Служу Советскому Союзу 3 - Василий Высоцкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Слово заветное? Хм… Слышь, Николавна, если парнишка твоему суженому-ряженому слово заветное скажет, а тот пить перестанет, то что тогда сделаешь? — повернулся заинтересованный председатель.
— Да я тогда в церкви всем святым свечек наставлю, — покачала головой женщина. — Я и так уже не знаю, каким богам молиться, чтобы убрал из нашей жизни эту отраву проклятущую.
— А вот это ты перестань. Ты же партийная! Как же ты после этого в церкви свечки будешь ставить? Тут либо крестик сымай, либо партбилет на стол!
Женщина из-под бровей взглянула на председателя, потом перевела взгляд на меня:
— Я отблагодарю… Я… я нашим девчонкам в столовке скажу, чтобы вам сытнее накладывали… Я… я…
— Этого будет достаточно, — кивнул я. — Денег не надо, а вот личный состав должен быть накормлен.
Сергей Степанович с усмешкой взглянул на меня:
— Смотрю, ты за своих горазд жопу рвать.
— Мы же студенты, — пожал я плечами. — Народ небогатый, потом наголодаемся, так что хоть тут слегка отъедимся.
— Ну, на многое не рассчитывайте. Как поработаете, так и ложками помахаете.
— Разберемся, — хмыкнул я в ответ.
Шофер переглянулся с председателем. Тот поджал губы, мол, во какой сурьезный человек с нами едет.
Вот и нужная изба показалась. «Убитый» уже лежал на диване и тихонько постанывал. Я проверил пульс, осмотрел на предмет колотых ран. Ничего не было. Да, нос сломан, но это дело поправимое. Ещё не было правого верхнего клыка, над бровью рассечение. В общем, кровью измазался, но по факту ничего серьезного.
В комнате небогато. Мебель старенькая, лакированная поверхность на шкафу местами облупилась, стыдливо показывая желтоватую древесину. В серванте не хватало одного зеркала. Да и посуда там стояла скудно, скорее для вида, чем просто для сохранности. На полах вязаные дорожки-половицы. Телевизор под салфеткой, на экране слой пыли.
Всё это я успел заметить, пока наблюдал «пострадавшего».
— Зря только панику поднимали, — сказал я, когда перестал ощупывать лежащего. — Ничего существенного. Через неделю будет как новенький.
Увидев меня, Семен взглянул на жену:
— А этот чего здесь? Опять за опилками? Степаныч, а ты как здесь?
— Как я? А я посмотреть на тебя явился. Запомнить, так сказать, чтобы потом по ночам снился, — покачал головой председатель.
— Не дождешься. Я не баба, чтобы тебе по ночам являться, — буркнул лежащий, а потом посмотрел на жену. — Машка! Там чего осталось? Налей мне там… Для обезболивающего. Вишь, я это… как его… лицо пострадавшее за моральные принципы.
— За аморальные принципы, — покачал головой председатель. — Когда же ты только напьешься, Сенька?
— На свои пью, чай не на казенные, — огрызнулся Семен. — Степаныч, поздно уже меня воспитывать. Раньше надо было.
— Мне нужно ведро и рюмка водки, — сказал я, поднимаясь.
— Ты чего, с ним что ли? — сощурился председатель.
— И чтобы все вышли отсюда. Минут пять нам дайте. И ни в коем случае не входите. Чтобы вы не услышали — не входите, — проговорил я серьезно.
Похоже, что моим словам поверили. Семен полупьяно следил за мной, красные глаза неотрывно следовали за моими руками.
Марья принесла то, что я просил. Я кивнул, а потом жестом попросил их на выход.
— Ну это, за сотку спасибо, братан! — сказал Семён и попытался встать, у него не получилось и он откинулся обратно. — Чой-то штормит седня… Не подашь?
— Подам, — с улыбкой ответил я. — Конечно подам, держи.
Я взял пустое ведро в одну руку, налитую стопку в другую. Подойдя к дивану, протянул рюмку. Как только Семен вытянул дрожащую руку, чтобы взять, так я сходу надел ему на голову ведро и что есть силы шарахнул по донышку.
Раздался громкий звук, затем такой же громкий мат Семена, не ожидавшего от меня подобной подлости.
Я тут же скинул ведро и зажал сломанный нос пальцами. Семен завыл, а я начал говорить «заветные слова». Сам смысл слов не так уж был и важен, скорее важно было оглушение звуком, а потом резкая боль. Нос я вправил, проговаривая спокойным голосом формулу, которой научил в алтайском селении старик по фамилии Корнев. К нему тоже привозили кодироваться самых безнадежных, таким образом он и убеждал людей не бухать по черному. И как он мне похвастался — после его лечения срывов не было.
Формула проста. Она основана на человеческом страхе перед смертью. Перед пустой и бестолковой смертью, которая наступит не из-за старости или болезни, а из-за человеческой ошибки. И этой ошибкой станет глоток спиртосодержащего напитка.
Это только кажется, что человек цивилизованный давно ни во что не верит. Нет, на самом деле человек цивилизованный ушел недалеко от того аборигена, которому шаман сказал, что он умрет через два дня, и совершенно здоровый абориген умирает. Даже в моё время верят в экстрасенсов и предсказателей, что уж говорить о семидесятых годах СССР?
И в то же время, я описал то, что без спиртного Семен обретет то, что он ищет — человеческое счастье и покой. Что дом — полная чаша будет для него отрадой. Что дети встанут на ноги и не станут в школе прятать глаза, когда их спросят про отца. Что к этому он должен стремиться, а вовсе не прожигать жизнь впустую, гробя себя и жизни окружающих.
Боль, оглушение, шок, слова, записанные на подкорку и апогеем представления стала стопка водки, выплеснутая в лицо Семена.
Эх, как же водка защипала, попав в необработанные раны…
Он завыл, задергался, а потом… Потом его начало тошнить.
Ведро пригодилось. Я держал Семёна, не давая захлебнуться, не давая удариться или вырваться.
Терапия закончилась, когда последние судороги прекратили содрогать щуплое тело в попытках вывернуться наизнанку. После этого я легким нажатием на точку за ухом погрузил Семёна в сон. Дыхание человека выровнялось, он уснул.
Похоже, что за долгое время он впервые уснул спокойно, без привычных «фронтовых ста грамм».
Из ведра несло омерзительно, но я взял его и вынес из комнаты, выставил за порог. На кухне сидела заплаканная жена и председатель с шофером. Они вопросительно уставились на меня.
— Теперь пусть спит. В общем, нос я вправил. Мозг тоже. Пить давайте только воду. Если будет
