мастера в предместье Сен-Дени. Что вы можете на это ответить?

— Я отвечу, что виноват, — прошептал Ландри, разыгрывая глубоко огорченного. — К тому же, как мог бы я отрицать, когда часы найдены у меня?

— Действительно, вот они.

— Тем не менее я осмелюсь утверждать, что гораздо меньше виновен, чем это кажется.

Следователь привскочил.

— Меньше виновны, чем кажется? — повторил он, глядя ему в лицо. — Эта претензия по меньшей мере странна. Вас видели в ту минуту, когда вы воровали, а после этого нашли в вашем чемодане украденные вещи.