Григорий Зиновьев. Отвергнутый вождь мировой революции - Юрий Николаевич Жуков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«1. Следить за тем, чтобы достигнутый минимум, необходимый для единства партии, был действительно проведен в жизнь… 3. Добиваться того, чтобы оппозиционный блок признал ошибочность своих взглядов. 4. Решительно охранять единство партии»525.
Вроде бы получилось много шума из ничего. Но так могло только показаться. Кадровые перемещения с явным понижением статуса лидеров оппозиции все же последовали, и всего через неделю после окончания конференции. Затронули Троцкого, Каменева, Пятакова, Смилгу, ряд иных. Но особенно унизили Зиновьева. Его не только вывели из состава делегации ВКП в ИККИ, лишив тем возможности даже косвенно влиять на формирование политики Коминтерна. Назначили на откровенно ничтожную должность члена президиума Госплана, и не СССР, а всего лишь РСФСР. На должность, ни в малейшей степени не отвечавшую его знаниям, опыту.
Но почти сразу же, 18 ноября, ПБ приняло весьма двусмысленное при данной ситуации решение. «Бюро делегации ВКП(б), считая, что выступление т. Зиновьева на расширенном пленуме ИККИ не может не явиться по существу апелляцией к ИККИ на решение ВКП(б) и не может не дать толчка дальнейшей фракционной борьбы… ввиду этого бюро делегации считает такое выступление нецелесообразным. Тем не менее, оно (а это непримиримые враги Зиновьева: Бухарин, Рыков, Сталин, Молотов, Лозовский, Мануильский, Пятницкий — Ю. Ж.) не считает возможным запретить т. Зиновьеву такое выступление, так как каждый член партии имеет право апеллировать к ИККИ на решение своей партии»526.
Что же произошло? Игра кошки с мышкой? Вполне возможно. Ему, Зиновьеву, столь непримиримому оппозиционеру, предоставили возможность выступить на международном форуме только для того, чтобы он усугубил свое положение? Доказал нежелание отказаться от своих «ошибочных взглядов», чтобы поставить в вину такое поведение? Более чем возможно.
Зиновьев поднялся на трибуну 7-го расширенного пленума ИККИ, проводившегося в Андреевском зале Большого кремлевского дворца, 8 декабря. Выступил в прениях по докладу Сталина «Вопросы ВКП(б)», чтобы продемонстрировать: он больший, нежели генсек, знаток работ классиков и способен сражаться тем же оружием — цитатами. И сделал то, что от него ожидало ПБ. Пояснил сразу же — «Я ограничусь изложением моей принципиальной точки зрения».
Начал же с отрицания доктрины Сталина — о возможности построения социализма в СССР. Напомнил о том, что Маркс считал, начать революцию может и одна страна, и она не должна обязательно быть самой индустриальной. Но только начать, потому что социалистической революции даже на целом континенте «при известных условиях угрожает опасность быть раздавленной».
Привел Зиновьев цитату из работы Энгельса «Принципы коммунизма» (первоначальной редакции «Коммунистического манифеста»), гласившую: после победы «пролетариат вынужден будет идти все дальше, все больше концентрировать весь капитал, все земледелие, всю промышленность, весь транспорт, весь товарообмен в руках государства».
«Из этих слов, — продолжал Зиновьев, — ясно, насколько неправильно говорить, будто мы в СССР при НЭПе уже на девять десятых осуществили эту программу Энгельса. НЭП не есть социализм».
Отверг Зиновьев и иное, что не раз утверждали Бухарин и Сталин. «Глубоко неправильно утверждать, — выступавший имел в виду именно этих своих противников, — будто приведенные выше взгляды Маркса и Энгельса на международный характер социалистической революции устарели потому, что Маркс и Энгельс не дожили до периода империализма… В эпоху империализма созданы все объективные предпосылки для обобществления производства в нескольких передовых странах»}.
На том Зиновьев опровержение доктрины Сталина не завершил. Заявил: «Социалистическая революция в такой стране, как СССР, может иметь окончательный успех лишь при двух условиях. Во-первых, при условии поддержки ее своевременно социальной революцией в одной или нескольких передовых странах… Другое условие — это соглашение между осуществляющим свою диктатуру или держащим в своих руках государственную власть пролетариатом и большинством крестьянского населения».
Для подтверждения своей принципиальной точки зрения на этот раз Зиновьев использовал Ленина, ссылки на работы которого чаще всего были в ходу у Сталина и Бухарина. «В октябре 1915 года, — напомнил Зиновьев, — Ленин писал: “Задача пролетариата России — довести до конца буржуазно-демократическую революцию в России, дабы разжечь социалистическую революцию в Европе”. В конце марта 1917 года: “Русский пролетариат не может одними своими силами победоносно завершить социалистическую революцию. Но он может придать русской революции такой замах, который создаст наилучшие условия для нее, который в известном смысле начнет ее”».
«Спрашивается, — вопросил Зиновьев, — почему сам товарищ Сталин до 1924 года — смотри его “Ленин и ленинизм”, не замечал в этой статье того, что в нее теперь вкладывают, и излагал взгляды Ленина на международный характер революции также, как все мы?
Спрашивается, почему в проекте программы Коминтерна, написанной товарищем Бухариным в 1922 году, нет ни слова о теории “социализма в одной стране”, а также о том, что закон неравномерности развития капитализма был будто бы неизвестен Марксу и Энгельсу?
Не подлежит сомнению, что теперь программа Коминтерна не могла бы быть написана сторонниками взглядов товарища Сталина иначе, как под углом зрения теории социализма в одной стране. Именно эта теория явилась бы краеугольным камнем всей программы. А в 1923 году, при жизни Ленина, об этом в проекте программы — ни слова, ни звука, ни намека.
Спрашивается, случайно ли это?»
Отлично понимая, что своими словами дает великолепную возможность обвинить его в «капитулянстве», как это уже бывало Зиновьев поспешил уточнить свою позицию. «Разумеется, — разъяснил он, — мы можем и должны строить социализм в СССР, мы строим его». «И мы его построим, — твердо добавил он, — с помощью пролетарской революции в других странах… Вот почему наша позиция такова. Мы предлагаем не объявлять взгляды Маркса и Энгельса на этот вопрос устаревшими, остаться на том понимании взглядов Ленина в этом вопросе, которое было общим всем нам, в том числе и товарищу Сталину до 1924 года. Ничего другого мы не предлагаем».
И как завершение своего выступления, привел слова Сталина из его работы «Ленин и ленинизм»: «Главная задача социализма — организация социалистического производства — остается еще впереди. Можно ли разрешить эту задачу, можно ли добиться окончательной победы социализма в одной стране без совместных усилий пролетариев нескольких передовых стран? Нет, невозможно». И заключил: «Итак, наша перспектива — перспектива мировой революции»527.
Неоднократный, все время повторяющийся призыв Зиновьева спокойно обсудить чисто теоретическую проблему так и не нашел отклика. Скорее всего, лишь потому, что обе конфликтующие стороны оставались на ортодоксальных позициях. Исходили не из анализа реальной, непростой,
