Очищение. Том.2. Душа - Александр Шевцов (Андреев

«Однако существует и другой взгляд, согласно которому смерть не является и не может быть уничтожением сознательной индивидуальности. Согласно этой, похоже, более древней традиции, некая часть человеческого существа продолжает жить даже после того, как материальное тело перестает функционировать и полностью разрушается.

Это неуничтожимое нечто называют по-разному: психэ, душа, ум, «Я», сущность, сознание. И как бы мы его ни называли, мысль о том, что человек в момент телесной смерти переходит в другую сферу бытия, принадлежит к одним из наиболее древних, освященных веками человеческих верований» (Там же, с. 37).

Моуди исследует Нечто, что будет жить после смерти тела. Вот его он и описывает в своей книге. Вероятней всего, что обычное мышление считает именно это нечто душой. Хотя он не случайно ставит в этом же ряду ум и сознание. Вся философия нового времени крутилась вокруг такого понимания души. Европейская, особенно, русская, понимала это нечто, скорее, как сознание. Англо-американская — как ум. Но в любом случае это было «Я», которое сохраняет свою способность осознавать себя, а возможно, и думать.

В чем основное отличие от народных представлений? Народ видит душу снаружи, свидетельствует о ней, когда говорит о душах умерших людей. Философ — изнутри, свидетельствуя о себе. При этом народ, конечно, тоже может ощутить собственную душу. Но когда философ заглядывает в себя, он осознает собой то, что думает. А человек из народа — то, что чувствует. Поэтому для народа душа — это, скорее, сердце, а для ученого — ум.

Соответственно, свидетельства Моуди были собраны, преимущественно, у людей, которые пережили клиническую смерть и сами находились в состоянии вне тела. Значит, они свидетельствовали о себе, рассказывали о собственных ощущениях, а в них преобладает осознавание себя как «Я», а не исследование того, что такое душа. Вот если бы они наблюдали за другими, то вынуждены были бы говорить либо о других людях, либо о других душах, что, кстати, и было в некоторых случаях.

Итак, Моуди рассказывает о том, как ощущали себя умершие, в главе «Вне тела». Он говорит о том, что несколько свидетелей ощущали себя, в точности как картезианские философы, «чистым сознанием», которое не занимало никакого места в пространстве. Но таких было очень мало.

«И все же большинство опрошенных утверждают, что после того, как покинули материальное тело, они очутились в каком-то другом.

Здесь-то мы и подходим к теме, которую очень трудно обсуждать. Это "новое тело" представляет собой один из нескольких моментов, характерных для околосмертного опыта, для которых очень тяжело подобрать слова. Почти все, кто мне рассказывали об этом «теле», сталкивались с языковыми трудностями. Они приходили в замешательство и говорили: "Я не могу это описать", или что-то подобное.

Тем не менее, описания этого нового тела поразительно схожи друг с другом. И, хотя люди пользовались разными выражениями, приводили разные аналогии и изъяснялись каждый в присущем им стиле, все они говорили почти об одном и том же. Разные рассказчики почти единодушны по поводу свойств и качеств этого нового тела. Поэтому, чтобы надлежащим образом их описать, я вслед за некоторыми из опрошенных буду дальше пользоваться термином "духовное тело"» (Там же, с. 64–65).

Очевидно, эти языковые трудности не случайны. Если человек выходит из тела как душа, то дальше он и должен бы находиться в душе. Это означает, что он по-прежнему ощущает свое «Я» внутри чего-то, что ощущается так же, как раньше ощущалось тело. То есть снаружи и как-то управляемым моей волей. Но почему он не говорит об этом теле, как о душе?

Для этого нет чего-то, но не слов. Слова — вот они. Нет опыта, привычки и образов. Когда я здесь, я ощущаю душу внутри моего тела. И у меня накапливается опыт подобных ощущений и образы для описания ее проявлений. Душа в моем обычном опыте как-то ведет себя. Но я не чувствую ее как тело, потому что, когда она действительно ведет себя как тело, это совпадает с действиями моего физического тела. И тогда я не различаю их, не выделяю душу из привычного тела. И вдруг я оказался вне тела, но внутри чего-то! И оно ведет себя не так, как та душа, для которой у меня есть память и образы, оно делает гораздо больше, чем душа делала раньше, как кажется.

Вот это — гораздо больше — может означать как то, что я действительно не умел наблюдать собственную душу при ее жизни в теле, принимая ее телесные проявления за проявления физического тела. А может и то, что мы покидаем тело не душой, а еще в какой-то оболочке. Скажем, в призраке. Когда призраков видят люди, они свидетельствуют, что приходила или являлась душа кого-то из умерших. Но душа, совершенно очевидно, и являлась. Только внутри этого призрака. Призрак же был телом души. Однако мы чаще всего не видим и призрак. Поэтому обобщаем все такое явление ушедшего одним словом душа. Или одним словом призрак.

Как понять, что ощутили эти пережившие клиническую смерть: душу или духовное тело? Ясно одно: либо мы должны использовать понятие «душа» в расширительном смысле, называя так все, что переживает смерть. Либо мы должны отбросить определение, что душа — это то, что будет жить после смерти тела, и предположить, что душа — это то, что внутри «духовного» или, лучше, «посмертного» тела ощущается так же, как ощущалась душа в теле физическом.

Но для выведения этого ряда признаков потребуется большое количество наблюдений и свидетельств тех, кто был в состоянии вне тела. Впрочем, как и исходных теоретических предположений, которые помогут свидетелям хотя бы направить внимание на воспоминание нужных ощущений. Видимо, это как раз могло бы стать тем самым исследованием, которое так хотел запустить в мир доктор Раймонд Моуди.

Пока же я просто выпишу те свидетельства, которые приводит Моуди, чтобы накапливался объем черт души, которые можно исследовать.

«Часто случается, что умирающий осознает существование своего "духовного тела" благодаря присущим ему ограничениям. Когда он покидает материальное тело, то обнаруживает, что его никто не слышит, несмотря на то, что он отчаянно пытается сообщить окружающим о своем состоянии» (Там же, с. 65).

«…люди вокруг него не только не слышат, но и не видят его. Врачи, медсестры или другие люди, находящиеся рядом, могут смотреть прямо на него, и по их лицам видно, что они его совершенно не замечают.

Его духовное тело также не имеет и плотности. Он с легкостью проходит сквозь материальные предметы и людей, которые находятся вокруг. У него никак не получается что-то взять или к кому-то прикоснуться» (Там же, с. 65–66).

«Далее, все опрошенные единодушно утверждают, что духовное тело невесомо. Большинство, как мы видели выше, замечают это сразу, когда поднимаются под потолок или парят в воздухе» (Там же, с. 66).

«Некоторые опрошенные, находясь в духовном теле, не чувствовали привычных ощущений веса, движения и положения в пространстве» (Там же, с. 67).

«Далее, хотя духовное тело и незаметно для окружающих, все, кто побывал в этом состоянии, согласны с тем, что, хотя его и невозможно описать, оно все-таки является "чем-то".

Все соглашаются с тем, что духовное тело имеет определенную форму (иногда шаровидную, иногда похожую на аморфное облако, а иногда почти такую же, как у бывшего материального тела) и даже состоит из разных частей (имеет конечности там же, где находятся руки, ноги, голова и т. д.). Часто отмечают, что даже в тех случаях, когда духовное тело имеет в целом округлую форму, у него определенно есть верх, низ и другие части, о которых говорилось выше» (Там же, с. 68).

К этому описанию души стоит добавить одну черточку из рассказа, который Моуди приводит в стенографической записи:

«Когда мое сердце перестало биться… я почувствовал, что похож: на мяч или, лучше сказать, маленькую сферу — размером с шарик для воздушного ружья— внутри этого мяча. Это трудно описать» (Там же, с. 71).

Как вы видите, свидетели описывают три тела души последовательно вложенные одно в другое: подобное обычному телу, шаровидное, и точечное, условно говоря. Хотя эта точка и не такая уж маленькая — с горошину, как сказали бы на Руси.

Ну, и последнее, о чем свидетельствуют умершие — это потеря ощущения времени и острое чувство одиночества. При этом некоторые говорят об остром чувстве одиночества, а некоторые хотят, «чтобы кто-то был рядом и разделил со мной это счастье» (Там же, с. 76).

Вот такие черты составляют самый общий портрет состояния по ту сторону смерти.