Невыносимое счастье опера Волкова - Алекс Коваль

– О, я представлю. В красках представляю!

– Он винить себя начнет. Ругать. Злиться. Нервничать. Еще поссоритесь ненароком! У меня Ромка знаешь, как каждую мелочь, связанную со мной, близко к сердцу принимает? А твой Волков вообще эмоциональный максималист. Не надо так! Мужика поддержать надо, а не мозг ему выносить, Нин.

– И пусть винит себя и ругает! Я тут, между прочим, с каждым днем все больше в бегемота его стараниями превращаюсь, а его рядом нет. К тому же Руслана в лагере, ты в Москве, Белова укатила в отпуск. Я одна! У меня шалят гормоны. Я хочу секса, обнимашек и любимого мужика под боком. А не вот это вот все.

– Антонина, – притворно возмущается подруга. – Я тебя не узнаю! Женщина, куда ты дела мою разумную подругу? – смеется Синичкина.

– Задушила, – бурчу в трубку. – Не беспокойся, все прошло быстро. Клянусь, она сильно не мучилась.

Мы с Ладой прыскаем со смеху. Перекидываемся еще парой-тройкой новостей, пока Ромка не отбирает у меня мою единственную отдушину – свою жену. У них сегодня по плану семейный день: поход с детьми в аквапарк, кино, кафе и так далее по списку.

Вот! Даже Ромыч – генеральный директор огромного холдинга – находит время для своей семьи. А заместитель начальника районного УВД сидит в своем кабинете, как жопой к стулу приклеенный. Ну, что за беспредел?

Я блокирую телефон и падаю пятой точкой на ступеньку. Подпираю голову кулаком и вздыхаю. Тяжело-тяжело. Грусть на легкие давит. Нет, конечно, я не буду звонить Вику и на ровном месте закатывать скандал.

Наверное.

А может, и буду.

Я скоро полезу на стенку от одиночества! Я правда все понимаю. Что ему сейчас сложно. Что он тоже сейчас разрывается. Знаю, как сильно Вик хочет быть рядом со мной двадцать четыре на семь. Знаю, что нельзя быть такой единоличницей и эгоисткой! Но иногда у меня окончательно сдают нервы. Вот как сегодня! Когда я в очередной раз проснулась утром в кровати одна. И весь день могу довольствоваться только его смс. Редкими. Потому что даже на них у Волкова в данный момент не хватает времени.

Мне же попросту некуда себя деть. Я от скуки и тишины уже не знаю, к какому лучше углу прибиться. Даже в Сочинском офисе, как назло, все прекрасно работает без моего прямого участия. Бр-р-р!

Хочется просто взять и встряхнуть его хорошенько. Виктора. За шкирку! Отвлечь от служебной белеберды. Заставить обратить внимание на меня. На минуточку, без пяти минут мать его ребенка и любимую женщину! Да так заставить, чтобы дезориентированный Волков вообще о службе на время заб…

О-о-о, точно!

Я подскакиваю на ноги. Губы расплываются в улыбке. Меня осеняет. Неожиданно. До дрожи. Подбрасывает от нетерпения, а по рукам мурашки. В голову проскальзывает идея. Капец, какая! Отчаянно-безумная. Прокручивая в уме, признаю, мне даже немножечко стыдно за себя. С другой стороны, а почему бы и нет?

Если гора не идет к Антонине, то что мешает Антонине пойти к горе?

Ух, это ужасная затея! Просто самая ужасная из всех ужасных! Но зато она сто процентов сработает. Не может не сработать! У Виктора будет без вариантов. Если только он не решится выпрыгнуть в окно. Или выгнать меня из кабинета. Но последнее, надеюсь, ему не позволит провернуть внутренний собственник. Ну, не захочет же он, чтобы я по всему УВД нагишом щеголяла перед его коллегами, правильно?

Правда потом мне за такое хорошенько от моего мужика прилетит, но что поделать? Как по мне, риск оправдан. Как по-другому заставить Виктора хотя бы на денек забыть о работе? Только радикальными мерами.

Прежде чем успеваю передумать, возвращаюсь в дом. Залезаю в душ. Привожу себя в порядок. Наношу на кожу изумительно пахнущий крем. Сладкий, как карамелька. Пару “пшиков” туалетной воды за ушком и на ключицы, и топаю на цыпочках в спальню.

Порывшись в комоде с нижним бельем, нахожу то самое . Вот оно, мое “коронное”. Пошло-откровенное. В котором я делала фотки на день рождения Волкова. Бельишко с бантами на сосках, которое из-за увеличившейся груди теперь смотрится еще круче.

М-м-м, и пусть только попробует устоять…

Осталось только придумать, что накинуть сверху. Не плащ же в июле месяце?

Виктор

– В общем, закрывай это дело, Герыч, – размашисто чиркаю свою подпись, – и передай Рыбкину, чтобы завтра заглянул в оружейную, – захлопнув папку, отдаю бумаги, – ствол забрал.

– Никак Шумилов дал добро на его перевод в опера?

– Неохотно, но я за него поручился. Погоняй его там, как надо, чтобы нам не пришлось его потом опять по больничкам проведовать с апельсинами. И сам будь осторожен. С Ваней никогда не знаешь, с какой стороны прилетит.

Герман понятливо хмыкает.

– Так точно, товарищ подполковник, – язвит и поднимется из-за стола коллега. Кивает на кипу бумаг, уныло зависших перед моим носом, – смотрю, ты вовсю наслаждаешься новой должностью?

– Издеваешься? В гробу я видел эту должность.

– А что? Сидишь в тепле, тяжелее шариковой ручки ничего не поднимаешь, чаи гоняешь и секретаршу по селектору муштруешь. Кайф? Кайф.

– Мне бы обратно, “на землю”. Кайф – это свобода передвижений. Лучше за отморозками по городу гонять, чем целыми днями тут геморрой высиживать. Еще и форма эта гребаная, – дергаю, стягивая галстук. – Ненавижу. А по гражданке по уставу не положено.

– Ну, не всем нам отморозков гонять до глубокой старости, Волк. У тебя скоро пополнение. Ты у нас теперь человек семейный. Риск тебе теперь прописан дозированно, и то, только в экстренных случаях. Так что, – тянет руку друг, – давай, не кисни.

– Премного благодарен за “поддержку”, дружище.

– В пятницу соберемся в баре? Потрещим, пропустим по стаканчику.

– Как пойдет. Если разгребу дела.

– Точно, все время забываю, что ты нынче большой начальник, – закатывает глаза Герыч.

– Давай уже, – швыряю в него шариковой ручкой, – маршируй отсюда, майор.

Герман ржет.

– Ладно, помчал. Надо опросить свидетелей по вчерашнему нападению. Чую, что-то интересное намечается, – блестит