Иная терра - Иар Эльтеррус

— Здравствуй, Алькано. Вот уж не ждал тебя когда-нибудь еще встретить, — негромко сказал Алик, улыбаясь. — Где ты пропадал все это время?

— Я еще меньше ожидал увидеть тебя здесь! — чуть запинаясь, ответил Гранд.

Он чувствовал повисшую в воздухе напряженность, но не понимал ни ее источника, ни причины, и потому, отчаянно улыбнувшись, просто сделал то, что ему самому казалось наиболее естественным и правильным: он шагнул вперед, к Алику, раскинув руки для объятия. Юноша рассчитывал, что приятель встанет ему навстречу, но тот только покачал головой.

— Если ты хочешь меня обнять, тебе придется наклониться, — с грустью в голосе сказал Гонорин. — Встать мне никак не удастся, хотя я был бы не против.

Только сейчас Алькано разглядел, что показавшееся ему несколько громоздким кресло является инвалидным. Вздрогнул, поймал взгляд друга — и, сохраняя внешнее спокойствие, наклонился и обнял его.

— Ты бы знал, как я рад тебя видеть!

— Взаимно! Но все же, куда ты пропал два года назад?

Гранд тяжело вздохнул, даже не представляя себе, с чего начать. Алик, видя его смятение, не стал торопить. Отъехал к окну, нажал кнопку — автоматика подняла стекло. Гонорин достал из-под подоконника пепельницу с зажигалкой и пачку сигарет.

— Будешь? — предложил он гостю.

Тот покачал головой.

— Я бросил.

— Молодец. А я вот начал…

— Знаешь, давай. Я уже давно бросил, так что заново не подсяду. А так хоть компанию составлю.

Первая затяжка с непривычки обожгла горло, от второй закружилась голова, после третьей Гранд начал говорить.

— Отец узнал про Стаса. Про наше прошлое… я не знаю, ты сам в курсе, откуда мы выбрались?

— Уже в курсе, — как-то мрачно сказал Гонорин, но Алькано не обратил внимания.

— В общем, отец узнал про все. И про то, что я общаюсь с парнем, с которым в трущобах был, и что все еще наркотики принимаю, и что деньги у него украл, и многое еще, чего ему лучше бы никогда не знать. Запер меня под охраной, я пытался сбежать, несколько раз, но ничего не вышло. Он пытался договориться, чтобы меня взяли в приют для трудных детей с богатыми родителями, есть такой в Италии… жуткое место. Но они отказались, потому что мне уже было четырнадцать. Тогда он отказался от должности испанского посла — и ведь не пожалел же! — и вернулся вместе со мной в Испанию. Уж там-то, под постоянным надзором, я ничего не мог сделать… Ну, почти ничего. Я почти два года был паинькой, отлично учился, был вежлив с отцом, обсуждал с ним политику… меня наконец-то начали отпускать из дома без четверых охранников, которым разрешено было применять ко мне силу. А полгода назад мне исполнилось шестнадцать. Я сказал отцу, что хочу совмещать работу с учебой, что хочу проверить себя на способность выдерживать серьезную нагрузку, ну и так далее.

Словом, навешал ему лапши на уши. Много лапши. Такой, какая ему должна была понравиться. Ну, он и съел ее с удовольствием. Устроил меня в российском посольстве на должность секретаря, причем с хорошим окладом. Я полгода работал, заработанные деньги не тратил, копил, добавляя к ним все, что мне на карманные расходы давал отец. Кроме того, там представилась возможность украсть у него сто тысяч так, что он их не заметил бы. Сложно объяснять, как именно. Эти деньги я положил под хороший процент на полгода. Потом снял, процент оставил себе, а деньги вернул отцу. А еще я за эти полгода сдал экзамен и получил статус зрелости. Не знаю, ты в курсе? Нет? Сейчас объясню. В Испании, Италии, Греции, Германии, Франко-Британии, Чехии и Ирландии человек считается полностью дееспособным и имеет все права и обязанности после подтверждения статуса зрелости. В основном этот статус автоматически получают по достижении двадцати одного года. Часто его получают в восемнадцать-девятнадцать, но надо сдать определенные экзамены. Официально эти экзамены можно сдавать с шестнадцати, но так редко кто делает — лишаешься всех льгот, положенных несовершеннолетним, в том числе — права на бесплатное обучение. В исключительных случаях возможно получение статуса, начиная с четырнадцати, но только если нет близких родственников или с ними действительно плохие отношения, что надо доказать юридически… та еще муть. В общем, когда мне исполнилось шестнадцать, я подал документы на подтверждение статуса. И подтвердил. Месяц назад, когда отец был в двухнедельной командировке, я подал документы на увольнение, отработал десять дней, и уехал в Мадрид, причем на попутке, а оттуда уже на машине — права у меня с пятнадцати были, просто без права вождения, а когда я получил статус зрелости, сразу же подтвердил и право вождения. У нас есть такая компания, занимающаяся прокатом автомобилей, мотоциклов, яхт, катеров и других средств передвижения, ее филиалы почти во всех странах Евросоюза есть. Можно взять машину в Милане, а вернуть ее в Брюсселе. Если ехать, не задерживаясь, выходит куда дешевле самолета.

Вот я и поехал из Мадрида в Новую Ниццу на машине — Евровиза у меня с четырнадцати лет. В Ницце взял катер и добрался до Италии вдоль берега, там опять на машине пересек страну, дальше на катере вдоль побережья — в Венецию, из Венеции — поездом в Загреб, и только из Загреба — самолетом в Петербург. Обошлось мне это, конечно, в круглую сумму, зато отец нескоро меня выследит. Я ему год рассказывал, как я рад, что мы вернулись в Европу, как хорошо, что ему не надо больше в Россию, и как я хочу побывать в Германии.

Даже немецкий выучил ради этого. Так что искать меня в Петербурге он сообразит нескоро, а я к тому времени адаптируюсь, оформлю получение гражданства, поменяю документы… в общем, даже если он меня и найдет, то все равно ничего у него не выйдет.

— Ну ты даешь, — только и смог сказать Алик. — Хоть приключенческий роман про твою историю пиши… Но что ты собираешься делать дальше?

— В первую очередь — снять жилье и найти официальную работу. Потом, на основании работы, подать прошение о досрочных экзаменах в ВУЗ. Соответственно, поступить в ВУЗ, и подавать документы на гражданство.

Сейчас середина апреля, следовательно, до середины июня я могу находиться на территории страны. За это время я поступлю, и получу учебную визу. Поскольку я имею статус зрелости, виза будет с правом на работу. Самая большая проблема — это как устроиться на работу официально. Я иностранный гражданин, сам понимаешь. Налог за меня платить до получения мною визы — огромный. Я бы даже без денег работал бы, только б иметь официальное подтверждение факта трудоустроенности.

— Я возьму тебя преподавать физкультуру, — пожал плечами Алик. — Для этого тебе не обязательно педагогическое образование, тем более — в детском доме. Но налог за тебя придется вычитать из твоей же зарплаты — извини, нас очень плохо финансируют, и я даже не уверен, что от зарплаты в итоге что-то останется. Жить тоже можешь здесь, у нас полно свободных комнат. Я сам, кстати, тоже здесь живу.

— Здорово! — Гранд просиял. — Тогда у меня почти не остается проблем. Все остальное решаемо, и достаточно просто!

— Вот и замечательно, — Алик мягко улыбнулся. — Кстати, я все хотел тебя спросить: как ты вообще меня нашел?

— Меня к тебе послала Галина Викторовна Артемьева, декан вашего факультета…

— Я перевелся на педагогический, так что она уже не мой декан, — поправил его Гонорин.

— Ну, пусть так. В общем, я пришел к ней искать Стаса, а она сказала, чтобы я шел к тебе, и дала твою визитку.

Алик помрачнел. Да так помрачнел, что даже жизнерадостность Алькано как-то сама собой угасла.

— Так. Я явно не знаю чего-то очень важного. И, судя по выражению твоего лица, это «что-то» не только важное, но и крайне неприятное. Он хоть жив?

— Не знаю. В конце прошлой весны его посадили в тюрьму.

Гранд едва не выронил кружку, пролив половину чая себе на джинсы, схватился за сигарету.

— За что?

— Подделка документов и распространение запрещенной литературы. Там очень мутное дело было. Я его защищал, выступал, как адвокат на суде, но сумел добиться снятия только половины обвинений — правда, самых тяжких. А потом меня столкнули под колеса грузовика, я месяц провел в коме, и… сам видишь, каким я стал.

Сейчас еще ничего, а поначалу я даже руками едва двигать мог. Ну да не о том речь. Я даже не знаю толком, с чего начать…

— Начни с начала, — серьезно посоветовал Алькано.

Алик собрался с силами и заговорил. Об Ордене, о работе с детским домом номер три, о том, как они перешли дорогу тем, кто делал бизнес на сиротах. О том, как Стаса пришли арестовывать и озвучили обвинение в педофилии, и от него отвернулись почти все. О том, как Алик с Женькой Алфеевым искали способы опровергнуть обвинения, о том, как им почти это удалось, но противник решил избавиться от Гонорина, который имел все шансы пусть не оправдать Ветровского, но, по крайней мере, добиться условного приговора. О Леше Каноровом, о фотографиях, о том, как Леша выступил на последнем суде — это Алик знал со слов Алфеева. О том, как отвернулся и раскололся Орден, как разбежались все, кроме пятерых, не считая самого Алика. О том, как Гонорина уговорили занять место завуча и о том, как они сейчас хотели отбить у Алисы и ее последователей детские дома, и отбили бы, если бы хватало денег.