У Ромео нет сердца - Лена Петсон

– Хочешь встретиться?

– Опять вы…

– Ты говоришь это так обреченно, будто я страшный карлик и предлагаю тебе грязный секс, – незнакомец грустно смеется.

Я хочу закончить разговор, но после фразы о карлике почему-то спрашиваю:

– Кто же ты? Прекрасный принц? Вряд ли. Прекрасные принцы не звонят девушкам и не приглашают на сомнительные встречи.

– А что они делают?

– Они… – я не сразу нахожу нужные слова. – Они совершают подвиги, спасают принцесс, а потом на них женятся! Как-то так.

– Значит, мне ради тебя нужно совершить подвиг?

– Не думаю, что это наш вариант. Во-первых, я не принцесса, как бы мне этого ни хотелось. Во-вторых, откуда мне знать, настоящий ты принц или обманываешь наивную девушку?

– Если честно, даже не знаю, принц ли я…

– Ну, тогда не морочь мне голову. Когда будешь уверен, что ты и есть мой принц, тогда и звони!

От своей решимости мне становится не по себе. Положив телефон на стол, я подхожу к зеркалу и смотрю на свою раскрасневшуюся физиономию. Ну, что? Стыдно, да? И ведь это тоже ты. Могу быть и такой – теперь знаю. Впереди меня ждут каникулы, поэтому все переживания я решаю оставить на потом. «Если это не просто дурацкий розыгрыш, то он еще позвонит», – думаю я, уже лежа в кровати, после чего засыпаю.

Утро, которое я надеюсь провести в своей мягкой постели, забыв о спешке и суете, начинается со звонка. Телефон долго голосит, прежде чем попадает мне в руки. Я девочка ответственная, но иногда это жутко бесит.

– Марин, ну имей совесть…

– Я вовсю ее имею, но я не Марина, – глумливо отвечает мой уже ставший знакомым незнакомец.

– Мне сразу повесить трубку или ты придумаешь что-нибудь смешнее?

Этот удивительный миг, когда я сама себе нравлюсь. На редкость приятное чувство, нужно запомнить его. Я привстаю, чтобы увидеть в зеркале свое отражение. Да, точно, даже выгляжу сейчас иначе: блеск в глазах и едва уловимая самоуверенная улыбка… Черт, я грохаюсь на пол, успев зацепиться рукой за кровать. Приподнимаюсь и вновь любуюсь своим отражением – теперь на меня смотрит перепуганная девица со всклокоченными волосами. Кривлю губы, подмигиваю себе и театрально падаю на пол: все-таки я – актриса…

– Дай угадаю… ты лежишь сейчас голая и сердитая.

– Ага, на полу. Набила шишку и корчусь от боли. Ты подглядываешь за мной, да?

– Серьезно? – он смеется, но тут же добавляет серьезным тоном: – Да, да, конечно, мне нравится наблюдать за…

– Эй, ты не перепутал мой номер с «Сексом по телефону»?

– Не кипятись, не кипятись! – хохочет он. – Извини. Признаю, расслабился. Просто подумал, что прикольно нести всякий бред, когда не знаешь, кто с тобой разговаривает, ведь так?

Я смеюсь. Бред – штука заразная.

– Ага, сама об этом только что подумала… Почему звонишь так рано?

– Соскучился, конечно! – продолжает дурачиться он.

– Ты мне уже как родной, – заботливо говорю я. – А ты не боишься, что я вычислю тебя, и тогда все станет менее забавным?

– Нет, не боюсь. Во-первых, ты могла уже давно меня вычислить, но этого не сделала. А во-вторых, видимо, ты сама боишься, что все станет менее забавным.

– Ты видишь меня насквозь…

– О, да… Чем планируешь сегодня заняться?

– А что? Хочешь раскрыться и пригласить меня куда-нибудь?

– Увы, я трус.

– Если серьезно, то сегодня, в первый день каникул, мы с братом и подругой пойдем в кино. Ты любишь кино? – спрашиваю я только для того, чтобы избежать расспросов о своих близких.

– Любите ли вы театр так, как я люблю его, то есть всеми силами души вашей, со всем энтузиазмом, со всем исступлением, к которому только способна пылкая молодость, жадная и страстная до впечатлений изящного?

– Доронина?

– Ого, знаешь такую древность!

– Ну, а как иначе…

– Только это не Доронина, а Белинский, – говорит он.

– Да? Прикольно! А ты крут… цитируешь Белинского…

– Стараюсь хоть чем-то тебя удивить.

Мы говорим об обычных вещах: о планах на каникулы, погоде и моде, в которой я ничего не понимаю. Однако с ним мне не нужно это скрывать… Я говорю все как есть – прямо. И мне это нравится. Меня вновь преследует ощущение, что моя жизнь круто повернулась и я приобрела что-то важное: то, что изменит меня, то, что необходимо сохранить…

Прочь, прочь, мысли о Марке. Я хочу излечиться.

Мы с Димкой ждем Марину уже достаточно долго, однако это нисколько нас не тревожит. Я, в ужасной шерстяной кофте, сижу в кафе кинотеатра, уставившись в меню. Здесь жутко жарко – мое и без того всегда румяное лицо пылает как факел. Довольный Димка сияет в ожидании фильма о динозаврах. Вдруг голос Марины заставляет меня вздрогнуть, я поднимаю глаза и вижу нашу влюбленную гламурную пару. Подруга выглядит уставшей, однако она безукоризненно подкрашена, а ее глаза сияют. Должно быть, минувшая ночь принесла ей немало радости и хлопот.

Кирилл бесцеремонно плюхается рядом со мной, задев меня практически всеми частями тела, я резко отодвигаюсь в сторону и преспокойно продолжаю заниматься своим любимым делом: поглощением пирожного. Я вонзаю ложку в нежное суфле, вкусное лакомство тает во рту, затем – обжигающий глоток крепкого кофе и вновь – нежное суфле. После чего немного поелозить ложкой по блюдцу – милое дело. Еще несколько минут такого сладкого времяпрепровождения – и можно идти в кинозал.

– Ты, обжора, как всегда, прекрасна, – голос Маринки напряженно шутлив, она явно нервничает из-за встречи Кирилла с Димкой.

– Ням-ням! – я подыгрываю ей столь же неумело.

– Решил пойти со мной, – кивает она в сторону Кирилла.

– Ага, давно в кино не ходил. Любите ли вы кино так, как люблю его я…

Кирилл? Неужели Кирилл?.. Сложно представить, что этот гламурный, изворотливый мальчик может цитировать Белинского. Однако иногда в его взгляде проскальзывает какая-то искра, и это заставляет меня думать, что Кирилл не так прост, как может показаться… Но, увы, кажется, я обманулась. Следующие несколько минут мы слушаем лекцию о том, что фильмы о динозаврах – полная чушь, и смотреть их можно только в хорошей компании. Все это время Димка жмурится и закрывает уши и, в конце концов, выдает:

– Я Дима. Я люблю динозавров.

Кирилл смотрит на него так, словно с ним вдруг заговорил стул.

Мы уже подходим к залу, а Димка еще продолжает что-то бормотать себе под нос, потирает ладони, словно готовясь к публичному выступлению. Мне становится понятно, что он не войдет в зал, пока не выскажет все свои мысли. После моего призыва выслушать Димку наш затейник Кирилл входит в образ Деда Мороза, демонстрируя всем своим видом, что готов выслушать стишок маленького мальчика. Я невольно думаю: Кириллу двадцать лет, как и Димке, наверное, он считает себя в сто раз умнее моего брата. При этой мысли меня разбирает смех.