Антология советского детектива-38. Компиляция. Книги 1-20 (СИ) - Азольский Анатолий

Так оно и выходило. Белугин благодарил и всегда приговаривал, что разведчику нужно походить на амфибию, то есть быть выносливым, универсальным, плоским, приспосабливаемым, ловким, живучим. Маскироваться так, чтоб ни один враг не нашел. Действовать резко и решительно. Исчезать быстро и внезапно. Держать прочно язык за зубами, а если уж вытаскивать, то так, чтобы прилепить к нему своего противника и сожрать. Ну а в неблагоприятной ситуации впасть в анабиоз, уйти в тину и переждать. В общем, в своих любимицах Белугин со всех сторон видел исключительно положительные стороны и всегда ставил их в пример своим подчиненным и студентам.

Сложно было с ним не согласиться, а при некоторой доле фантазии, глядя на Глеба Арсентьевича внимательно, вы вдруг начинали находить и в его внешности множество схожих с его любимицами черт. То глаза выпучит, то щеки надует, то засмеется каким-то поквакиванием.

Борис примостился между двумя плюшевыми жабами из сказки о Дюймовочке — жабой-мамой и жабой-сыном. Казалось, вот-вот одна из них квакнет и произнесет: «Ну вот, поспали! Теперь можно и поесть!»

— А кто же отвечает за написание этих самых докладов британцам?

Черкасов моргнул и сосредоточился.

— Да сам Смирнов и отвечает. Это его лаборатория и тема его. У него и диссертация докторская по этой же тематике.

Белугин заинтересованно поднял брови.

— А что — диссертация открытая?

— Вообще-то нет. Но он умудрился после семьдесят восьмого года, когда ее секретили, выпустить аж семь учебников и десяток методичек. Я уж не говорю про статьи. Наверное, сотню, а может, и две, а то и все три.

— М-да… плодовитый как лягушка…

— Что?

Белугин слабо улыбнулся.

— Прям как лягушка, говорю. Та несколько тысяч икринок мечет. Ясно, что кто-то да выживет… Ну а лично тебе, Борис, что больше всего не нравится?

Черкасов качнул головой.

— Помимо открытых сведений из своих же учебников он туда, в эти доклады, вставляет и секретные данные. Я же вижу. Показал ему, а он мне начал втирать. Я совсем запутался, Глеб Арсентьевич. Вы уж извините, что я прямо к вам.

Белугин посерьезнел.

— Прекрати! Правильно сделал, что пришел.

Черкасов вздохнул.

— Я знаю, Соломин должен был этим заниматься, да что-то толку ноль!

И тогда Белугин рассмеялся — громко и удовлетворенно.

— Не будь таким торопыгой! Я Юрику только вчера бумаги подписал. Значит, он только сегодня бригаду в первый раз соберет.

Черкасов хлопнул глазами.

— Да-да, — прошелся по кабинету Белугин, — Железный Юрик только-только полномочия получил. Так что ты не робей и смело подписывай Смирнову все, что ни попросит.

Черкасов удивленно открыл рот:

— Все?!

— Чем больше этот Смирнов хапнет, тем крепче на крючок сядет! — жестко улыбнулся Белугин. — Будь уверен, Юра примет их по полной программе.

Первый заместитель Председателя радостно потер ладони и стремительно прошел за рабочий стол.

— Давай-ка еще раз… какие там темы ключевые?

Черкасов сосредоточился, но…

— Ну, ты ж только что их перечислял, — нетерпеливо заерзал Белугин.

— Что я перечислял? — не понял Черкасов.

Глеб Арсентьевич изумленно поднял брови.

— Ты что, Черкасов, ничего не помнишь?

— Чего я не помню? — не понял Борис.

Белугин тревожно оглядел визитера.

— Ты бы сходил к врачу, Боря… и не тяни с этим, не тяни. И пить завязывай.

— Есть, товарищ генерал, — покраснел Черкасов.

Белугин решительно поднялся и подал на прощание руку.

— Ну, удачи тебе! Действуй.

Борис кивнул, пожал протянутую холодную, словно у жабы, руку и вывалился в дверь. Остановился посреди коридора и вдруг осознал, что не помнит, о чем они только что говорили.

Полковник

В Следственном управлении царил бардак: только что ушел в отставку прежний руководитель, а новый начальник, еще утром бывший подполковником, торопливо прикручивал полученную пару часов назад третью звездочку на погоны. Соломин открыл дверь и, заглянув, постучал — такая вот обратная последовательность была свойственна полковнику. Начальник отложил мундир и слегка покраснел:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Здравствуй, Юра! — Он встал и протянул руку, и Соломин крепко пожал ее.

Олег Воронин учился на параллельном, следственном, факультете. Встречались они редко, но хорошо знали друг друга по поездке на картошку. От каждого курса на всеобщую битву с урожаем корнеплодов отправляли по двадцать человек, и Соломин с Ворониным попали в число счастливчиков. С тех пор они виделись только на выпускном собрании, но хорошо помнили друг друга.

Соломин, даже не спрашивая разрешения, присел к столу, а за ним вернулся на место и Воронин.

— Я видел шифрограмму. Читал. Даже не знаю, поздравить тебя или посочувствовать, — пожал Воронин плечами.

— А я вот тоже не знаю, что с тобой делать, Олег, — решил ответить откровенностью на это откровение Юрий Максимович. — Вроде бы поздравить надо, но место это уж больно в последнее время горячее. Сколько просидел твой предшественник?

— Не спрашивай, — вздохнул бывший однокашник, — утром еще был здесь.

— А назначен был когда? — Соломин продолжал давить на мозоль.

— Слушай, Юра! — возмутился Воронин. — Не издевайся!

— Ладно, ладно. Не буду. Не для того прибыл.

— Вот это уже разговор, — обрадовался свежий полковник — начальник СУ.

— Значит, телеграмму видел.

Воронин кивнул, и Соломин поднялся, заставив собеседника смотреть снизу вверх. Экспериментировать на всех и вся было его любимым занятием. Психологически он показал свой верх над начальником этого огромного и могучего подразделения «конторы» и даже заставил слушать и кивать. Сейчас Соломину до зарезу нужно было набрать толковых профессионалов, которые смогут вести дело до победного конца. А он, как охотничий пес, идущий по свежему следу, чуял, что впереди его ждет крупная добыча. Вполне возможно, что речь идет о вражеской резидентуре, а не только о продажных ученых.

— Олег, мне нужны лучшие твои кадры. Бригада будет большая. Сразу тебя предупреждаю: полномочия у меня самые широкие.

Воронин поморщился и попытался возразить:

— Юра! Тебя никто и не ограничивает, но только ты не возносись выше Спасской башни! Давай реально смотреть на вещи.

— Давай. Для начала выдели десять следователей-важняков. — Соломин сложил губы трубочкой и сделал самое невинное лицо, которое только мог изобразить.

Воронин подскочил в кресле:

— Ну, ты дал!!! Совесть где?! Какие десять важняков?! Ты что, Юрка! Побойся бога или совести, не знаю, чего ты больше боишься.

— И того, и другую, — невинно ответил Соломин и схватил лежавший на столе Воронина список личного состава управления.

Не успевший перехватить его руку, Воронин покрылся красными пятнами, а совершенно секретный документ уже оказался у Соломина, и тот снова завладел инициативой:

— Не волнуйся ты так, Олег. Мы же свои люди, и разговор один на один. Вот смотри. Я тут буду называть людей, а ты их записывай. Давай, давай, время жалко.

Это было верхом нахальства, и Воронин, демонстрируя высшую степень неодобрения, покачал головой и… уступил. Он знал, что Соломин горазд не только показывать психофокусы, но и работать умеет будь здоров! Абсолютным рекордсменом по количеству собранной картошки был именно Юрка. Мало того, он каким-то образом заставил или уговорил колхозных работяг весь месяц картофельной командировки не напиваться и с утра ждать их у выхода из студенческого барака на грузовиках, картофелеуборочных машинах и с полной загрузкой тары. Поэтому у бригады кагэбешников, как их звали в деревне, не было простоев.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Надо заметить, что комиссаром, то есть руководителем группы молодых чекистов-студентов, был как раз Олег Воронин, а неформальное лидерство постоянно проявлял Соломин. Но делал это деликатно и, когда вручали премии и благодарственные письма, сказал с трибуны, что успехов их бригада добилась исключительно благодаря самоотверженному труду их комиссара-старшины Воронина. А потом добавил с иронией, что руководителям колхозов и совхозов нужно поучиться именно у него, тогда и сельское хозяйство страны, глядишь, добилось бы лучших результатов.