За тебя никто не решит! - Галина Беломестнова

– Тася, отправь её подальше! Что она тебе может сделать?

– Не могу – у–у. Она к начмеду, этой старой стерве бегала, наушничала, о том, что лечить меня бессмысленно, только деньги тратить, а та велела выписать меня.

– Не плачь, они не имеют права!

– Имеют! Напишут, что нет специалистов, способных излечить тетраплоидию, а их во всём мире нет, и будут правы.

– Но ты же говорила, что диагноз другой?

– Да, другой! Я сердцем чувствую, что мы попали в этих счастливых два процента. Но они же меня не хотят слышать! – Тася снова горько разрыдалась.

– А Саша с Елизаветой Петровной почему молчат, ничего не предпринимают?

– Они ничего не знают. Я им не рассказываю. Не хочу конфликта. Я знаю, какой шум они поднимут, а у меня на всё это нет сил.

– Тогда сама соберись, успокойся и заставь врачей себя услышать. Кроме тебя, этого никто не сделает. Хочешь, я к тебе приеду? Вкусненького напеку и приеду.

– Уже поздно, сиди дома. Как хорошо, что ты у меня есть. Я же родным и десятой доли сказать всего не могу. Ты бы видела, какими страдающими глазами они на меня смотрят, мне после этого белый свет не мил, так их жалко.

– А ты мне звони. Если всё на душе копить, так с ума сойти можно.

– Хорошо, родная. Прости, тут, кажется, снова пришли за мной.

– Держись. Мы с тобой!

Тася вытерла слёзы и грубо спросила стоявшую у кровати Нину Юрьевну:

– Что, вещи собирать?

– Вас Ольга Николаевна зовёт. Ей нужна выписка с заключением генетика.

Тася порылась в папке с бумагами, взяла нужный документ и пошла к заведующей. В кабинете решительно прошла к столу, села, положив выписку на стол.

– Ольга Николаевна, вы можете меня выслушать?

– Да, конечно.

– Я всё слышала, о чём говорила Ахмедова в смотровом кабинете. Она знает только то, что написано в «Гугле», не больше. При хорионбиопсии в двух процентах встречается мозаицизм, ограниченный плацентой, когда кариотип плода не страдает. Она почему-то ничего об этом не сказала.

– Не думаю, что она даже слышала об этом. Поймите, Тася, ни я, ни кто-то другой в этой больнице ни разу не сталкивались с таким диагнозом.

– Я приняла решение не делать аборт, потому, что по УЗИ ребёнок нормальный.

– Вам уже говорили, что при этом исследовании не всегда видно патологию плода.

– Только не при удвоении хромосом, это не тот случай.

– Честно скажу, вряд ли кто-то знает в этом здании больше, чем вы, о тетраплоидии, но то, что у вашего ребёнка нет генетической патологии, никто не может подтвердить. Это можно узнать, только сделав кордоцетез.

– Я кордоцентез делать не буду.

– Почему?

– В двадцать две недели мне сделают анализ. Потом ждать три недели. Я буду находиться в стрессе целый месяц и нанесу вред своему здоровому ребёнку, тем более сам прокол небезопасен. Даже если диагноз подтвердится, приму, как есть, и доношу его. Я не смогу быть убийцей. Не я жизнь давала, не мне её отнимать.

– Вы не пятнадцатилетняя девочка. Сделали выбор осознано, как взрослая, неглупая женщина.

– Ольга Николаевна, давайте взвешивать по принципу меньшего зла. Если это тетраплоидия, вы, конечно, ничем не сможете ему помочь. А если во всём виновата плацента, и ребёнок здоров? Без оказанной вовремя помощи он родится больным. В первом случае всю ответственность я беру на себя, а во втором, когда кариотип плода окажется нормальным, но вы не выполните свой долг, откажете мне в медицинской помощи, будете виноваты вы. И тогда мне и моему мужу станет всё равно, будут над вами смеяться проверяющие из Москвы или нет.

– Вы мне угрожаете?

– Нет. Поверьте, решение оставить ребёнка далось нам нелегко. Мы приняли его вместе с мужем. Последний раз, когда делали УЗИ, малыш услышал музыкальный звонок телефона и стал танцевать. Ольга Николаевна! У меня в животе не кусок мяса, а маленький человечек, с ручками, с ножками, он чешет свой курносый нос короткими пальчиками, у него бьется сердечко. Вы хотите, чтобы оно остановилось?

Зав. отделением смотрела на сидевшую перед ней женщину с бледным лицом, с опухшими от слёз глазами, полными решимости бороться за жизнь своего ребёнка, и к сердцу прихлынула волна уважения и сострадания. Она видела всякое за долгую работу в гинекологии. Сколько мамаш рыдало в этом кабинете, билось в истерики, расписывая свою горькую жизнь, умоляя сделать аборт на большом сроке беременности. Ни одна из них не вспомнила, что говорит о живом ребёнке. Они хотели избавиться от своих детей, как от свалившейся на них злой напасти. А эта, зная, что есть только два процента из ста, что её малыш родится здоровым, бьется с медицинской машиной, которая всегда считала и считает, что дети с генетической патологией не должны появляться на свет.

– Я не имею право на вас давить и уважаю ваше решение. Как доктор, я обязана выполнить всё, что от меня зависит. Проверяющих мне бояться поздно, главное чтобы моя совесть была чиста. Идите, Тася в палату, отдыхайте, завтра продолжите процедуры. Мы выпишем вас тогда, когда лечение покажет хорошие результаты.

– А начмед?

– Это уже моя проблема.

Два взгляда на жизнь

На следующий день Тася шла в палату после процедуры в барокамере, когда дорогу ей преградила Ахмедова.

– Михайлова? А почему вы до сих пор в стационаре?

Тася молча, смотрела в светло-серые, злобные глаза, лицо доцента, густо покрытое тональным кремом, кривилось от возмущения:

– Я это просто так не оставлю! – не получив ответа, Изольда Наумовна поправила под мышкой папку с документами, обошла зловредную пациентку и, твёрдо ступая высокими каблуками, удалилась.

Нина Юрьевна пришла к ней в палату перед обедом.

– Тася, вас снова зовут к Ольге Николаевне.

– Кто на этот раз?

– Ахмедова не успокоилась и для разговора с вами пригласила доцента с кафедры, старшего коллегу.

– Они оставят меня в покое?

– Думаю, да. Ольга Николаевна уже приняла решение, а переубедить её очень трудно.

Снова ставший привычным кабинет. Зав. отделением поздоровалась и склонилась над столом, не поднимая глаз от бумаг.

На диване сидела, вальяжно откинувшись на спинку, симпатичная женщина лет сорока пяти, с модной короткой стрижкой. Тася прошла и устало опустилась на стул. Измождённая, с провалившимися от вчерашнего стресса и бессонной ночи глазами, она устало смотрела на учёную даму. Вчера во время разговора с Ольгой Николаевной, горячилась, стараясь доказать свою правоту. Сегодня она не могла и не хотела говорить снова о том же. Ей казалось, что это пыточное колесо никогда не остановится.

Не представившись и не поинтересовавшись, как зовут пациентку, незнакомка спросила:

– На основании чего вы решили оставить ребёнка?

– На УЗИ всё хорошо, нет отклонений в параметрах развития, – безразлично ответила Тася.

Но доцент, не дослушав, прервала её и произнесла набившую оскомину фразу:

– Не всегда всё видно на УЗИ. Иногда на мониторе всё благополучно, а плод рождается с несовместимыми с жизнью отклонениями.

Тася не стала слушать продолжения и тоже перебила незнакомку:

– А бывает, и наоборот. На УЗИ всё плохо, а ребёнок рождается здоровым, – язвительно ответила она. – На моё решение повлияло то, что кариотип плода и плаценты могут не совпадать, и причиной удвоенного набора хромосом может быть не ребёнок, а мозаицизм, ограниченный плацентой. Для того чтобы прийти к этому выводу, мне пришлось изучить массу материалов, в том числе авторефератов и диссертаций на эту тему.

– Вы знаете, как пишутся диссертации? – усмехнулась женщина.

– Да знаю. Знаю, что встречаются недобросовестные учёные. Поэтому искала случаи из жизни, рассказы тех, кто столкнулся с такой же бедой. В России я нашла один подобный случай. Девушка Ирина из Татарстана. У неё был диагноз, идентичный моему. В прошлом году она родила здорового малыша.

– Ещё одно обследование кордоцентез вы не хотите сделать?

– Его делают в другом городе, не хочу туда ехать.

– А вы знаете, что можно сдать анализ крови в нашем городе, в лаборатории, которая работает по новой технологии. Анализ подтвердит или опровергнет ваш диагноз. Правда, стоит он дорого.

Тася подумала, что если не согласится, пытки допросов не прекратятся. Ещё чего доброго, начнут собирать консилиумы, как будто право на решение рожать или нет ей ребёнка, есть только у них.

– Для меня деньги не проблема. Где можно сделать такой анализ?

Незнакомка подала ей заранее приготовленный листок с координатами лаборатории и произнесла:

– Честно скажу, я вас не понимаю. У меня, как и у вас, двое детей. Я бы ни за что не рискнула терять благополучие своей семьи из-за ребёнка-инвалида. Вся жизнь насмарку, ваша и его. Вечные усмешки в спину. Любить, пока не родился, – одно, затем с этим надо будет жить всю жизнь. Это вы сейчас такая храбрая. Многие просто оставляют ребёнка в больнице, и совесть их не мучает. Детские приюты полны больными детьми.