Угол атаки - Андрей Таманцев

— Очень странная, — согласился Голубков. Он взглянул на часы и озабоченно покачал головой. — Пора бы уже Евдокимову объявиться.

* * *

…Капитан Евдокимов вернулся в управление в четыре часа утра. С порога доложил:

— Водитель убит. Прямое попадание в голову. Ермаков ранен в ногу. Пулю извлекли, опасности для жизни нет.

Нифонтов кивнул:

— Проходи. Садись. И давай с начала. Со всеми подробностями.

* * *

Капитан Евдокимов пришел в оперативный отдел управления из МВД, и его доклад о покушении на генерального директора ЗАО «Феникс» Ермакова был по форме и сути милицейским — без выводов, с точной фиксацией обстоятельств.

Место происшествия: П-образный двор девятиэтажного дома постройки 50-х годов.

Восемнадцать подъездов. Въезд во двор — через четыре арки и по боковым асфальтовым проездам. В центре двора — сквер, детские площадки и гаражи. В пятидесяти метрах от третьей арки, в глубине сквера, — выход вентиляционной шахты метро.

Время происшествия: ориентировочно 23.10. Вызов на пульт «02» поступил в 23.16 от жителя дома, прогуливавшего собаку. Он заметил человека, лежавшего возле водительской двери автомобиля «вольво». Сначала он принял его за пьяного, потом заметил разбитое ветровое стекло и кровь. ПМГ прибыла на место происшествия в 23.22. Экипаж обнаружил возле автомобиля труп водителя, а в подъезде — человека с огнестрельным ранением в ногу. Оперативно-следственная группа и отряд быстрого реагирования прибыли в 23.28. Дом был оцеплен, раненому оказали первую помощь, на «скорой помощи» он был отправлен в Центральную клиническую больницу. В 23.50 на место происшествия прибыли прокурор Москвы, начальник МУРа, заместитель министра МВД, начальник московского управления ФСБ.

Несмотря на обилие высокого начальства и неизбежно возникающую в таких случаях суматоху и бестолковую суету, дежурным следователем Мосгорпрокуратуры было установлено следующее.

Водитель автомашины «Вольво-940», он же — телохранитель Ермакова, был убит в тот момент, когда заглушил двигатель и открыл дверцу автомобиля с намерением выйти и проводить хозяина до квартиры. Пуля пробила ветровое стекло и попала водителю в левую височную кость. Он вывалился из машины уже мертвым.

Вторая пуля, выпущенная, вероятно, вслед за первой, настигла самого Ермакова, когда он поднимался по ступенькам крыльца.

Характер ранения Ермакова и разбитое пулей ветровое стекло автомашины давали основания предположить, что стрельба велась со стороны дворового сквера.

Оперативники обследовали вентиляционную будку метро, однако замок на ней оказался нетронутым и внутри не было никаких следов чьего-либо присутствия. При более тщательном осмотре с тыльной стороны будки на решетке были обнаружены свежие царапины, а на земле — углубления от обуви примерно сорок второго размера. Это заставило оперативников обследовать крышу будки. Здесь было найдено орудие преступления — снайперская винтовка германского производства «аншутц» калибра 5,6 мм с глушителем и оптическим прицелом с лазерным наведением. Две стреляные гильзы были обнаружены в кустарнике возле будки.

Это позволило следователю восстановить картину происшедшего. С наступлением темноты преступник занял позицию на крыше будки, защищенной листвой деревьев, дождался появления автомобиля Ермакова и произвел два выстрела. После чего спрыгнул с крыши, обогнул гаражи и до появления милицейского оцепления уехал на поджидавшей его машине, предварительно оставленной, вероятно, в боковом проезде.

Установить марку машины не удалось. Никаких отпечатков пальцев на оружии не обнаружено. Все свидетельствовало о том, что работал профессионал.

Члены семьи Ермакова показали, что он никогда сам не садился за руль служебной машины, ездил только на заднем сиденье справа. Таким образом, предположение следователя о том, что преступник ошибся в выборе жертвы, не подтвердилось. Сам Ермаков, допрошенный в больнице после операции по извлечению пули из мышечной ткани в районе левого тазобедренного сустава, заявил, что не представляет, кто и с какой целью мог устроить покушение на него. Он высказал предположение, что преступник спутал его с кем-то другим, так как в их подъезде живут многие серьезные бизнесмены.

Там же, в приемном отделении ЦКБ, после того как выяснилось, что опасности для жизни Ермакова нет, его жена сделала заявление, в котором утверждала, что организаторов этого покушения следует искать среди мужей женщин, с которыми ее супруг имел интимные отношения. Она назвала восемь фамилий и заявила, что преступника нужно посадить не за то, что он стрелял в ее мужа, а за то, что не отстрелил ему того, что следовало отстрелить.

С учетом личности потерпевшего и его причастности к важнейшим государственным секретам расследование этого преступления поручено Федеральной службе безопасности.

— Что означает, что о результатах его мы никогда ничего не узнаем, — подвел итог своего доклада капитан Евдокимов и замолчал, ожидая вопросов.

Вопросов по существу не было. Нифонтов лишь поинтересовался:

— Сам-то не засветился?

— Нет. Даже удостоверения не пришлось предъявлять. Начальство думало, что я из опергруппы, а опера — что я с кем-то из начальства.

— Куда, говоришь, его ранило? — уточнил Голубков.

— В мышечную ткань в районе левого тазобедренного сустава, сзади, — повторил Евдокимов.

— В жопу, что ли?

— Можно сказать и так.

— На Ермакове был бронежилет?

— Нет.

— Ты сам на будку залезал?

— Не преминул.

— И что?

— Позиция — лучше не бывает. Подъезд — как на ладони. Всего в пятидесяти метрах.

Хорошо освещен. Стрельба лежа с упора. При желании он мог бы пристрелить человек пять. С полной гарантией. И никто не успел бы даже понять, что происходит.

— Спасибо, отдыхай, — кивнул Нифонтов. — Рапорт напишешь завтра.

Капитан Евдокимов вышел. Нифонтов обернулся к полковнику Голубкову:

— Понял?

— Да. Снайперский «аншутц» с лазерным наведением. Это было не покушение.

— Что?

— Похоже на предупреждение.

— Но водитель убит.

— Значит, очень серьезное предупреждение.

— О чем?

Полковник Голубков только пожал плечами:

— Знать бы.

Нифонтов поднялся из-за стола, постоял у окна, за которым разгорался свежий майский рассвет, и вернулся в кресло. Еще раз прочитал текст, застывший на экране монитора:

"2.34. Первый пилот Веденеев: «Встретил однажды друга детства. Еще пацанами вместе голавлей ловили. На Кубани, под Белореченкой…»

Странная история. Очень странная. Что-то в ней было не то.

Нифонтов решительно проговорил:

— Вот что, Константин Дмитриевич. Сегодня же летишь в Краснодар. Прямо сейчас.

Борт возьмем у военных. Два часа туда, два часа там, два часа обратно. Самолет будет тебя ждать. Мы сейчас не в том положении, чтобы отмахиваться от любых мелочей.

Голубков кивнул:

— Согласен. Я и сам хотел это предложить.

* * *

Через двадцать минут все было улажено. Полковник Голубков уехал на аэродром.

Нифонтов выключил компьютер.

Ночь кончилась. Длинная была ночь. Можно было ехать домой и пару часов поспать.

* * *

Но перед тем как выйти из кабинета, он сжег в камине шифрограмму от Пастухова.

Взглянул на часы. 5.30. В Забайкалье — 11.30. Группа Пастухова уже должна быть на подходе к объекту.

Глава IV

Объект обнаружил себя слабым свечением облаков, скопившихся на южной стороне перевала. Источник света лежал где-то очень далеко, внизу, был размытым, неявным. Так за многие километры дает о себе знать присутствие большого города.

С цифры «480» стрелка высотомера долго сползала на «430», потом спуск стал круче: «380», «З00», «160». Наверху остались мертвые скалы, словно бы источавшие дикий мороз, накопленный за бесконечную зиму. Помутнел, а потом и вовсе исчез ледяной диск луны. Стало теплей. Камни на осыпях уже не звенели, а глухо шуршали под ногами. Пелена облаков, казавшаяся сверху плотной, обернулась разреженным туманом, хмарью. Видимость ухудшилась, водяная пленка покрыла металл автоматов и оптику биноклей. Ориентиры исчезли, лишь ощущение спуска и отсвет далеких огней позволяли не сбиться с курса.

И как всегда бывает, когда приближаешься к концу пути, тянуло ускорить шаг, чтобы побыстрей оказаться дома. Что часто и приводит к самым большим ошибкам. Но сейчас нам это вроде бы не грозило, потому что в конце маршрута нас ждал не дом.

Что угодно, но только не дом.

По мере того как стрелка высотомера отклонялась влево и сокращалось расстояние до объекта, мной все больше овладевало чувство тревоги. И ребятами, судя по всему, тоже: на коротких привалах обходились почти без слов, а при движении руки машинально ложились на ухватистые рукояти и стволы «каштанов».

«140».

«115».

Туман поредел. Стали выше и гуще лиственницы и сосны, зачернел еловый подлесок.