Я иду искать. История вторая - Олег Верещагин

От человека, стоявшего с улыбкой на губах, разливался свет — не пре­жнее сияние, но яркий, мягкий свет солнечного дня.

— Волхв, — выдохнул Гоймир, опуская ППШ. — Прости, волхв, мы не знали...

Волхв кивнул спокойно и доброжелательно. По том внимательно обвел взглядом лица всех мальчишек. Задержал взгляд на Олеге — пристальный, проникающий. Чуть сощурился и отвел глаза — на Йерикку, который стоял, густо покраснев и потупившись.

— Здравствуй, — с легкой насмешкой и ласково сказал волхв — голос у не­го был сильный, правильный. И Олег увидел, как Йерикка поклонился в пояс, вздохнув:

— Здравствуй, учитель... Ты вовремя. Я не думал, что ты здесь, — он поднял голову и робко спросил: — Ты поможешь нам, Сновид?

— Идите за мной, — волхв сделал приглашающий жест в коридор.

Гостимир стоял, прислонившись плечом к плите, под которой его схоро­нили. Он улыбался с каким-то извиняющимся выражением на лице — одетый не в то, в чем погиб, а в чистое, свежее: белую с племенной вышивкой рубаху, синие штаны, новые куты. В правой руке он держал гусли. Так, как держал ППС. Шел мелкий дождик, но одежда и волосы мальчишки были сухими и чистыми.

Олег только-только взобрался на вершину. Мокрый и грязный, он навалился на автомат, задыхаясь и глядя на брата своей девчонки. Гостимир улыбался.

— Ты... живой? — Олег откашлялся и сплюнул. — Я же видел, тебя убило... — он коснулся головы.

— Не показывай на себе, — ответил Гостимир.

— Ты живой?— спросил Олег, не отнимая руки от виска.

— Нет, — улыбаясь, Гостимир покачал головой.

— Но ты же...

— Я умер, Олег, — терпеливо и весело сказал Гостимир. Он говорил не на го­рском диалекте, а вполне по-русски, и называл Олега подзабытым настоящим именем. — Сперва было больно, но очень-очень недолго. Просто вспышка... Вы вышли из окружения?

— Да... — Олег спохватился. — А разве ты не знаешь, не видел... ну... оттуда? ОТТУДА?

Гостимир звонко рассмеялся:

— Эх ты! — и посерьезнел. — Я еще не ТАМ. И, может быть, ТУДА и не попаду. Намного жаль, но с другой стороны... — он пожал плечами, — мне уже все ра­вно. То, что от меня осталось — здесь, — он тронул плиту. — А то, что ты видишь — это просто твои мысли. Я лишь твое воспоминание, Олег, лишь твое воспоминание...

— Значит, я говорю... — Олег проглотил комок, — ...с самим собой?

— Нет.

— Я совсем ни фига не понимаю, — признался Олег...

— Я — твое воспоминание обо мне. Я — это я тот, которым ты меня помнишь. Это и есть, Олег, часть загробной жизни — то, что о нас помнят. И продолжается она, пока о нас помнят...

— Вот оно что...— Олег подошел ближе и коснулся холодного, мокрого камня. Посмотрел на Гостимира, который задумчиво вглядывался куда-то вдаль. — Гостимир, что мне сказать Бранке? Если хочешь, я ей совру. Скажу, что ты в плен попал, что ли!

— Она не поверит, — тихо сказал Гостимир, и гордая улыбка тронула его губы. — Она знает, что ее брат не мог сдаться в плен... Жаль, что я умер.

— Жаль, — Олег коснулся руки Гостимира — живой, и теплой, и на миг ему захотелось крикнуть: «Что ты дурака валяешь, ты ведь живой!» Но Гостимир сто­ял под дождем, и ни капельки не блестело на волосах, и ветер не шевелил легкую по-летнему одежду... — Сколько тебе... было?

— Меньше, чем тебе, на полтора месяца, — легко ответил певец. — Таким и останусь. Сначала стану твоим сыном, — он засмеялся, — потом — внуком... если раньше не сотрусь из памяти. Знаешь, — он поморщился, — это будет обидно — умереть второй раз. Не страшно, а обидно, но это еще хуже.

— Я тебя никогда не забуду!

— Ладно, — Гостимир хлопнул Олега рукой по плечу, — никогда не говори никогда!

— Приблизительно что-то такое, — вспомнил Олег, — говорил Йерикка.

— Вот видишь... Он у нас самый умный, это точно. Держись с ним плечо в пле­чо, а уж я буду давать тебе хорошего пинка, если свернешь с дороги — на правах твоей памяти!

— Ты все такой же, — Олег запоздало удивился, что Гостимир одет не по-боевому.

— Это потому, что ты меня таким помнишь, — серьезно пояснил Гостимир, — мальчишкой из славянского города...

Олег напрягся и понял, что в самом деле не может вспомнить своего боевого товарища. Так... что-то неясное, усталая маска из грязи и пороховой зеленоватой копоти. А Гостимир продолжал:

— Мы были мальчишками, когда уходили в горы. Конечно, никто уже давно не считал себя ребенком, но детство кончилось здесь. У него короткий срок в Мире... Мы торопимся повзрослеть сами, чтобы получить все, что получают мужчины... а жизнь — торопит нас еще сильней. А потом не хватает времени даже пожалеть о детстве... Ты сейчас проснешься, Олег.

— Разве я сплю? — удивился мальчишка.

— Конечно. Только во сне можно разговаривать с погибшим другом, как наяву! Не лги Бранке. Ложь унижает любовь. Скажи ей правду. Скажи, что я погиб за Верью и племя. За наш Мир. Это не страшно. Понимаешь — это и правда со­всем не страшно.

— Гостимир, не уходи! — вскинулся Олег, но певец покачал головой и начал отступать. Не вернулся в могилу, как боялся Олег (это было бы неприятно и даже страшновато!), а стал отступать в дождь, не оборачиваясь и не глядя под ноги, словно шагал не по осыпистым камням, а по воздуху... — Гостимир! Гостимир! — кричал Олег, пытаясь догнать друга. Но тот качал головой, и фигура его становилась все больше и больше расплывчатой, словно юный певец смешивался с воздухом, с землей, с дождем гор... Олег услышал прощальный голос Гостимира, пропевший:

Что искал — то нашел.Вам оставил печаль.А вот что не допел — Жаль.

Рядом с ним появилась еще одна фигура — плохо видимая, но Олег различил маскхалат старого образца, офицерскую фуражку, руку, легшую на плечо Гостимира. И позвал отчаянно:

— Дед! Это ты?!.

А вся наша печаль — костёр на берегу,Чекушка первача, понюшка табаку,А наши пол-беды — короткая любовь,От первой звезды — до третьих петухов...

Рекою пролилась дорога в никуда...Повисла над землёй тяжёлая вода,Свинцовая вода, смурные времен — Разрыв-травою в грудь растают ордена!

Ветер пригонитКровавый рассвет!Красные кони — На синей траве!

Неспетые слова застыли сургучом.Последняя глава — погоном на плечо!Команда старшины взорвала тишину — Уходят пацаны на новую войну!

Ветер пригонитКровавый рассвет!Красные кони — На синей траве!

И только красный дым вдоль синих берегов!Какая там печаль?! Какая там любовь?!Клинком сошёлся свет на остром сколе льда...На сотни тысяч лет — тяжёлая вода!

На сотни тысяч лет — тяжёлая вода...На сотни тысяч лет — тяжёлая вода...На сотни тысяч лет — тяжёлая вода...На сотни тысяч лет — тяжёлая вода... [37]

... — Пробудись, Вольг.