Жизнь и времена Горацио Хорнблауэра, знаменитого героя морских романов С.С. Форестера - Сирил Паркинсон

Это был первый случай, когда Хорнблауэр побывал под огнем, и мы слишком мало знаем о том, какую роль он сыграл в этом деле. Письма, написанные мичманами, обычно выбрасывают, а Хорнблауэр, к тому же, находился в особом положении, так как ему, собственно, и некому было писать. Конечно, была чета Роусонов и, может быть, он направил бы им какое-то сообщение, но они мало интересовались юношей, так что он вряд ли бы писал им подробно, а они, скорее всего, не сохранили бы его письма. Тем не менее говорят, что боевой пост Хорнблауэра был на грот-марсе, где он и был легко ранен обломком поврежденной грота-марса реи. От этого ранения у него остался небольшой, но надолго сохранившийся шрам слева от левой брови — слишком маленький, чтобы быть увековеченным на портретах, но заметный для, скажем, каждой будущей партнерши на балу. После сражения в день Св. Георгия эскадра возвратилась в Портсмут и можно предположить, что следующий визит Хорнблауэра в кофейню «Голубые Столбы» был несколько хвастливым. Его доля призовых денег за захват «Помоны» была, конечно же, небольшой, однако достаточной, чтобы заказать новый мундир у лучшего портного. Этот мундир и заметный шрам прибавляли ему солидности. Этот мичман уже побывал в бою, что было видно уже с первого взгляда. Однако ему недолго суждено было наслаждаться этим успехом. Почти сразу же эскадра вновь вышла в море, и «Аретьюза» получила приказ отделиться от остальных кораблей, чтобы охотиться за французскими торговыми судами в Бискайском заливе. После захвата на каждое подобное судно высылался призовой экипаж. Пятой жертвой стала «Мария Галанте», бриг из Бордо, следующий с грузом риса в Новый Орлеан. Хорнблауэру дали четверых матросов и приказ отвести бриг в ближайший английский порт. Это было его первое самостоятельное командование, и он мог быть доволен оказанным ему доверием. К сожалению, бриг сдался только после обстрела, а одно из ядер проделало ему пробоину у самой ватерлинии. Груз риса разбух от морской воды и так сильно разрушил корпус брига изнутри, что тот стал тонуть. Хорнблауэр был вынужден покинуть судно, набив пленных французов и победителей-англичан в одну крошечную шлюпку. Эта шлюпка была захвачена французским капером «Пика» и Хорнблауэр впервые в жизни оказался в плену. Свой восемнадцатый день рождения (4 июля 1794 года) он встретил на палубе «Пики», пытаясь читать французский учебник навигации. К счастью для него, на следующий день «Аретьюза» захватила «Пику», в чем ей помог пожар, разгоревшийся на корсарском корабле; устроил этот пожар Хорнблауэр.

Вскоре после этого Хорнблауэр появился на Нормандских островах, где временно принял командование тендером «Роялист», на котором нес патрульную службу у французского побережья. Похоже, офицер, командовавший тендером, был убит, и Хорнблауэру пришлось выводить тендер из очень опасной ситуации. Однако вскоре его сменил лейтенант, и Горацио был отослан обратно на «Аретьюзу». Вновь очутившись на своем фрегате, Хорнблауэр сыграл определенную роль в захвате французского корвета «Папийон», который «Аретьюза» загнала в устье Жиронды. Шлюпки с фрегата захватили корвет благодаря неожиданности, а Хорнблауэр, с командой гички, поставил грот-марсель «Папийона» и таким образом, дал мистеру Экклсу возможность управлять захваченным кораблем. Это произошло в начале сентября (4–5 числа), а затем «Аретьюза» провела бой с меньшим французским фрегатом, «Евгенией» (28 пушек), который и захватила 17 октября. В этом бою Хорнблауэр занимал пост на бизань-мачте и едва избежал смерти, когда та была сбита. «Евгения» отважно сражалась, особенно учитывая ее небольшие размеры, а повреждения, которые она успела нанести противнику, прежде чем ее взяли на абордаж, были столь велики, что «Аретьюза» требовала серьезного ремонта. «Аретьюза» и «Евгения» вместе возвратились в Портсмут и в ноябре встали в док, а команду направили на плавказарму «Графтон». Офицеры и мичмана получили отпуск на берегу, но Хорнблауэр, которому было некуда ехать, остался на «Графтоне». Здесь он стал адьютантом сэра Эдварда и сопровождал его во время визитов на верфь. Пеллью уже ходатайствовал о назначении на «Неустанный» и как раз начинал свою последнюю схватку с Адмиралтейским Советом. Было уже слишком поздно, чтобы что-то делать с мачтами и реями, поскольку такелаж на корабле уже был установлен, но еще можно было изменить балласт. Пеллью был великолепным морским практиком, но чиновники с верфи быстро дали ему понять, что он не является квалифицированным кораблестроителем. Однако он все же был членом-учредителем Общества по улучшению строительства кораблей, которое образовалось в 1791 году с герцогом Кларенсом в качестве председателя. А что еще важнее, в декабре из Вест-Индии вернулся капитан Шенк и быстро вступил в борьбу на стороне Пеллью. Хорнблауэр попал в неудобное положение, когда получил вместе с Пеллью приглашение на обед «У Георга» с адмиралом-комендантом порта и неожиданно узнал, что там же будет Шенк. Он мог себе только представить ту минуту, когда сэр Эдвард, проводя церемонию представления, скажет: «Ну, а с мистером Хорнблауэром ты уже знаком». Когда же Шенк ответит (ведь может же он так сказать), что никогда ранее Хорнблауэра не встречал и даже никогда о нем не слышал, Пеллью может подумать, что его молодой адъютант — лгун. Хорнблауэру хватило трезвого рассудка, чтобы тут же представиться Шенку и объяснить ему это недоразумение. Перед ним оказался огромный мужчина в капитанском мундире, который говорил с протяжным девонширским акцентом. Хорнблауэр начал было оправдываться, но все это стало ненужным, стоило ему только произнести имя Тимоти Блэккета.

— Как, и старина Тим здесь? — взревел Шенк, — и он построил модель «Неустанного»? Идем его проведать!

Затем последовали посиделки в доме Блэккета, во время которого модель плавала в деревянном корыте, а два энтузиаста погрузились в техническую дискуссию на тему центра тяжести. Решили взять модель вместе с корытом к «Георгу» и после обеда представить адмиралу — коменданту порта свои аргументы.

И еще раз благодаря «Воспоминаниям» сэра Джошуа, мы можем узнать, что случилось далее:

«Чиновники с верфи военно-морского флота считали, «что «Неустанный», после того, как с него снимут верхнюю палубу, сможет также хорошо держаться на воде с мачтами и пушками фрегата, но с тем же самым балластом, что на нем был как на линейном корабле… Сэр Эдвард Пеллью доказывал, что такой корабль будет слишком плохо всходить на волну и утратит мачты при первом же шторме. Дискуссия достигла своей кульминации во время обеда, который сэр Эдвард давал уполномоченному из Адмиралтейства, мне, как адмиралу — коменданту порта, капитану Шенку и нескольким другим джентльменам, имен которых я сейчас уже не могу припомнить. После обеда у того же «Георга», сэр Эдвард пригласил всех присутствующих принять участие в эксперименте, проводимом в конюшне или в амбаре, стоящем во дворе. Гости увидели там подробную модель «Неустанного», плавающего на воде с оснасткой и вооружением фрегата. К верхушкам мачт были привязаны шнуры с грузами, и плотник с «Модеста» с помощью некоего мичмана показывал, какая нагрузка приведет к тому, что корабль ляжет бортом на воду — этот груз соответствовал силе штормового ветра. Затем сэр Эдвард представил расчеты, из которых вытекало, что сила эта будет превышать допустимые нагрузки для наветренных вант. Невозможно было отрицать, что все это было доказано со всей убедительностью, а некоторые штатские специалисты были очень недовольны, что их выставили дураками. И именно капитан Шенк поспешил им помочь, указывая, что центр тяжести корабля можно эффективно поднять, установив снова на юте 18-фунтовки, порты для которых были предварительно спроектированы. Эти пушки могли бы заменить предполагаемые к установке 12-фунтовки, а пушки на носу следовало заменить 42-фунтовыми карронадами. В конце концов, с этим согласились, хотя пришло к этому только после того, как Адмиралтейство отменило предыдущее решение своего совета. В результате появился фрегат, обладающий высокой скоростью, вооруженный 24-фунтовками на главной палубе и с исключительно мощным бортовым залпом. В течение нескольких месяцев «Неустанному» вернули его прежние мачты с реями, и позднее — с чем каждый должен был согласиться — он стал ценным оружием в руках своего знаменитого командира, который перевел на «Неустанный» всю свою команду с «Аретьюзы».