Властелин ее сердца - Моника Маккарти

Рука в латной рукавице прижимала ее нежную плоть, и она чувствовала размер его ладони, длину каждого пальца. Он держал ее крепко, не грубо и не угрожающе, но все равно кровь в ее жилах стыла от ужаса.

– Не двигайся, – предупредил похититель тихим голосом по-английски, прозвучавшим угрожающе из-за хриплого гэльского акцента. – Ты ничем не поможешь мальчишке, если разобьешь свою голову о камни.

Роджер! Господи, он ведь прав. Как бы отчаянно ей ни хотелось освободиться, она не могла этого сделать, бросив Роджера.

Но не только слова варвара заставили Розалин прекратить борьбу. На нее также подействовало неожиданное ощущение части его тела, прижатой к ее животу. Огромная, твердая плоть, напомнившая ей, что для женщины может быть уготована участь гораздо худшая, чем похищение. Все ужасные рассказы, которые она слышала о шотландцах, пришли ей на ум в эту минуту. Насилие, пытки и бог знает какие отвратительные способы казни заполнили ее голову чудовищными образами и заставили подчиниться. На сей раз.

Что, черт побери, с ним происходит? Очевидно, Робби Бойд в последнее время не уделял внимания некоторым вопросам, если неистовое ерзание женщины – к тому же англичанки – оказалось достаточным, чтобы он возбудился.

Это было дьявольски неловко. Даже постыдно. Ему было страшно подумать, какое дерьмо он услышит от Максорли, если тот когда-нибудь узнает об этом. Эрик Максорли – Ястреб – всегда был готов поднять настроение во время трудных, опасных заданий Хайлендской гвардии, но Робби предпочитал, чтобы это было не за его счет. И вот Налетчик, который ненавидел все английское, может стать посмешищем, если узнают, что он возбудился, как мальчишка, из-за англичанки.

Шотландские женщины охотно бросались ему на шею, поэтому он никогда не подумывал, чтобы посмотреть в сторону южнее границы. Его репутация самого сильного мужичины в Шотландии, поддерживаемая Играми горцев, имела свои преимущества. За исключением Грегора Макгрегора, чье боевое прозвище Стрела подчеркивало его мастерское владение луком, а не репутацию самого красивого мужчины Шотландии, у Робби было больше поклонниц, чем у кого-либо другого. Кроме того, если бы он увидел привлекательную англичанку, а такого он не мог припомнить, стоило ей открыть рот, искра похоти непременно умерла бы мгновенно.

Дьявол. Женщина, лежавшая у него на коленях, наверняка уже в возрасте, как он первоначально заподозрил, и, судя по ее простому пледу, была одной из служанок Клиффорда.

Робби посмотрел на свою руку, все еще сжимавшую удивительно округлые и твердые ягодицы, частично прикрытые пледом и выглядывающие из-под пенькового мешка, который он позаимствовал из их добычи, чтобы надеть ей на голову, и нахмурился, размышляя: может быть, она и не так стара.

Пленница перестала сопротивляться – Бойд убрал руку. Ему хотелось сказать ей, что ее страхи необоснованны. Он не выносит насилия над женщинами, и помоги Бог тому из его людей, кто думает иначе. Но он сомневался, что она поверит ему. К тому же, как он выяснил в ходе этой войны, страх мог быть могущественным оружием. И если страх заставляет ее не шевелиться, пока он не избавится от нее, это того стоит. А Робби планировал сделать именно это – избавиться от нее, – как только они окажутся в безопасности.

Бросив взгляд назад, Налетчик увидел, что английские солдаты, пустившиеся за ним в погоню из горящей деревни, не слишком отстали от них. Но это было ненадолго. Убедившись, что женщина надежно усмирена, он пустил своего коня еще быстрее по плоской плодородной долине, лежавшей вдоль реки Твид.

Через некоторое время дорога пошла вверх, и отряд вступил в совершенно другую местность – Ламмермур-Хиллс. Холмы и леса на границе, так же как и нагорье, были территорией Брюса. Англичане могли занимать замки, но шотландцы контролировали местность. Легкие, подвижные, крепкие лошади, которых использовали Бойд и его люди, были выращены специально для такого типа местности. Спустя некоторое время английские преследователи исчезли из виду.

Робби придержал своего коня, но они ехали еще час, а когда очутились на покрытом густым лесом холме, он наконец дал сигнал своим людям остановиться. Им нужно было напоить лошадей. Несмотря на то что женщина ни разу не пошевелилась после его предупреждения, он испытывал большое неудобство и стремился побыстрее избавиться от свирепой защитницы мальчишки. Фрейзер может взять пленницу на себя на время, поскольку это он должным образом не разобрался с ней. Хотя и Робби не слишком в этом преуспел, надо признать. Как бы он ни презирал все это рыцарское дерьмо, он ни разу в жизни не ударил женщину. Он полагал, что мог оставить ее стоящей там, где ее удалось оторвать от мальчишки, но выгоднее было взять ее с собой. Черт, если она так привязана к этому парню, это может оказаться полезным.

Если глаза Робби и поглядывали слишком часто на эту удивительно упругую задницу, он решил, что это просто последствие долгого воздержания. Воздержания, с которым он разберется, как только вернется в лагерь. Он в последнее время пренебрегал Дейдре, но обязательно возместит упущенное. У него были причины отпраздновать.

Сын Клиффорда… Нет, не просто сын. Судя по его росту и возрасту, мальчишка был наследником. Налетчик до сих пор не мог поверить, что средство заставить Клиффорда сдаться свалилось прямо с неба.

Его взгляд снова упал на ягодицы. Что ж, по крайней мере, кое-что попало и ему в руки.

Спешившись, Робби собрался стащить англичанку с коня, но Сетон схватил его за руку и развернул лицом к себе:

– Что, дьявол тебя забери, ты вытворяешь? Мы теперь воюем с женщинами и детьми?

Робби предупреждающе посмотрел на Дракона не только из-за того, что тот схватил его за руку, которую, правда, тут же выпустил, но и из-за того, что напарник говорил по-английски.

– Не здесь, – ответил он по-гэльски и сделал знак Малкольму, который ехал рядом с ним. – Разберись с женщиной и мальчишкой.

А сам направился к ручью, крепко сжав кулаки. Он должен был предположить, что его напарник будет возражать. Но если Сетон хочет драться, Робби будет только счастлив удовлетворить его желание.

После того как ее трясли на лошади, как ей показалось, часами, причем она старалась не сталкиваться своим телом с телом своего похитителя, которое напоминало каменную стену, Розалин чуть не заплакала от облегчения, когда это животное наконец скомандовало что-то по-гэльски, очевидно, означающее остановку.

Каждая косточка ее тела болела, даже зубы, до сих пор дребезжавшие от постоянного сотрясения. Ребра приняли на себя основную нагрузку, и если они не были сломаны, то во всяком случае болели так, будто не осталось ни одного целого. Бедный желудок, казалось, был все время перевернут вверх дном. Розалин была рада, что ничего не ела на ярмарке, в противном случае мешок на ее голове оказался бы значительно грязнее. Он был и так удушающим, даже без содержимого ее желудка.