Бросая вызов - Юлий Медведев

Монастырские хроники содержат версию «приглашения» варяг на Русь — версию, давшую почву так называемой «норманской теории», но оспоренную, начиная с Тредиаковского и Ломоносова, крупнейшими авторитетами да и самим ходом развития культуры и государственности России.

Викинги объявлялись в самых неожиданных местах. Норвежец Харальд Крутой Хозяин, двоюродный брат короля норвежского Олафа, удрал на Русь пятнадцати лет от роду, когда его родственника убили в бою восставшие против притеснителя крестьяне. Далее этот самоуверенный блондин, приглянувшись византийской императрице Зое, становится командующим ее флотом и в 1042 году руководит морским сражением против викингов вблизи Неаполя. А несколько лет спустя богатым и знаменитым возвращается в Норвегию, становится королем и правит в течение двадцати лет, оправдывая свою кличку. Заключительным деянием Харальда Крутого Хозяина была вылазка, предпринятая в 1066 году, чтобы отнять Англию у другого Харальда. Но вторгшийся матерый викинг потерпел поражение от своего тезки, матерого не меньше, и был убит на Стэмфордском мосту.

Совершали викинги и «дранг нах вестен». Чертова сила гнала их на самый край света. Они освоили Исландию, заселили Гренландию, о чем подробнее будет дальше, и даже, возможно, побывали в Новом свете до Колумба.

Викинги, поселившиеся в Зеленой стране — Гренландии, испытывали острую нужду в лесоматериалах, это и толкало их в путешествие дальше на запад. Кто из них достиг берегов «богатой лесом» страны на западе — Эрик Рыжий или Бьярни Херьодьфсон, сбившийся с курса, когда плыл из Норвегии в Гренландию, или сын Эрика Рыжего Лейф, наслушавшийся рассказов о сказочном крае, и была ли эта страна Северной Америкой — остается неясным, и об этом продолжаются споры.

Вот какова была пассионарность скандинавов — народа невеликой и периферийной страны. Какая искра подпалила, какой ветер разжег эту их активность? Разное говорят.

Они, пишет один скандинавский историк, научились замечательно строить корабли. Уже в шестидесятые годы нашего тысячелетия у них были суда человек на шестьдесят, с башней для метания копья, с золоченым драконом на носу.

Указывали также на перенаселенность. Викинги проявляли склонность к полигамии. Наложницы, младшие жены были у них обычным делом, и считалось почетным производить на свет много сыновей. С другой стороны — недостаток питания, небрежение «лишними» детьми. Выселяли избыток людей за пределы Скандинавии. Эмигрировали даже младшие сыновья королей, оставляемые без наследства (наследовали старшие). Беженцы спасались также от кровавой мести…

Наконец, суровость Скандинавии. Особенно ее северной части. Или борись, или погибай! Северная природа, дескать, воспитывала в своих сынах жажду деятельности. Религия скандинавов благословляла воинские доблести, бесстрашие, павшему в битве держала место в Валгалле, то есть в раю.

Что можно на это сказать? Корабельное искусство по тому времени, конечно, много значило. Да и позже. Вспомним Англию эпохи Тюдоров, Елизавету, Ост-Индийскую компанию, голландскую Вест-Индийскую и т. д. Но почему-то целых двести лет викинги этого своего важного преимущества не использовали.

Перенаселенность? Хорошо. Но с чего она? Полигамия, может, и отвечала эгоизму мужского самоутверждения, но ускоренному размножению скорее вредит, чем способствует, поскольку в принципе, при прочих равных условиях, n женщин от n мужчин может родить больше детей, чем n женщин от одного мужчины.

Викинги к тому же долго плавали. Наконец, не произвести на свет, а вырастить — главная трудность, ограничивающая прирост населения.

А прирост, конечно, был. Иначе как же Скандинавия не обезлюдела, разбросав, рассеяв своих людей, как семена, привившись, как привой, ко многим народам и многих на чужих морях и землях потеряв?

Не отрицая любопытства, спорта, тщеславия, следует все же поставить их позади азарта наживы, руководившего викингами в их походах. Наживы любыми средствами. Но вот как раз для любых-то средств требовался достаточный наличный состав добытчиков. Чтобы брать на абордаж целые княжества и королевства, армады викингов насчитывали, бывало, до семисот килей. А чтобы построить корабли на такую армаду, нужны были свободные работники (от валки леса до тканья парусины все работы ручные), а ведь и хлебопашество, и скот здесь, на тощем подзоле, среди валунов и скал, отнимали много сил, и разгар полевых работ совпадал с викингской морской «страдой».

Плотность населения была, наверно, высокой, если людей доставало и на растущее хозяйство и на бравое колонизаторство, широко раскинутую торговлю, морскую охоту. С чего же размножились так скандинавы на угрюмом краю земли? И какие новые демоны сплотили их в хищные стаи и заманили рыскать по миру? Какие новые боги нагнали в их сердца бесстрашие и жажду приключений, а тела задубили и взбугрили стальным бешенством мышц? Восход и закат викингов «уложились» примерно в промежуток улучшения климатических условий — между восьмисотыми и тысячными годами нашей эры. Это должна была быть та ступень солнечной активности, когда ложбина циклопов сдвигается к северу и они несутся через Шотландию, Скандинавию к Белому и Карскому морю. В Норвегии сельское хозяйство поднялось в горы выше, линия зерновых сместилась вверх метров на полтораста. Это существенно прибавило обрабатываемой площади гористой стране. Ее заняли рожь, овес; старые земли стали урожайнее.

Скот, воспитанный в патриархальной строгости и любви, согласный есть, что дадут, что ни одна корова в мире не испробует — горькие морские водоросли и бросовую рыбу, — теперь получает больше травы на горных пастбищах, хорошеет, крупнеет, и норвежцы, в которых добытчик-викинг являл собой лишь предпосылку справного хозяина, взлелеяли скотоводство, внесли в него рьяную скандинавскую чистоплотность, ставили и содержали скотные дворы не хуже собственных жилищ, так что впоследствии в окнах коровников бывали накрахмаленные занавески.

Прибавка сельскохозяйственного продукта вызывает прибавку населения, улучшает его физические стати, в рукопашном бою решающие.

Кто сколько-нибудь интересовался викингами, не мог не отметить их кровавости даже на фоне того времени, весьма кровавом. Историк Макнейл такой нрав викингов связывал с тем, что они были представителями молодой цивилизации. Купцы же Византии, Малой Азии, Китая, Индии, носители и рассадники вкусов и нравов высших сословий — феодалов, чиновников, были тогда уже приучены уважать заведенные порядки — налоги, пошлины, регулируемые кем положено.

Социально-исторический подход настраивает и вас думать в том же направлении. Купцы и дельцы, корсары, под британским и американским флагами грабили по-викингски Индию, Африку, торговали рабами, захватывали прибыльные участки земного шара, уже когда викинги отошли в далекое прошлое и скандинавы ничем, кроме цвета и роста, не напоминали своих предков. Новым викингам к тому времени пора бы цивилизоваться. И климат стран, откуда вышли эти рыцари наживы, был не так суров. Но жестокости им было не занимать у предшественников, да и хозяйственной жилки тоже. Все награбленное вкладывалось в дело. Крупное дело, не чета семейным фермам викингов.

А уже нашего века беспримерной жестокости «сверхлюди», любившие называться викингами, — те хозяйственны были маниакально. Но — без того остального, что овевает имя викингов ореолом неповторимости, — бесстрашия, горделивой мужественности, силы духа, готовности жертвовать жизнью ради того, чтобы увидеть неведомый далекий берег.

Жестокость и частная собственность давно подозреваемы в тайной связи. Имеет та или другая или обе они выход на климат? И через что?

История природы — повторим снова — и история людей связаны между собой. Но нет ничего более обманчивого, чем доступность этой связи простому разумению.

Л.Н. Гумилев хотел бы, чтоб ему не навязывали родства с теми, кто думает иначе. В «Открытии Хазарин» он противопоставляет свои взгляды простому разумению насчет этноса, его психических, физических особенностей и исторических судеб. Например, взглядам Шарля Монтескье. Ища натурального объяснения всего что ни на есть, просветитель хоть и в благих целях, однако перегнул палку. Автор «Духа законов», «Персидских писем» — произведений смелого XVIII века — хотел поставить понимание истории на реальную почву, не призывая бога без надобности, что было большой прогрессивностью с его стороны. Но — перестарался. Все у него получается «из природы вещей». Народы, законы, правы, государства… То как раз была попытка постичь непростые вещи простым разумением.

…Жаркий климат расслабляет душу и тело, а холодный делает человека крепким и активным, южане нежны, чувствительны, а северяне грубы и выносливы; восток из-за жары находится в умственной прострации, отчего там обычаи, нравы и законы не меняются; южане по указанной причине не мужественны и потому почти всегда бывают порабощены белыми — мужественными, жестокими, твердыми… И далее в том же роде простые разумения Монтескье, доступные, пожалуй, и тем, кто его не читал, а сам, одною лишь догадливостью доходил, что раз «они» не как «мы», значит, наверно, это из-за того, что «у них» не как «у нас».