Тропою испытаний. Смерть меня подождет - Григорий Анисимович Федосеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У камней густой чернотой кипела вода. Свинцом наливались прилипшие к шестам руки, до хруста горбились спины.
Вот и край переката. Рёв отступает. Показывается чёрная полоса широкой заводи.
Лицо Василия Николаевича размякает. Он делает последний взмах, но шест крепко застревает между камнями. Один, другой рывок — долблёнка качнулась, зачерпнула воды, а я, не удержавшись, на ногах, вывалился в воду.
В одно мгновение лодку развернуло, бросило назад, в горло бушующего переката. Василию Николаевичу удалось поймать мой шест. Невероятным усилием он толкнул долблёнку к противоположному берегу и ускользнул от камня. Быстро перебросил шест с правого борта на левый, удар — и лодка, подняв к небу нос, замерла в предельном напряжении. Ещё удар, другой — и она послушно поползла на пенистый горб переката. Но вдруг заколебалась, как бы не в силах превозмочь крутизну, и медленно стала отступать. А за кормой огромный камень уже выпятил чёрную острую грудь. Настала страшная минута — кто кого?!
Бойка и Кучум, почуяв опасность, спрыгнули в воду и исчезли в бурлящем потоке переката. Я готов был бежать под перекат ловить вещи. Но Василий Николаевич заупрямился. Кровью налились глаза, шея напряглась, на скрюченной спине лопнула рубашка. Я видел, как дугой выгнулся шест и лодка остановилась, словно упёрлась в скалу. Ещё полметра — и от неё остались бы щепки!
А справа и слева на долблёнку налегали волны. Упругий ветер рвал их косматые гривы, захлёстывал нас. Но человек, приникший к шесту, казалось, не замечал опасности. Сильным рывком он бросил лодку на верх гребня. Спохватился разъярённый перекат, всплеснул бурунами, да было уже поздно. Человек победил!
Внезапно чёрные тучи пронзила световая стрела, ударил сухой трескучий гром. Кормовщик, быстро переставляя шест, гнал лодку от переката. По берегу, стряхивая на бегу воду, бежали собаки.
Василий Николаевич в последний раз оглянулся на оставшийся позади перекат, неодобрительно покачал головою. Казалось, только теперь он понял, какая опасность подкарауливала его.
Уже стемнело, когда наша лодка, обогнув скалу, причалила к берегу. По широкой заводи бежала мелкая рябь, пряча под собой каменистое дно водоёма. Огромный валун, отполированный водою, лежал у подножья очередного переката, преграждая широкими плечами бег реке. Поток наваливался на него чудовищной силой, чесал бока и, обессилев, тихо скользил с последнего порожка. За валуном чернела глубокая яма с отражённой в ней скалою, лесом, клочьями туч на небе.
— Тут уж непременно большеротый живёт. Как бы нам его в уху заманить! — сказал Василий Николаевич, азартным рыбацким взглядом осматривая яму.
А в это время близ струйки, огибающей валун, что-то вывернулось пепельно-серое, с ржавым большим плавником и так хлестнуло по воде, что даже Бойка и Кучум вскочили.
— Эко здоровенный супостат! Сам просится, — и Василий, взглянув на багровеющий закат, соскочил на берег.
Мы выгрузили лодку, достали сеть и быстренько растянули её у изголовья заводи. Поставили жерлицу.
Небо грязнили тучи. Пока мы устраивали ночлег, в сетку попала пара ленков: значит, на ужин обеспечена уха!
Палатка стоит у самого берега, под защитой густого тальника. Мы сидим у костра, наблюдая, как на реке угасает последний отсвет мутного заката, и прислушиваемся к порывистому дыханию переката у изголовья заводи. Кажется, там в бурунах бьётся непонятная жизнь. А где-то за скалою, в складках тёмно-багровых туч, забавляется молния. С прибрежных марей и луговин тянет затхлой теплотой.
Ночь ложится на землю. Тишина…
— Смотри, смотри, попался! — кричит Василий Николаевич.
У скалы всплеснула тяжёлая рыбина, сверкнув в темноте серебристой чешуёй. Вздрогнула заводь. Поплыли по ней отражённые блики костра, застучали волны о галечный берег.
— Не всё тебе ловить других, поймался и сам, — говорил Василий Николаевич, поправляя огонь.
Мы не торопимся. На небе теперь ближе и ярче вспыхивают молнии, на миг освещая тугой свод неба, В тишине всё тот же безнадёжный всплеск да надсадная трескотня козодоя.
Мы садимся в лодку, подплываем к валуну, где укреплено удилище с жерлицей. Василий Николаевич хватается за шнур и подтаскивает к себе притомившуюся рыбу. Я вижу, как в дрожащий луч костра входит тёмная тень. Это таймень. Растопырив плавники, он послушно всплывает на поверхность. Рыбак нагибается через борт лодки, чтобы удобнее подхватить рыбу. Но вдруг удар хвоста, столб брызг, и Василий Николаевич, мелькнув в воздухе голыми ногами, исчезает в чёрной глубине заводи вместе с тайменем.
Я толкаю лодку вперёд, ловлю в темноте его руку, помогаю добраться до берега. Следом за ним плывёт длинная тень тайменя. Добыча оказалась достойной наших усилий.
Наутро мы уже снова в пути. Звонкие удары шестов да скрип долблёнки нарушают покой нежащейся на солнце тайги. Опять справа чередуются скалы, а слева стеной поднялся береговой лес, упираясь макушками в тёплое небо.
Дует попутная низовка. Что-то шепчет растревоженный тальник. Я смотрю вокруг и удивляюсь изменениям: утром скалы были мертвенно-серые, а к полдню зардели, словно кто облил их цветной живительной водою. А что творится в береговой чаше! Тут с каждым часом появляются новые и новые краски и, кажется, на глазах расцветает весь этот скучный край. И над ним плывёт сладкий дух цветущей черёмухи.
Вскоре небо залохматилось дымчато-белыми тучами. Теперь ветер дует нам в лицо.
Миновав ближайший мыс, мы — почти одновременно — замечаем свежие затёсы на деревьях. Это сворот на пункт, где работают астрономы.
Заводим лодку в небольшую бухточку, выходим на берег. Осматриваемся. Под тёмным сводом густых высокоствольных елей плещется по скользким камням ручеёк. На толстой лиственнице, склонившейся к реке, метровый протёс и надпись на нём, заплывшая прозрачной серой:
СВОРОТ НА ПУНКТ ГОЛЫЙ. ИДТИ НА ВОСТОК ПО ЗАТЁСАМ ШЕСТЬ КИЛОМЕТРОВ.
Рядом с лиственницей небольшой лабаз, спрятавшийся в тени деревьев. На нём, под брезентом, хранятся продукты, какие-то свёртки и всякая мелочь. К одному столбу пришита деревянными гвоздиками береста с лаконичной надписью: «Вернёмся десятого. Новопольцев».
Под лабазом лежит лодка вверх дном. На земле опорожнённые консервные банки, рыбьи кости. У затухшего костра дотлевающие головешки; сочится тоненькими струйками дымок, расплываясь по воздуху прозрачной, паутиной.
— Совсем недавно ушли. Это тот… Гаврюшка с женой. Их лодка, — говорит Василий Николаевич. — Уже четвёртый час. Что будем делать?
— Я не прочь идти ночевать на сопку, к астрономам. Ты не устал?
— С чего бы?.. Кстати, и рыбки унесём им, там на гольце уха в охотку будет.
Быстро разгружаем лодку, вытаскиваем её на