Профессия – первая леди - Антон Леонтьев

Зато посетители ярмарки были в восторге, что встреча со всенародно почитаемой Серафимой Гиппиус по неизвестной причине затягивается и затягивается. Я подписывала одну «Титикаку» за другой, а в душе разгорался бледный огонь. Вот оно, подлинное лицо власти! Президентши ведь в курсе, что я жду их, но опаздывают на полтора часа, и хоть бы хны! Не будь я такой конформисткой, поднялась бы сейчас и поехала в Перелыгино!

А что, может, так и сделать? Я заявила издателю:

– Кажется, мы напрасно ждем. Гости не пожалуют. И вообще, мне хочется пи-пи и ка-ка.

– Серафима Ильинична, – буквально взмолился тот. – Они уже на ярмарке, в павильоне с детской литературой. Потом осмотрят школьные учебники и затем…

– Затем меня вынесут отсюда ногами вперед, – заметила я, – и прямиком до мавзолея Хомучека! Мне до ужаса хочется курить. И кофея хлебнуть! Так что если президентши появятся в мое отсутствие, велите им немного подождать!

На самом деле, конечно, никуда я не ушла. Потому что едва я решила выскользнуть из зала, чтобы насладиться сигаретой, как народ, толпившийся вокруг меня, вдруг расступился. Показались молодые люди в черных костюмах, солнцезащитных очках и с проводками за ушами.

– Они здесь! – благоговейно произнес издатель. – Где фотограф? Сегодня же разместим на сайте ваше фото с двумя президентшами. Операторы с телевидения, пропустите их поближе! Быстрее, быстрее!

Я нацепила самую сладкую из своих улыбок. Я не имею ничего против президента Бунича и его жены, но заигрывать с властью – не в моих правилах. Доверяю эту тонкую материю престарелым лирикам и оскароносным режиссерам. Хотя, признаюсь, наше семейство тоже не без грешка…

Моя мамочка, знаменитая летчица и полярный исследователь, Нинель Рубеновна Гиппиус, урожденная Гуаданини, была на короткой ноге с товарищем Сталиным. Наша семья жила тогда в Союзе. Вроде бы именно это и спасло ее от очернительных доносов и сексуального интереса шефа НКВД Берия к собственной персоне. Моя матушка не уставала повторять, что на самом деле она – незаконнорожденная дочь одного из грузинских князей. Иосиф Виссарионович и сам страдал от подобных наветов – глухо шептались, что его отцом был не сапожник Виссарион Джугашвили, а некий представитель кавказской аристократии, в доме которого его мать работала прачкой.

Мой папочка, Илья Древославович, переводчик с санскрита и литературный критик, был вынужден терпеть платоническую любовь между тираном и своей женой. Маму частенько забирал черный «ЗИЛ», который доставлял ее на дачу Сталина или в его кремлевские апартаменты. Она пила с тираном чай и сплетничала, а о ней самой сплетничали, что она является любовницей тирана и вождя, и именно поэтому наша семья пережила страшные годы без забот.

Когда диктатор скончался, моя матушка, лучше других осведомленная о его кровавых преступлениях, искренне рыдала, по ее капризу мы немедленно переехали из Москвы на родину папочки в Экарест (в Герцословакии правил Готвальд Хомучек, вурдалак, ни в чем не уступавший в своей кровожадности Сталину, – и это грело душу моей родительницы), а портрет Иосифа Виссарионовича украшал ее спальню до середины восьмидесятых. Я иногда думала, что сплетни о ее любовной связи со Сталиным не такие уж и сплетни, а я-то появилась на свет, когда «вождь всех времен и народов» был еще жив, поэтому кто знает, чья я на самом деле дочка… Но у дорогой мамочки я так и не рискнула спросить об этом – мой дорогой папочка, впрочем, тоже!

Я следовала наставлениям отца – никогда не сливалась в восторженном порыве с властью, но и никогда не шла на нее войной. Ни то ни другое не имеет смысла и принесет тебе проблемы, говорил он не раз.

Две изящные дамочки неспешно следовали к моему стенду. Лоретта Гуш была в строгом костюме нежно-персикового цвета. Надежда Бунич выделялась строгим ярко-желтым костюмом с синими вставками и перекинутым через плечо шотландским клетчатым платком. Наша президентша отличалась экстравагантным вкусом.

– Добрый день, – произнесла на неплохом герцословацком Лоретта Гуш.

Надежда Бунич добавила:

– Здравствуйте, Серафима Ильинична!

Американка была невысокой, чуть полноватой особой с темно-каштановыми волосами и умным, запоминающимся лицом. Я еще никогда не видела так близко ни ее, ни Надежду Бунич. Наша президентша была дамой высокой, с представительной фигурой, выпуклости которой удачно подчеркивало яркое одеяние, ее светлые волосы были подстрижены в форме каре.

Лоретта Гуш протянула мне руку, Надежда Бунич последовала ее примеру. Я на секунду посмотрела в ее лучистые зеленовато-голубые глаза. Небольшой вздернутый носик, капризные губки, ухоженная кожа.

К нам подоспел переводчик, но я отпустила его небрежным жестом – мне ли, преподавательнице американского университета, общаться по-английски через толмача. Надежда Бунич, как выяснилось, говорила по-английски еще не очень хорошо, поэтому они щебетали с Лореттой Гуш по-французски.

Не сдержавшись, я демонстративно посмотрела на наручные часики, и этот жест не ускользнул от Надежды Бунич. Она едва заметно нахмурила лобик и закусила губу, в глазах мелькнуло раздражение. Ей не понравилось, что я так открыто намекаю на их полуторачасовое опоздание.

– Госпожа Гиппиус, я очень люблю ваши книги, – вещала супруга американского президента. – Герцословацкая литература – уникальное явление! Мой любимый автор – Тостоевич. Его «Сестры Кандрамаз» – это вершина философского творчества!

Американка когда-то работала библиотекаршей.

– Жаль только, что мой Джордж не может осилить больше двух страниц из Тостоевича, сразу начинает клевать носом, – с улыбкой добавила она. – Любимые книги Джорджа – это серия о Гарри Поттере. Чтение его быстро утомляет, поэтому он слушает компакт-диски с текстом.

Эта реплика рассмешила Надежду, и она стала рассказывать о литературных пристрастиях своего супруга, который как-то заснул в самолете, так и не дочитав первую страницу «Алхимика» Коэльо.

– Полностью с ним согласна, – поддержала я Надежду Сергиевну. – Как и ваш муж, я не понимаю шумихи вокруг Коэльо и его произведений!

Разговор плавно перемещался с темы на тему. Я надписала две «Титикаки» – по-английски для Лоретты Гуш и по-герцословацки для Надежды Бунич.

– Кстати, госпожа Гуш, вы видели на ярмарке мемуары вашей предшественницы Хилари Блинтон, – поинтересовалась я, протягивая свою книгу с автографом американке. – Трогательная история, не так ли? И как это она снесла измену мужа Клина?

Меня так и подмывало спросить, изменяет ли самой Лоретте ее пресный и фанатичный супруг, но наша президентша не дала мне смутить американку интимным вопросом.

Надежда Бунич немедленно сменила тему, засыпав меня комплиментами по поводу моего великолепного стиля и сочного герцословацкого языка.

– Вы работаете в американском колледже? – вежливо осведомилась американка.

Я пояснила ей, что преподаю герцословацкую литературу и литературное творчество в Корнелле.

– О, герцословаков в американских вузах сейчас предостаточно, – заявила я. – И в Корнелле в конце сороковых – начале пятидесятых преподавал один литератор из герцословацкой эмиграции, запамятовала его имя, некто малоизвестный и незначительный, глупую книжку о девочке написал, о нем и говорить нечего…

Лоретта Гуш вежливо улыбнулась. Надежда Бунич посмотрела на часы, и я поняла, что это – ее ответ на мой беспардонный жест. Президентши собирались покинуть ярмарку.

– Госпожа Гиппиус, вы должны приехать с литературными чтениями в США, – пригласила меня Лоретта Гуш. – Мой секретарь свяжется с вами, я считаю, что американцам нужно как можно больше знать о современной герцословацкой литературе. А вы ее самый яркий представитель!

– О, спасибо, спасибо, – произнесла я, – кстати, госпожа Гуш, я в восхищении от вашего супруга-президента! Я плохо разбираюсь в политике, но, по моему скромному мнению, Джордж Гуш – самый выдающийся американский президент… со времен своего предшественника Клина Блинтона!

– Лора, нам пора в Великий театр, «Дон Кихот» начнется через десять минут, – заметила нервно Надежда Бунич. Я внутренне усмехнулась – с балетом тоже придется подождать: его не начнут, пока в ложе не окажутся две почетные гостьи.

Последовала процедура прощания. Энергичные рукопожатия и улыбки. Я снова встретилась взглядом с Надеждой Бунич. Затем мое внимание привлекла деталь ее туалета, на которую из-за пестроты ее наряда я до сих пор не обратила должного внимания.

Шейку президентши обвивала тонкая золотая цепочка, спускавшаяся на грудь. А на цепочке покачивался кулон – полумесяц из белых бриллиантов, между рожек которого покоилось круглое рубиновое солнце.

Меня прошиб холодный пот. Я никогда не жаловалась на галлюцинации или видения. Точно такую драгоценность я видела совсем недавно – в ухе бедняжки, которую нашла на дне колодца! Только там это была сережка, а у Надежды Бунич – кулон!