Фауст, его жизнь, деяния и низвержение в ад - Фридрих Клингер

Ф а у с т: Несуществующими? Не смей оскорблять нравственное достоинство человека, которое приближает его к бессмертным, которое делает его достойным бессмертия и тем самым доказывает его благородное происхождение.

Д ь я в о л: Я покажу тебе, чего оно стоит.

Ф а у с т: Верю, что ты на это способен. Любому из нас свойственно возводить собственную подлость в мерило подлости всех людей и сомневаться в добродетелях, которых мы лишены. У нас были философы, которые далеко опередили в этом отношении самого дьявола.

Д ь я в о л: Лучше было бы тебе не читать ни одного из них. Ты смог бы тогда выше держать голову и сохранить здоровое сердце.

Ф а у с т: Проклятие, дьявол всегда прав!

Д ь я в о л: Я покажу тебе все, о чем болтают твои философы. Я рассею лучезарный туман, навеянный гордостью, самолюбием и тщеславием, который застилает тебе взор и окрашивает мир в такие яркие краски.

Ф а у с т: Как ты это сделаешь?

Д ь я в о л: Я поведу тебя на арену мира, и ты увидишь людей нагими. Мы предпримем путешествие по суше и по морю, пешком и верхом, мы помчимся на крыльях ветра и будем смотреть на людей. Быть может, нам удастся спасти заколдованную царевну, из-за которой столько искателей приключений уже сломали себе шею.

Ф а у с т: Согласен. Давай скитаться по свету. Я не прочь одурманить себя наслаждениями и переменами. Давно уже ищу я более широкую сферу для наблюдений, чем мое собственное безумное сердце. Отправимся в путешествие, и я заставлю тебя, дьявола, поверить в нравственную ценность человека. Порою только одна эта вера и озаряла мучительную тьму моих исканий, только она хоть па мгновение успокаивала терзавшие меня сомнения. Ты улыбаешься? Наступит минута, когда ты сам убедишься, что человек действительно зеница ока того, чье имя я уже не смею произнести.

Д ь я в о л: Если так, то я сойду в ад, уличенный во лжи, и верну тебе договор, который ты сегодня подпишешь своею кровью. Во всяком случае, на великой арене мира ты яснее увидишь, какое участие принимает в вас и в ваших мучениях тот, зеницей ока которого ты так гордо именуешь человека. Клянусь быстрой стрелой смерти, что ты слишком высокого мнения о любимцах столь могучего властелина. Если ваши монархи доказывают божественное происхождение своей власти тем, что милостиво разрешают вам жить в нищете и бесправии, созданных большей частью ими же самими, то они не совсем неправы. Идем, уличи меня во лжи.

Ф а у с т: Как я могу поверить дьяволу, который выдает свою адскую стряпню за дело рук человеческих? Вот как? Ты улыбаешься, насмешник?

Д ь я в о л: Я никак не ожидал, что услышу из уст человека, столько лет возившегося с философией, мысль, достойную монаха. Но в этом отношении вы все — и глупые и мудрые — похожи друг на друга: чего не постигает ваш разум, то решают в свою пользу гордость и самолюбие. Зло, добро— Это всего лишь два слова, которые вы во что бы то ни стало хотите выдать за понятия. Ибо если у вас есть слово, то вы сразу же воображаете, что пустой звук превратили в мысль. И так как вы не в состоянии с нею справиться и стремитесь раз и навсегда покончить со скучной возней, вы разрубаете узел, объявляя все доброе делом своих рук, а все злое — дьявольским наваждением. И вот мы, несчастные дьяволы, день и ночь должны рыскать по свету, чтобы склонить сердце и воображение того или иного несчастного к так называемому подлому поступку, без которого этот молодец остался бы молодцом. Фауст, Фауст! Тысячи вещей человек ищет за облаками и вне себя, а они находятся в его груди или лежат перед его носом. Нет, во время наших странствий я сам без твоего требования не стану делать ничего. Все, что ты увидишь, будет делом рук человеческих. И ты быстро убедишься, что тому, кто стремится поскорее отправить свою жалкую тень в преисподнюю, вовсе не нужна для этого помощь дьявола.

Ф а у с т: И это все, что ты можешь мне предложить?

Д ь я в о л: Я поведу тебя со ступени на ступень. Когда мы пройдем один путь, перед нами уже откроется другой. Познакомься сперва с тем, что тебе близко, потом поднимайся выше. Сокровища земли принадлежат тебе… Ты можешь повелевать мною. Ты можешь желать и мечтать…

Ф а у с т: Что же! Это кое-чего стоит.

Д ь я в о л: Только кое-чего? Ненасытный! Ты можешь заставить меня, дьявола, содействовать намерениям, которые вы называете добрыми и благородными; последствия этого будут твоей жатвой, а обогащение твоей души — вознаграждением.

Ф а у с т: Это бы звучало куда значительнее, если бы исходило не от дьявола.

Д ь я в о л: Кто еще может похвастаться тем, что заставил дьявола делать добро? Пусть эта мысль наполнит гордостью твое сердце. Выступи из круга, Фауст.

Ф а у с т: Еще не время.

Д ь я в о л: Ты меня боишься? Но ведь я говорю тебе: предел твоей жизни в твоих руках. Фауст, я до краев наполню для тебя кубок наслаждений. Еще ни у кого из смертных он не был так полон. Силы твои истощатся прежде, чем ты прикоснешься к его краям. Сосчитай песчинки на морском берегу, и ты узнаешь, сколько радостей я бросаю к твоим ногам.

После этих слов он поставил перед кругом ящик, полный золота. Потом мимо Фауста прошли видения. То была жена бургомистра, а за ней вереница цветущих красавиц.

Ф а у с т: Кто указал тебе путь к моему сердцу, дьявол?

Д ь я в о л: Меня зовут Левиафан. Я оценил тебя и твою силу. А чтишь ты вот это?

И он рассыпал по полу орденские ленты, епископские тиары, царские венцы и дворянские дипломы.

— Нет, — продолжал он, — я знаю Фауста. Наслаждения и знания — вот его боги. Пусть все это примет свой подлинный вид.

И все превратилось в прах и грязь.

— А разве это не путь к сердцам всех людей? Только ради побрякушек, которые я показал тебе здесь, ради чрева и плотских наслаждений, ради почестей трудятся ваши руки и ум. Пусть глупцы, растрачивая силы духа, изнуряют себя в поте лица своего ради этого хлама! Ты же, Фауст, можешь насладиться моими дарами без. труда и забот, а если хочешь, я сведу тебя с женой бургомистра.

Ф а у с т: Как же ты это сделаешь?

Д ь я в о л: Пусть это будет первой пробой моего искусства. Дай мне руку, и я скажу тебе еще больше. Выступи из круга… Ты словно пьяный.

Ф а у с т: Меня терзает одна мысль, из-за которой я готов убить себя.

Д ь я в о л: Какая мысль?

Ф а у с т: Что только ради этого я вступаю в союз с тобою.

Д ь я в о л: И что за привычка у вас, людишек, забегать вперед? Ты сперва узнай меня. Вот если мне не удастся насытить тебя, тогда и возвращайся к нищете, презрению и своей унылой философии. Выступи из круга.

Ф а у с т: Ярость льва клокочет во мне. Если даже бездна ада (разверзнется у меня под ногами, все равно я преступлю границы Человечества! (Выходит из круга.) Я — твой повелитель.

Д ь я в о л: До тех пор, пока ты живешь на земле. Беру руку великого человека и горжусь быть его слугою!

Книга вторая

1

На другое утро дьявол Левиафан, окруженный пышностью и великолепием, подобающими знатному вельможе, путешествующему инкогнито, появился в сопровождении большой свиты перед гостиницей, где жил Фауст. Дьявол сошел с богато убранного коня и спросил у хозяина, не здесь ли остановился великий Фауст. Хозяин ответил низким поклоном и пригласил гостя пройти в дом. Дьявол подошел к Фаусту и в присутствии хозяина сказал, что слава, великий ум и удивительное изобретение заставили его изменить направление своего путешествия, чтобы познакомиться со столь замечательным человеком, которого люди по глупости своей не в состоянии оценить. Он, мол, пришел, чтобы предложить Фаусту быть его спутником в большом путешествии по Европе. При Этом он заявил, что согласен на любые условия, ибо, каковы бы они ни были, они не будут слишком дорогой ценой за возможность быть в обществе Фауста.

Фауст сразу же вошел в свою роль и ответил ему в тон, а хозяин поспешил оповестить весь дом об этом удивительном событии. Слух быстро распространился по городу. Стражи доложили бургомистру о прибытии знатного чужеземца, весь благородный и премудрый магистрат всполошился. Все его члены, будто гонимые сатаной, кинулись в ратушу и, позабыв о всех важных государственных делах, Занялись обсуждением этой удивительной новости. Старший сенатор магистрата, почтенный патриций, славившийся своим умением толковать сомнительные явления на политическом горизонте и обладавший благодаря этому огромным авторитетом среди своих коллег, опустил жирный, в складках, подбородок, нахмурил низкий лоб, озабоченно прищурил узенькие глазки и произнес:

— Этот знатный чужеземец не кто иной, как тайный посол его императорского величества (ужасные слова для правителей вольного города), направленный в Германию, чтобы изучить положение, взаимоотношения, распри и союзы князей и вольных городов, дабы императорский двор знал, как ему вести себя на предстоящем открытии сейма и как добиться скорейшего осуществления своих намерений. Так как император давно уже зорко следит за нашей республикой{31}, то мы должны постараться убедить посла в нашей пламенной преданности высокочтимому императорскому дому и отпустить знатного гостя не иначе как искренним другом нашего города. Мы должны взять пример с мудрого сената Венеции, не упускающего случая оказать самые большие почести и проявить самые дружеские чувства по отношению к тем, кого он собирается надуть.