Зомби - Клайв Баркер

История была впечатляющая, хотя в ней имелись темные места. В той статье, которую читал я, утверждалось, что у Луи поехала крыша. Он был слишком спокойным, слишком безэмоциональным. "Со стеклянным взглядом", вот как его описали. Его собирались подвергнуть психиатрической экспертизе.

Что ж, я пожелал им удачи, всем сразу: психиатрам и местечковым адвокатам, хитрым копам и пенологам. Я знал только то, что Коно невиновен. И что он мертв.

К тому времени я уже посмотрел в "Биллборде", где сейчас находится "Шоу Армстронга". Да, на этой неделе они выступали в Луисвилле. В пятницу днем я послал телеграмму. В субботу утром получил ответную телеграмму, подписанную антрепренером из Падьюки.

БОЛЬШОЙ АХМЕД ПОКИНУЛ ШОУ ТРИ НЕДЕЛИ НАЗАД ТЧК ОТКРЫВАЕТ В ЧИКАГО СОБСТВЕННЫЙ САЛОН ТЧК ТОЧНЫЙ АДРЕС И ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ СВЕДЕНИЯ ПОЗЖЕ

Так что я был на пути к Чикаго и восьми тысячам долларов. Остановлюсь там в какой-нибудь гостинице и буду ждать известий о Большом Ахмеде. Ведь тогда, чего уж там скрывать, с такими деньгами все мои писательские проблемы разрешатся.

На самом деле я должен был бы радоваться тому, как все получается. Доброе имя Коно восстановлено, я навсегда покинул мерзкую тюрьму и скоро получу восемь кусков наличными.

Но что-то меня тревожило. И дело было не только в иронии судьбы, при помощи которой была установлена невиновность Коно. Меня не покидало странное ощущение, что дело не закончено, что все еще только начинается. Что я каким-то образом оказался замешанным во что-то, что в итоге приведет меня в…

— Чикаго! — пролаял кондуктор.

И вот я оказался там, в Городе ветров, в пять часов вечера, в субботу, двадцать пятого мая. Ветра не было. Не успел я выйти со станции "Ласаль-стрит", как угодил под проливной дождь.

В чикагской непогоде имеется нечто особенное. Такое впечатление, что дождем в городе смывает все такси. Я стоял, созерцая потоки воды, наблюдая, как машины медленно проползают под путями надземки. Небо было темное и грязное. Вода чернильными пятнами марала стены домов. В моем нынешнем настроении зрелище было невыносимое.

Поэтому я пошел пешком. Несколько раз поворачивал. Очень скоро наткнулся на гостиницу. Не самую лучшую гостиницу. Она располагалась слишком далеко к югу, чтобы быть приличной. Но это было не важно. Мне требовалось место, в котором можно провести пару дней, пока не выяснится, где находятся деньги. А прямо сейчас мне требовалось укрыться от дождя. Одежда промокла, картонный чемодан помялся.

Я вошел, зарегистрировался. Коридорный довел меня до номера на пятом этаже. Судя по всему, он меня не ждал. Во всяком случае, он узнал о моем приезде слишком поздно, поэтому не успел побриться. Но он открыл мне дверь, внес мой багаж и спросил, что еще он может для меня сделать. После чего протянул руку. У меня ушел бы целый день, чтобы привести в порядок его ногти, поэтому вместо этого я вложил ему в ладонь четвертак. Он вполне удовлетворился и им.

Потом он ушел, я открыл чемодан, переоделся и отправился ужинать. Дождь умерил свой пыл до мороси. Я торчал в фойе достаточно долго, чтобы намозолить глаза ночному портье, местному копу и женщине с невозможно рыжими волосами.

За эту передышку я сумел послать телеграмму антрепренеру цирка, сообщив ему свой новый адрес и попросив непременно отыскать Большого Ахмеда. На этом дневные дела были завершены.

Во всяком случае в тот момент я думал именно так.

И за ужином не случилось ничего, что могло бы заставить меня изменить мнение. Я поел в рыбном ресторанчике, размышляя о восхитительной перспективе вернуться в свой паршивый номер и проспать все выходные.

Не знаю, доводилось ли вам проводить воскресенье в одиночестве в центре Чикаго, но, если нет, могу дать вам один совет.

Не делайте этого.

По воскресеньям в глубоких каньонах опустевших улиц появляется что-то такое, что надрывает сердце человека. Проявляется оно и в том, как серый солнечный свет отражается от угрюмых крыш. В том, как обрывки засаленных газет хлопают, пролетая по пустынным улицам. В траурном грохоте полупустых поездов надземки. В забранных ставнями витринах магазинов и запертых дверях. Все это действует на тебя, просачивается внутрь тебя. Начинаешь задумываться среди всей этой смерти и гниения, жив ли ты сам или нет.

Перспектива меня совершенно не вдохновляла. Я покончил с едой, сунул очередной четвертак в очередную протянутую руку и вышел на улицу.

В конце концов, на дворе все еще субботний вечер. А субботний вечер — это нечто особенное. К этому времени дождь уже совершенно угомонился, и улица была черной и блестящей. Отражения неоновых огней извивались золотистыми и багровыми змеями у меня под ногами.

Вы ведь, конечно, знаете, чем обычно занимаются змеи. Они искушают. И эти самые неоновые змеи говорили: "Пойди. Найди себе выпивку. Тебе все равно нечего делать сегодня вечером, и этому никак не помочь. Присядь. Сделай заказ. Расслабься. Ты заслужил немного веселья после шести месяцев в тюрьме. Это долгий срок. Ты же знаешь, что делает "откинувшийся" преступник. Ты просто обязан оттянуться".

Змеи были всюду вокруг меня. Змеи произносили названия кабаков, ночных клубов, забегаловок, баров, пивнушек. Все, что требовалось от меня, — сделать выбор.

Вместо того я вернулся в гостиницу, вошел в фойе и поговорил с ночным портье, выясняя, действительно ли моя телеграмма на пути к цирку. А потом я пошел к себе в номер и выложил все деньги, кроме десятидолларовой купюры. Я не собирался рисковать тем, что меня обчистят.

Ночь все еще была молода. Я бы и сам почувствовал себя молодым, пропустив несколько стаканчиков. Я спустился обратно в фойе и задумался, не навестить ли местный бар.

Невероятная рыжеволосая девка исчезла, точно так же как и гостиничный коп. Теперь в фойе было почти пустынно. Почти, но не совсем. На стуле у лифта сидела блондинка. Я кинул на нее взгляд, спускаясь по лестнице, и теперь посмотрел еще раз.

Она явно заслуживала второго взгляда.

Натуральная. Единственное слово, подходящее, чтобы ее описать. Натуральная. Начать с того, что она была натуральная блондинка. Никакого сияния перекиси, никаких неестественных оттенков в косметике. Мех на ней тоже был настоящий, как и бриллианты.

Вот эти бриллианты-то меня и остановили. Кольцо было слишком большое, чтобы оказаться фальшивкой. Даже если камень не чистой воды, оно обошлось ей (или кому-то еще) в кругленькую сумму. То же самое касалось и колье, которое стекало с ее шеи сверкающими каскадами.

И улыбка тоже казалась искренней.

Но вот здесь начиналась фальшь.