Волны словно кенгуру - Виталий Коржиков

Только у самого выхода в океан, будто бабочки-капустницы, двигались по ней крохотные паруса.

Справа, на выступе полуострова, тянулись вверх небоскрёбы.

Небоскрёбы были крохотные, а громадные мосты, по которым мы ехали, теперь казались тросами для канатоходцев.

Рядом с нами слышалась японская, немецкая, французская речь, и боцман вдруг сказал:

- Дорого сюда из Франции да из Германии добираться.

Как посчитаешь - лесенка золотой получится. Это не то что тебе, Наталья: на своей палубе и даром!

- А Наталья тоже по золотой лесенке добиралась, - сказал Яша.

Все улыбнулись.

Что верно, то верно. Каждый день трапы драила, так что любая ступенька золотом горела. Сложить все - от Иокогамы до Америки - целая золотая лестница! Вон как добиралась. И не зря.

Стоит себе, на мир смотрит. Красота! Синеют заливы, горят под солнцем "Золотые ворота", гуляют волны, висят над ними невиданные мосты.

Есть на что посмотреть!

ПАРУСА НА ПРИВЯЗИ

Кого куда, а моряка тянет к морю.

Подошли мы к причалу, а возле пирса белым-бело от парусов. Покачиваются мачты, стоят на цепях яхты. Всё на них сверкает, поигрывают паруса на ветру, в море просятся.

Вода чистая; видно, как по дну ползают морские звёзды, колышется в волнах трава. Сверкают лодки. Одна - с каютой, другая - с двойной палубой и мостиком. Третья отсвечивает надраенной медью и бронзой. Выбирай какую хочешь!

-- Наверное, яхт-клуб, - сказал Витя. - Отлично. Взял яхту, кати куда угодно.

Атлас Вогизыч посмотрел на нас с иронией:

- Конечно, катить можно куда угодно. Если есть деньги. Это не клуб. Это распродажа. Покупайте, - рассмеялся он, - если у вас лежат доллары в этом банке. - И он кивнул в сторону небоскрёба с буквами "Бэнк оф Америка", а потом на таблички, которые были развешаны возле яхт.

- А что, покупаем? - сказал Витя, заломил берет и подошёл к причалу поближе.

И вдруг лицо его вытянулось:

- Шестьдесят тысяч долларов!

- Что шестьдесят! Вон двести пятьдесят тысяч! - показал Яша.

- Это целой команде год вкалывать! - подсчитал Витя.

- Так на того, кто может купить, и вкалывают целые команды, - сказал Атлас Вогизыч.

Возле нас стояли мальчишки, взрослые туристы и тоже смотрели на таблички с ценами.

- Вот вам и яхты! - сказал боцман. - Столпились на якорях. А чего их держать на привязи? Вон сколько кругом людей. Пусть учатся править, водить. Дело-то какое красивое!

"И верно, что держать? - подумал я. - Пусть учатся водить! Волны вокруг широкие, бегучие. Зовут! И человеку в яхте весело, и парусу хорошо лететь по морю. Красивое дело!"

СУВЕНИР ИЗ САН-ФРАНЦИСКО

Уже вечерело, когда мы вернулись на судно. Стали подниматься, а навстречу капитан и мистер Роберт. Прилетел... Дела!

- Находились? - спросил меня Пётр Константинович. - А то поехали с нами? К утру погрузят контейнеры, и уйдём.

- Как к утру? А другу монеты? А сувенир?

- Поезжай! - посоветовал с трапа Виктор Саныч. Он опять "дирижировал ансамблем": - Сейчас заварю на всю ночь кофеёк, а утром - "гуд бай", Сан-Франциско!

- Конечно, поехали! - согласился я.

Капитан сел впереди с напевающим что-то Робертом, и мы

помчались по причалам, шумным стритам и просторным мостам.

На минуту Роберт остановил машину на скалистом берегу океана у прозрачного стеклянного домика:

- Сувениры.

Я вошёл в дом.

Он был весь, как морское дно, уставлен кораллами и раковинами. Но их у меня в достатке ещё с прошлых плаваний. Сам доставал! А вот что бы найти такое, что напоминало бы Америку?

Я увидел на столе большую синюю кружку. На ней яркими красками были оттиснуты виды Сан-Франциско. Вот "Гол-ден-Гэйд" бридж, к которому мы шагали с боцманом, вот улочка со старым трамваем, а вот гора, на которую мы взбирались всей палубой.

Оглядел я кружку со всех сторон. Хоть и простая, а приеду в Москву, возьму её в руки - передо мной весь Сан-Франциско. Всё вспомнится. Подбросил я её на ладони, шёлкнул по донышку. "Беру".

ПЕСНЯ

Мы мчались по улицам города. Солнце уже село. Посреди маленькой площади мексиканский оркестр стучал в розовые тарелки и отплясывал "Кукарачу". Трубы в руках музыкантов светились, как раковины. Стены домов были тоже розовыми. Потом всё это вдруг погасло, и, перекрашивая город по-своему, в воздухе заплясали цветные огни реклам. На одной из улиц рекламы горели особенно ярко и заполняли голубоватым светом площадь перед высокой стеной. У стены стояли прилавки. Они были завалены разноцветными рыбинами. За стёклами стоек грозили клешнями громадные алые крабы. Торговцы расхваливали товар. Один кричал:

- Крабы, крабы!

Другой поднимал за щупальца осьминога.

За высокой аркой плескались волны залива, и рыбаки, ещё в робах и сапогах, тащили в корзинах свой товар. Рыба плескалась и шлёпалась, как где-нибудь в шаланде.

Это был рыбный базар. Всё пахло морем, сырой солью, глубиной.

Мы отведали крабов по-санфранцисски.

Роберт сказал:

- Теперь посмотрим Сан-Франциско!

Казалось, что мы летим среди звёзд. Я старался что-нибудь запомнить, но видел только огни, огни, огни... В ночной темноте ближние кварталы снова становились электрическими полями, а дальние мерцали, как таинственные галактики, - с какими-то весёлыми пятнами света, силуэтами людей они проносились мимо и навсегда пропадали из глаз...

Наконец послышался гул океана, мы выехали на набережную и подкатили к большому зданию среди пальм.

Через минуту мы словно вошли в горящую печь.

Всё в зале было угольно-красно. За столиками сидели люди и цедили сквозь трубочки и соломинки из бокалов напитки. А в конце зала стоял микрофон и лежала гитара. Капитан сказал:

- Будет музыка.

На стол нам поставили напитки со льдом. А в это время на маленький помост вышел парень в алой рубахе. Около него на тумбе светилась тарелка. И все стали бросать на неё деньги. Парень кланялся и исполнял под гитару разные песни.

- Хорошо, а? Хорошо... - шепнул капитан.

Что парень пел, было непонятно. Но, наверное, про море, про паруса. А может быть, так мне казалось, потому что ветер доносил в зал запахи моря.

- Хорошо, - согласился я и опустил руку в карман. У меня ещё оставался последний доллар. Хотел я его отвезти товарищу для коллекции, но встал и положил на тарелку.

Парень посмотрел на меня, потом на тарелку и пренебрежительно усмехнулся.

Я растерялся: ему показалось мало. Всего доллар!

Но ведь я от всей души - последний, матросский!

Тут подошёл Роберт, бросил на тарелку несколько долларов и сказал:

- Спой русскую песню! Теперь смутился певец:

- Я русских не пою. Я спою мексиканскую.

- Пусть поёт мексиканскую, - сказали мы.

Парень поставил ногу на стул, ударил по струнам и запел "Челиту". Мы переглянулись.

Так это же, хоть и мексиканская, а наша песня! Я её ещё до войны пел по вечерам с нашим соседом дядей Володей.

Он, бывало, вынесет патефон, заведёт "Челиту", сам поёт и меня подбивает: "Подтягивай!" Хорошо получалось!

Потом дядя Володя ушёл на фронт, патефон разбомбили. А я, когда ходил выступать в госпиталь к раненым, всегда пел "Челиту".

Своя это песня!

Мы с капитаном стали подтягивать. Получается!

Я взял выше, мексиканец - тоже.

Я затянул ещё сильней. Получилось.

Капитан хлопнул меня по руке: "Давай!"

Я разошёлся, раззадорился, и голос зазвучал чисто, легко. Словно не я пою - сама песня поётся!

Гляжу, парень притих. Американцы повернулись ко мне и слушают. И не просто слушают, а подхватывают хором, подпевают!

Кончилась песня. Я слышу, кругом аплодируют. Ещё петь просят. Я попробовал, про себя затянул, а потом махнул рукой. Всё. Пропал голос. То ли от волнения, то ли спел я своё - и хватит. Лучше остановиться вовремя.

Успокоился я немного. Смотрю, американцы идут ко мне. Один, другой.. . Автографы просят. Я отмахиваюсь. А капитан смеётся:

- Пишите, разве жалко! Это ведь не только от себя, а от России!

Стали мы прощаться.

Подошёл ко мне парень-певец, пожал руку и говорит:

- Ас русскими хорошо петь. Я поклонился и говорю:

- И с американцами тоже.

РАДИОГРАММА

Всю ночь я не мог понять, сплю или нет. Перед глазами у меня всё сверкал Сан-Франциско; то из угла каюты всплывали алые крабы, то фосфорились рыбы... И мчались, пружинили, уносились дороги.

А на рассвете раздался крик: "Подъём!" Мы отшвартовались, выбрали концы и под спящими мостами пошли мимо небоскрёбов. Я посмотрел на окна, помахал напоследок: "Гуд бай! Уходим!" И днём наши штурманы уже отсчитывали мили в океане.

Мы крепили новые контейнеры, опять грохотали цепями. За бортом отфыркивались морские львы, и чайки, покружив над нами, поворачивали к берегу.

- Ну, вот теперь дело! - сказал Федотыч. - Десять суток до Японии, а там домой.

- А вдруг опять пошлют в Америку? - откликнулся Ни-коныч.

Федотыч ударил ладонью о поручень:

- Ну нет, я - всё, я в тайгу! В отпуск. Не могу больше!