Золотая планета - Сергей Кусков

— Ай-яй-яй, Хуан Шимановский, а мы, оказывается, не так просты! — сеньора отпустила меня. Я отполз и поднялся, потирая ушибленную руку. — И где же мы научились таким ударам?

Ее глаза пылали смесью бешенства и интереса. Бешенства потому, что я ее почти достал, а интересом…

…Потому, что интересом!

— Друзья показали.

— У тебя очень интересные друзья! Готов?

Я кивнул.

Дальше начался ад. Теперь она не только оборонялась, но и нападала, испытывала мою защиту, а защита эта оказалась… Неахти какой. Ну, сеньора взламывала ее влегкую, слету, почти каждый удар достигал цели, и если бы она била хотя бы в половину своей силы, я был бы уже покойником.

Наконец, она подняла руки кверху.

— Стоп!

Я остановился, отступил на шаг и опустил руки, оценивая свое состояние. Лицо, грудь и руки представляли собой один большой сплошной синяк.

— База у тебя есть, хорошая классика, — уважительно кивнула она, — но только классика. — Затем подала знак стоящей рядом офицеру-инструктору, протягивая перчатки.

— Проверь его, на что способен. Я скоро.

Сеньора инструктор, все это время наблюдавшая за боем, довольно мне усмехнулась, и в этой усмешке проступало нечто плотоядное.

— Ты готов?

Мишель была удивлена обманным ударом — парень не так прост. Которое уже „не так прост“ за сегодня? Четвертое? Пятое? Какие боги решили привести его сюда к ней, да еще именно сегодня? Почему именно его из миллионов сверстников со всей планеты?

Но все оказалось не так плохо, тот удар — единственное, что он знал. Она открывалась, несколько раз, как школьница, но он не видел этого, зацикленный на классической школе. Что ж, хорошо.

В ушах вдруг раздалась легкая мелодия из старого детского мультика. Сделанный на время боя прозрачным козырек помутнел, с обратной стороны в него постучался анимешный рыжий лисенок, а иконка второй линии настойчиво замигала.

— Стоп! — остановила она бой. Паренек отступил, с ожиданием глядя на нее.

— База у тебя есть, хорошая классика. Но только классика, — выдала она свой вердикт и кивнула стоящей рядом Норме, чтобы подменила.

— Проверь его, на что способен. Я скоро.

И отошла в сторону, под навес, за тренажеры, активируя линию.

— Слушаю.

В ответ услышала знакомый гневный голос. Очень гневный.

— Я по делу Шимановского!

Мишель была вся во внимании.

— Это дело ведет департамент! Не лезь туда! Я буду вынуждена доложить о твоем внимании Лее!

— Ты на месте? — перебила она.

— Да.

— Я позвоню из кабинета. — И отключила линию. Затем обернулась к мальчишке, которого в этот момент обрабатывала Норма — методично и без жалости. Кажется, стоять ему осталось не долго.

Подошла к дежурному офицеру — тому самому майору.

— Катарина, разработай систему тестов. С завтрашнего дня начнем проверять его.

— Я против этой идеи, — отсутствующим голосом возразила та, наблюдая за поединком. — Мы только убьем его. Искалечим. Он уже сформировался, нам придется его ломать, а в его возрасте это не проходит просто так.

Мишель помолчала, задумавшись, затем недовольно усмехнулась.

— Катарина, как офицер, ты имеешь полное право высказать свое мнение на совете и убедить всех в своей правоте. Но с завтрашнего дня подготовь для него программу тестов — и физических, и психологических. После занятия — она кивнула на татами, где Норма отправляла пацана, не успевшего поставить классический блок, то есть, по ее мнению, допустившего ошибку, в нокдаун — отвезешь его домой, сам он будет не в состоянии. Еще вопросы есть?

— Никак нет, — привычно отрапортовала майор глухим недовольным голосом.

— Вот и хорошо. Я у себя и на второй линии.

И развернувшись, направилась в кабинет, обдумывая предстоящий нелегкий разговор.

Как я вернулся домой — помню смутно. Болело все. В отличие от сеньоры полковника, инструктор меня не щадила совершенно. Она полностью соответствовала высокому званию „инструктор“ — каждый раз, когда я допускал даже незначительную ошибку, она меня жестко наказывала. Пробивала блоки и впарывала так…

То, что я выжил — чудо. Теперь понимаю, что значит „ангельская подготовка“. И это я — чужак, которого просто тестировали! А что же они вытворяют со своими новобранцами?

Мама меня не узнала. Нет, конечно, узнала, но…

Я слушал ее упреки, ее испуганный голос, но понимал, что не могу сказать правды, и от этого становилось не по себе. Кое-как отговорившись общими фразами, что это меня не избили, а стоял в спарринге, я завалился спать и тут же вырубился до утра, отсрочив неизбежный разговор. Ее жалко, только-только отошла после предыдущей моей истории, и тут узнать такое… Да еще, что сын ее придумал это в здравом уме и трезвой памяти…

Утром меня поднял привычный будильник. Что делать дальше я не знал, ибо сеньора майор, почему-то лично отвозившая меня после избиения домой, на мой вопрос лаконично ответила:

— Мы с тобой свяжемся.

И уехала.

То есть, меня взяли на примету и начнут разрабатывать. Когда им будет нужно, они выдернут меня, а пока я свободен, словно ветер в поле. Сколько ждать, пока понадоблюсь — неизвестно, а раз так, я решил пожить своей старой прежней жизнью хотя бы день, или сколько мне отмерят. Вряд ли появится еще такая возможность.

…А значит, надо идти в школу.

Я быстро оделся, перекусил оставленным мамой завтраком, надел привычный костюм, с сожалением провел рукой по волосам, на которых еще вчера утром покоился подаренный навигатор, и отправился в свой выстраданный храм науки. Именно выстраданный, я заслужил право учиться в нем, завоевал в бою, и, кстати, не был там с самой победы, с самого визита королевы.

Школьный двор встретил меня привычным гулом и суетой вокруг работающего фонтана. Я медленно шел, смотря на лица одноклассников, однокурсников и просто знакомых и незнакомых ребят, и вдруг отчетливо понял, что мне не с ними. Я не хочу здесь учиться, я не хочу жить по установленным кем-то давным-давно правилам. Не хочу гнить много лет, отрабатывая короне грант, идти по пути, уготованному всем, находящимся здесь. Да, ребята довольны, счастливы своей судьбой и перспективами. Не только титуляры, которым без этой школы придется в жизни несладко, но и платники. На прошлой неделе я рассуждал про Кампоса и то, кого что ждет в этой жизни. Я ошибся. Люди РАДЫ тому, что их ждет. Они смирились и не хотят другой доли.