ГУЛАГ (Главное управление лагерей), 1917-1960 - А. Кокурин

Фамилию этого заключенного установить нам не удалось, несмотря на все принятые меры со стороны лагеря и органов НКВД Карело-Финской ССР.

Часть заключенных, в прошлом служивших в РККА, после их освобождения буквально немедленно отправлялась на фронт. Представители командирования, специально приезжавшие за подобными партиями с фронта, исключительно хорошо отзывались о боеспособности этого контингента.

На Ухтинском направлении в районе Кеми одно из подразделений, сформированное в большинстве из освобожденных Сорокского лагеря, находилось в обороне и прикрывало отход наших частей на новые позиции. При атаке немцев на это подразделение силами, вдвое превышающими, один из бойцов не вытерпел нахождения в обороне, выскочил из прикрытия и с криком и руганью нецензурными словами по адресу немцев бросился вперед. Его примеру последовали все бойцы. Это было настолько неожиданно и стремительно, что немцы не выдержали и отступили, понеся большие потери.

В отдельных случаях освобождение из лагеря заключенных проводилось по требованию командования без учета действий Указа, при чем отбор в таких случаях приходилось производить лично мне с представителями Особого отдела и ЦК Карело-Финской ССР. Эти операции проводились невзначай, иногда ночью, в крайне ограниченные сроки по времени. Таким образом освобождение проводилось на колоннах, не по л/делам, а по формулярам с последующим оформлением л/дела. Надо сказать, что отзывы по освобожденным таким порядком были исключительно высокие. Отбор этой категории в основном производился по характеризующим данным заключенного на производстве и в быту.

Учитывая практическое применение такой формы освобождения по требованию командования фронта, аппаратом ОУРЗ лагеря был произведен учет заключенных по военным специальностям, что дало положительные результаты при проведении этих операций и формированию отдельных боевых групп для фронта.

Для практического осуществления массового освобождения и передачи освобожденных в РККА был организован специальный пункт вблизи г. Беломорска. На этот пункт стягивались заключенные из подразделения лагеря, где проходили тщательную санобработку, разбивались по баракам на две категории, а именно: подлежащие призыву в РККА; и освобождающиеся с выездом к месту избранного жительства. Пункт был хорошо оборудован, украшен лозунгами, плакатами, отведено специальное помещение для клуба и красного уголка. С прибывающими людьми проводилась большая культурно-пропагандистская работа. По получении справки об освобождении тут же проходили медкомиссию и зачислялись в ряды РККА.

Из числа принятых в РККА формировались команды, выделяли из них же командиров и производилась организация отправки в часть.

Перед направлением в часть с уходящими проводился митинг, при чем характерно отметить, что после этих митингов массами поступали заявления от освобожденных непризывного возраста о зачислении их в ряды РККА добровольцами. Работа на пункте шла круглосуточно, причем работники ОУРЗ буквально работали сутками без сна, т. е. вся организация работы пункта лежала на их плечах.

Каждый работник пункта исключительно добросовестно и любовно относился к своему делу. Основная задача перед работниками пункта, помимо быстрого оформления освобождения и формирования команд, была поставлена работа с людьми — переключения их за короткий срок из заключенных в будущих защитников родины и это, надо признать, удавалось успешно.

Особо необходимо отметить хорошую работу таких сотрудников ОУРЗ, как нач. 3-го отделения ОУРЗ Сороклага т. СТУПИК, старшего инспектора т. МОРОЗОВА, нач. 2-го отделения ОУРЗ т. АЗДЫНЯ и других.

Одним из показательных примеров пункта можно привести следующий факт:

На пункте скопилось более 600 человек освобожденных, подлежащих выезду домой. Из-за отсутствия вагонов вывоз задерживался. В этот момент ко мне обратились из Горсовета и Райкома партии г. Беломорска помочь им строить оборонительные укрепления вокруг города. Специальной рабсилы для этой цели лагерь выделить не мог, т. к. она была расставлена на оборонных объектах и строительстве ж. д. Я решил использовать для этой цели освобожденных. Проведя с ними предварительную беседу, я им объявил, кто желает идти работать на оборонительные укрепления. Все, как один, дали согласие, причем тут же были сформированы рабочие бригады, выделены бригадиры, десятники и прорабы. Эта группа освобожденных работала на оборонных сооружениях более недели с исключительным усердием, с раннего утра до позднего вечера часов по 13–14 в сутки. Единственным их требованием и условием было проводить с ними ежедневно политбеседы и информацию о положении на фронтах, что я аккуратно выполнял.

Появление при работе враждебных самолетов не только не пугало эти бригады, но сразу после их удаления работа кипела еще горячей.

Представители Горсовета и Райкома вместе с представителями командования высоко оценили работу этой группы. Из указанной группы впоследствии большинство отказалось от поездки домой и пошли добровольно в армию.

Один из интересных эпизодов произошел на станции Кемь. С одним из составов, идущих с Севера, со стороны Мурманска прибыло 2 груженых вагона в сопровождении 6 чел. проводников, последние по прибытии в Кемь потребовали отцепить их вагоны и явились в подразделение нашего лагеря. Одеты проводники были в новых хороших костюмах, фетровых шляпах, желтых ботинках. В общем, походили на представителей из-за границы. Явившись на вахту, они вызвали начальника подразделения и заявили, что они заключенные, работали где-то за Мурманском, их подразделение эвакуировалось, а они остались. Зная указание тов. СТАЛИНА о том, что врагу ничего не оставлять, они решили эвакуировать брошенный в прифронтовой полосе один сельский магазин. Все имущество этого магазина они вывезли к станции, погрузили в два вагона и доставили их на ст. Кемь. Эти заключенные в тот же день по их заявлению были приняты в РККА, привезенные ими товары сданы в соответствующие организации.

Не без интереса отметить, как проходило освобождение поляков.

Мне лично пришлось участвовать и оформлять освобождение более 1500 человек поляков, содержавшихся в Сороковом лагере.

Эта категория заключенных содержалась на отдельных подразделениях (колоннах). По получении указа, по спискам этих колонн были подготовлены личные дела, и я вместе с инспектором группы освобождения и представителем финотдела выехал в эти подразделения.

По приезде на колонну была проведена беседа и разъяснение о порядке освобождения. Как только эта категория узнала об их освобождении, сразу изменились отношения между отдельными группами этих заключенных. Бывшие офицеры, чиновники, торговцы и прочая категория бывших польских верхушек отделилась от крестьян, рабочих и мелких служащих, первые начали повелевать последними, задавать тон. Буквально на следующий же день у отдельных заключенных, бывших офицеров польской армии, появились денщики, которые чистили, чинили их одежду, обувь, ходили на кухню за обедом и т. п.

Первым занятием освобождаемых началось обшивание, восстановление своих знаков, эмблем и т. п. Были вытащены старые конфедератки, пришивались к ним завалявшиеся обломанные «петухи» и т. п.

Вопрос о войне и сообщениях на фронте мало кого интересовал, больше всего были вопросы, куда лучше поехать, где лучше жить.

Первое время исключительно трудно было выбрать место жительства, т. к. ни один из освобождающихся не решал, куда лучше поехать. В конце концов, случайно один изъявил желание поехать в Кустанай, где у него находилась семья. После этого буквально все начали просить направить их в Кустанай. Такое же положение было и по другим колониям лагеря.

Содержащиеся в этих колоннах вместе с поляками перебежчики из Чехословакии (по документам значившиеся венгерскими подданными) исключительно недоброжелательно отзывались о поляках и прямо заявляли: «Гражданин начальник, с них вояки не будут, лучше пошлите нас». Просьбы чехословаков об отправке на фронт доходили до слез, и надо сказать, по моему мнению, эти просьбы были искренними.

Необходимо отметить одну деталь, что польский контингент в большинстве своем оказался слабым, мало приспособленным к условиям лагеря, особенно железнодорожного на Севере. К физическому труду навыков не имел, и производительность по этой категории была исключительно низкая. При поступлении польского контингента в лагерь, заключенные, побывшие в польских тюрьмах в период до слияния с СССР, крайне удивлялись постановкой работы и охраны заключенных в наших лагерях. У них никак не укладывалось в понятии, как они, заключенные, могут свободно ходить по зоне, задавать вопросы начальству, разговаривать и даже жаловаться на отдельные непорядки. Однажды при проведении квалифкомиссии ко мне обратились два заключенных молодых поляка: «Гражданин начальник, мы тюрьму скоро будем строить?» Я им ответил, что тюрьму мы строить не будем, а будем строить железную дорогу. Тогда они удивленно задали вопрос, а где же вы будете содержать вот всех нас прибывших? В процессе беседы я установил, что эти заключенные по специальности бетонщики и отбывали сроки наказания в польских тюрьмах, всегда администрацией тюрьмы использовались на работу по устройству бетонированных камер для заключенных. Когда же я им разъяснил, что в Советском Союзе заключенные занимаются наравне со всеми гражданским строительством лучшей жизни для народа, а не тюрьмами, это их крайне поразило. Впоследствии эти два бетонщика хорошо работали на строительстве моста по бетону.