Ключ к бессмертию - Сергей Пономаренко

– Марыся, сообщите маменьке о нашем приезде и горячий самоварчик быстренько на стол. Я сам разберусь, где раздеться, – скомандовал Дмитрий. – Мы чуть не околели от холода в дороге, по стопке водки нам не помешает!

В этом огромном доме жилым было лишь основное здание, флигеля пустовали и не отапливались. Из прихожей Дмитрий провел Василя в гостиную, обставленную по-городскому. В глаза бросился огромный буфет, где за стеклом красовались фарфоровый сервиз и множество хрустальных бокалов. В углу стоял рояль, крышка клавиатуры была поднята, ноты на пюпитре были раскрыты – видимо, совсем недавно здесь музицировали. Длинный прямоугольный стол, покрытый белой скатертью, был накрыт на четверых, посередине стояла корзиночка с хлебом, прикрытая вышитой салфеткой.

Дверь на противоположной стене открылась, и в гостиную вошли худощавая, очень бледная женщина лет сорока пяти в длинном пышном платье и молоденькая изящная девушка приятной наружности, сразу окинувшая Василя лукавым, насмешливым взглядом.

– Мой товарищ, Василь Хома, – представил Дмитрий своего друга. – Маменька, Зинаида Филипповна.

– Очень приятно познакомиться с близким товарищем сына. – Женщина протянула руку, и Василь, склонившись, поцеловал ее.

– Моя сестра Яринка.

– Ты нас уже знакомил – в университетской библиотеке, – напомнила девушка. – Судя по отсутствующему взгляду твоего товарища тогда и недоуменно-удивленному сейчас, еще раз познакомиться будет не лишним. – Яринка шутливо изобразила книксен.

– Прошу прощения, мадемуазель Яринка, больше этого не повторится. – Василь смутился. – Углубившись в работу, я бываю рассеянным и невнимательным к окружающим.

– Абсолютно верно, в работе Василий педант в лучшем значении этого слова.

– Мы не во Франции, так что прошу называть меня просто Яринка, – непринужденно попросила девушка.

– Дмитрий, ты был за рулем? Неужели отец это допустил? – с тревогой в голосе спросила Зинаида Филипповна.

– У отца неотложные дела, последнее время он едва не ночует на работе – ситуация на Украине очень тревожная. Я же окончил курсы вождения, все эти дни практически работал у отца водителем, поэтому он с легкой душой поручил мне съездить за вами.

– Все же это было неразумно с его стороны!

– Как здорово, что ты приехал, милый братик! – Яринка обняла и поцеловала Дмитрия. – Если бы не ты, мы бы отсюда не выбрались.

– Отпразднуем Рождество Христово, погуляем на Святки и не спеша отправимся в обратный путь.

Обед закончился, когда за окном стемнело, и лишь снег отсвечивал мертвенной синеватой белизной. Василь напомнил товарищу:

– Дмитрий, ты обещал рассказать историю о том, как твой предок приобрел дворец Ходкевичей.

– Хорошо, пойдем в мою комнату – я тебе кое-что покажу.

Дмитрий взял керосиновую лампу, провел Василя по полутемному коридору в самый его конец и открыл дверь в небольшую комнату. Даже при недостаточно ярком свете лампы Василь, беглым взглядом осмотрев ее, понял, что она совмещает в себе кабинет ученого и, судя по широкой деревянной кровати, над которой когда-то был балдахин, спальню. У стены стоял высокий книжный шкаф, под самый потолок. Чтобы добраться до верхних полок, требовалась стремянка, она в сложенном виде находилась здесь же. У окна стоял массивный двухтумбовый письменный стол, на котором аккуратными стопками были сложены книги и листы белой бумаги. В углу на темной тумбе белела мраморная скульптура женщины полметра высотой. Дмитрий подошел к скульптуре поближе, освещая ее, и Василь заметил над ней небольшой портрет улыбающейся девушки в золоченой рамке. Девушка стояла вполоборота, показывая ниспадающие на спину завитые рыжие волосы, длинную изящную шею, бархатистую, словно светящуюся изнутри кожу обнаженного плеча. Гармоничные черты прекрасного лица, живые голубые глаза, в глубине которых пряталась грусть, и в то же время взгляд был изучающим, будто она спрашивала у смотрящего на нее: «С чем ты пришел? Можно тебе верить?»

Василь ощутил, что его бросило в жар, и он невольно отвел глаза, словно встретился взглядом с живым человеком. Сердце выскакивало из груди, еще никогда он не ощущал ничего подобного, глядя на портрет или картину. Мастерство художника поражало, будто он не только написал портрет, но и вдохнул в него жизнь.

– Вот она, княгиня Розалия Любомирская из Ходкевичей, – сказал Дмитрий. – Виновница того, что мой предок, шевалье Шарль де Виржи, младший сын графа Анри де Виржи, покинул Францию и купил этот дом у вдовы, пани Марии Ходкевич, за баснословно высокую цену. До этого дом простоял пустым целых полтора десятилетия, так как графиня построила новый дворец в местечке Млынов.

– Выходит, у тебя аристократические корни, – пробормотал Василь, еще не придя в себя. У него даже возникло ощущение, что лицо молодой женщины на портрете ему хорошо знакомо.

– За добрую сотню лет французская кровь неоднократно смешивалась с украинской, так что очень трудно вычислить, на сколько процентов я являюсь французом. Моя маменька, Зинаида Филипповна, была единственной дочерью Филиппа Девиржи, последнего мужчины из этого рода, и, когда сочеталась браком с моим отцом, поставила условие: чтобы род де Виржи не был забыт, их будущий сын, то есть я, будет носить двойную фамилию. Поэтому мои отец и сестра носят фамилию Кожушко, а моя маменька и я – Кожушко-Девиржи.

– Как я догадываюсь, отношения красавицы Розалии Любомирской и твоего предка, Шарля де Виржи, были не столько романтичны, сколько трагичны? Нечто сродни любви Ромео и Джульетты?

– Их любовная история не похожа на известную трагедию Шекспира. К тому времени как Розалия познакомилась с Шарлем, она была замужем за князем Александром Любомирским, генералом, весьма известной личностью. Розалия родила от него двух прелестных малюток. Судьба случайно свела Любомирскую и де Виржи, это случилось потому, что она в то время проживала во Франции. Но если ты предположишь, что их история напоминает описанную в известном романе Льва Толстого «Анна Каренина», то опять попадешь пальцем в небо.

– Я не буду искать аналогии в литературе, пока не услышу твой рассказ.

– История довольно длинная. – Дмитрий на мгновение задумался, но тут же его лицо просияло. – У меня возникла мысль: ты не только услышишь от меня эту историю, но и поможешь мне.

– Дмитрий, перестань говорить загадками!

– Василь, должен тебе признаться: меня очень привлекает литературное творчество, со многими моими стихотворениями ты знаком. Хочу попробовать себя и в прозе. Я описал историю Шарля де Виржи, получился небольшой роман, вот только никак не могу придумать концовку. Прочитай, мой друг, и помоги добрым советом.

– С удовольствием прочитаю, но не могу обещать, что помогу. Я историк, а не литератор, не беллетрист и уж тем более не критик.

– Достаточно будет того, что ты откровенно поделишься своими впечатлениями о прочитанном, возможно, это мне поможет.

– Дай бог!

Дмитрий подошел к столу, ключом открыл ящик и достал оттуда стопку исписанных листов.

– Вот мой труд. Шарль де Виржи оставил после себя разрозненные записи, я использовал их при написании романа. Так что описанные мною события – не мой вымысел. Название роману я тоже пока не придумал и в этом полагаюсь на тебя.

– Буду рад, если смогу чем-нибудь помочь. – Василь нетерпеливо посмотрел на первый исписанный лист с заглавием «Франция, 1793–1794 годы».

– Пожалуй, я пойду, а ты располагайся здесь. Позже подойдет Марыся и перестелет постель. Не вздумай лечь спать – через пару часов будет легкий ужин.

– Благодарю, но обед был очень сытным, и после него прошло совсем мало времени.

– Возражения моя мама не принимает, не забывай – она из рода де Виржи, у которого девиз был «Не уступающий!».

Как только Дмитрий покинул комнату, Василь сел за стол и начал читать рукопись.

Ночная пора – не лучшее время для прогулок, тем более под холодным моросящим дождем, и особенно в неспокойный час революционных перемен. Редкие «голландские»[24] фонари едва рассеивали ночной мрак: революционная целесообразность вынуждала экономить на всем, в том числе и на освещении улиц, затее «короля-солнце»[25]. По затихшему, сонному, словно вымершему городу едва слышно, будто боясь потревожить сон горожан, шли двое. Закутанные в черные плащи, делающие их фигуры почти квадратными, в одинаковых шляпах с высокими тульями, они отличались лишь ростом. Тот, что был пониже, предводительствовал в этой паре, он явно хорошо ориентировался в паутине зловонных узких улочек и переулков. Они обходили стороной широкие улицы и площади, где уличное освещение было несколько лучше, их не пугали расплодившиеся грабители-стервятники, обуреваемые жаждой наживы и славы Картуша[26], рыщущие в ночи в поисках добычи. Лишь встреча с патрулем национальной гвардии, обеспечивающей ночное спокойствие парижан, была им крайне нежелательна, ведь в этом случае вполне можно было оказаться в городской тюрьме.