Тень кондотьера - Андрей Стерхов

Последний вопрос был адресован, разумеется, не мне, а Уломе, он и ответил:

– Для общего развития. – После чего поднял взгляд от монитора и обратился ко мне: – Егор-братишка, ты поделиться информацией не желаешь? Дело, по всему видать, тебе прибыло не шутейное. А ну как вдруг это наша тема?

Значит, всё-таки подслушивал, подумал я. И так ему ответил:

– Может, Боря, тема и ваша. Вполне допускаю. А только ничего тебе не скажу. И не обижайся.

– Вот если не объяснишь, тогда обижусь, – пообещал молотобоец.

– А чего тут, Боря, объяснять? – Я пожал плечами. – Тут нечего объяснять, тут и так всё понятно. Вы же, дай вам отмашку, детишек начнёте спасать с таким ражем, что они у нас разом поседеют от страха. Вы же тонко делать ничего не умеете, вы же всё с размахом делаете. С привлечением всех возможных сил и с применением тяжёлой артиллерии. А затем последствия своих действий с таким же усердием неимоверным и устраняете. Так что – извини. Был бы кто другой, но дети… Нет уж, уволь. Сам трикстера отрою.

Выслушав меня внимательно (так внимательно, что даже ни разу не моргнул), Улома насупился и собрался было что-то возразить, даже позу соответствующую принял, но ничего сказать не успел. В кабинет, озарив всё вокруг сиянием бриллиантовой заколки умопомрачительно-широкого галстука, вошёл Марк Семёнович Ледовитов. Про этого неведомо какого возраста, но выглядящего на пятьдесят плотного человека среднего роста я знал немного и больше по слухам. Вот уже без малого два года он возглавляет городской Пост кондотьеров, то есть пост Конвента кондотьеров. Пока ещё не генерал, пока ещё полковник, но приказ о присвоении ему очередного звания вроде как уже на подписи. Является магом высшего уровня. Родом из Тёмных. Слывёт мутным. Постоянно торчит в Москве, но в отсутствии Архипыча вынужден руководить Постом непосредственно. Поскольку Город не знает и не любит, выходит это у него не очень.

– Господа офицеры! – по-уставному воскликнул Улома, поднимаясь из кресла и застёгивая пиджак.

Получалось, что приказ он отдал для самого себя, поскольку мы с Самохиным и без того стояли, да к тому же и никакими офицерами не являлись.

– Отставить, – рыкнул Ледовитов и сходу наехал: – Харитонов, мать моя Тьма, где план первоочередных мероприятий по краже из Рижского Хранилища? Я его ещё в девять должен был подписать.

– Последние пункты со службой мониторинга сейчас согласую, и сразу представлю, – не моргнув глазом, браво доложил Улома и небрежно махнул в сторону монитора. При этом даже не покраснел. Так легко врать Светлый может только Тёмному.

– Смотри, Харитонов, одиннадцать ноль-ноль – крайний срок, – неодобрительно покачав головой, строго-настрого наказал Ледовитов, после чего обвёл глазами присутствующих и, увидев знакомое лицо, остановил взгляд на Самохине: – Почему не на занятиях?

– Виноват, господин полковник, – поторопился сказать Улома. – Это я его вызвал,

– Чего это вдруг?

– Возникла острая оперативная необходимость.

Ледовитов недоверчиво хмыкнул, но вдаваться в подробности не стал, только уставился на подполковника долгим немигающим взглядом. И сам же первым не выдержал, отвёл глаза. Скрывая смущение, поправил нервным движением узел галстука и повёл гладко выбритым подбородком в мою сторону:

– А это ещё кто такой?

Лукавил Марк Семёнович. Ох, лукавил. Прекрасно видел, что перед ним дракон, просто-напросто не хотел показать, что это для него что-то значит. Типа, ну дракон, и что теперь? Что мы драконов не видали? Видали. Причём всяких.

После лишенного всякого смысла вопроса в кабинете на какое-то время повисла неловкая пауза. Нарушая её, Улома сконфуженно сказал:

– Это наш друг, господин полковник. Золотой дракон.

– Дракон? – криво ухмыльнулся Ледовитов. – Где тут дракон? Я только одного нагона вижу.

– А вы что, уважаемый, действительно видите разницу? – вступая в разговор, поинтересовался я с нескрываемым вызовом. Спросил и уставился на его сияющую залысину. Заглянул бы в светлы очи, да только они у него постоянно бегали.

Будучи ушлым бюрократом, на открытый конфликт Ледовитов не решился. Чай не дурак с неподвластным Уставу крылатым контры разводить. Но и показать, кто в доме хозяин, ему тоже было необходимо. Как же без этого? Поэтому и вызверился на Улому:

– Подполковник, мать моя Тьма, почему посторонний в штабе?

На Улому стало жутко смотреть. Его добродушное лицо преданного служаки вмиг превратилось в морду быка, уколотого пикой тореадора.

– Я… – хотел он что-то объяснить, подавив первую волну негодования.

Но Ледовитов, всё больше и больше распаляясь, резко оборвал его:

– Вижу, что ты! Почему, спрашиваю, посторонний в штабе?

– Он не посторонний, он…

И не нашёл Улома чего сказать. Только гневно сверкнул глазами и вытер испарину, выступившую от напряжения на лбу.

Эх, Борис Александрович, Борис Александрович, подумалось мне в ту напряженную секунду. Нет тебе равных в бою честном ратном, а вот кабинетных схватках слабак ты. Неприязнь прятать не умеешь, ответить изворотливо не научился. Буреть тебе ещё до уровня Архипыча и буреть.

Подумал я так и решил незамедлительно придти на выручку товарищу, который и сам меня не раз из переделок геройски выручал. Прокашлялся в кулак громко, чтоб обратить не себя внимание, и спокойным-преспокойным голосом сказал:

– Вообще-то, премудроковарный. я тут по делу.

– Это по какому же такому делу? – продолжая пялиться на Улому, спросил Ледовитов. Спросил развязно, чтобы скрыть замешательство. Давно его, видимо, по старинке-то не величали. Отвык.

А мне пришлось по нраву его тёмное эго подзуживать.

– Видите ли, премудроковарный, – пояснил я с той степенью иронии, которую не каждому дано осознать, но всякому позволено уловить, – мне сегодня приспичило сущность Запредельную сдать. – Не дожидаясь встречного вопроса, тут же вынул из кармана флакон царицы Хатшепсут и протянул в его сторону: – Вот эту вот.

– Что за хрень? – отпрянул Ледовитов.

– Куньядь вульгарная, она же хворь конотопского чудодея, – пояснил я. – Прошу принять. По акту, разумеется. Я изловил, а уж развоплощайте сами. У меня Сила в отличие от вас не казённая. Только тару потом, пожалуйста, верните, она дороже "Мазерати" стоит. И пробочку не забудьте. Притёртая.

Некоторое время Тёмный пытался понять, в чём подвох, где его дурят и как на это реагировать, не сообразил ничего и, пытаясь выдержать марку, велел Уломе:

– Оформить и доложить. – Потом махнул рукой в сторону Самохина, лицо которого за всё это время не выразило не единой эмоции. – С этим закончили?

Улома посмотрел через голову Ледовитова на меня и, когда я кивнул, процедил сквозь зубы: