Олимпио, или Жизнь Виктора Гюго - Андре Моруа

«Захватить — не значит владеть… Завоевание — это грабеж, и ничего больше. Это стало фактом, пусть; но право не выводят из фактов. Эльзас и Лотарингия хотят остаться Францией; они останутся Францией вопреки всему, ибо Франция олицетворяет Республику и Цивилизацию; и Франция, со своей стороны, никогда не поступится своим долгом в отношении Эльзаса и Лотарингии, в отношении самой себя, в отношении мира. Господа, в Страсбурге, в прославленном Страсбурге, разрушенном прусскими снарядами, высятся два памятника — Гутенбергу и Клеберу. И вот, повинуясь внутреннему голосу, мы клянемся Гутенбергу не позволить задушить Цивилизацию, мы клянемся Клеберу не позволить задушить Республику…»

Он объявил, что придет час возмездия:

«И час этот пробьет. Оно уже близится, это ужасное отмщение. Уже сегодня мы слышим грозную поступь истории — это шагает наше победоносное будущее. Да, уже завтра все начнется, уже завтра Франция будет проникнута только одной мыслью: прийти в себя, обрести душевное равновесие, стряхнуть кошмар отчаяния, собраться с силами; взращивать семена священного гнева в душах детей, которым предстоит стать взрослыми; отливать пушки и воспитывать граждан; создать армию, неотделимую от народа; призвать науку на помощь войне; изучить тактику пруссаков, подобно тому как Рим изучал тактику карфагенян; укрепиться, стать тверже, возродиться, снова сделаться великой Францией, какою она была в 1792 году, Францией, вооруженной идеей, и Францией, вооруженной мечом… В один прекрасный день она внезапно распрямится! Да! Это будет грозное зрелище; все увидят, как одним рывком она вернет себе Лотарингию, вернет Эльзас! И что же, это все? Нет! Нет! Послушайте меня, она займет Трир, Майнц, Кельн, Кобленц… весь левый берег Рейна… и тогда все услышат громкий голос Франции: „Наступил мой черед! И вот я здесь, Германия! Но разве я твой враг? Нет! Я твоя сестра. Я все у тебя отвоевала и все тебе возвращаю, но при одном условии — мы станем отныне единым народом, единой семьей, единой Республикой…“»[196]

При выходе из зала он услышал, как один из представителей правой сказал своему соседу: «Луи Блан — мерзавец, а этот еще хуже». Поэту хотелось, чтобы вся группа левых покинула зал заседаний вместе с представителями Эльзаса и Лотарингии. Он не мог их уговорить. Когда Национальное собрание, испугавшееся Парижа, решило заседать в Версале, он возражал: «Господа, не будем посягать на Париж. Не следует заходить дальше Пруссии. Пруссаки искалечили Францию. Не будем же ее обезглавливать». Его не послушали.

Восьмого марта Собрание обсуждало вопрос о Гарибальди. Было предложено отменить состоявшееся в Алжире избрание в депутаты великого итальянца, который в самый тяжелый для Франции момент встал на ее защиту. В бурной обстановке, при неистовых криках большинства Собрания, Гюго возражал. Как? Единственный иностранец, пришедший сражаться за Францию; единственный из всех генералов в этой войне, кто не понес поражения, и его вознамерились исключить!.. Виконт де Лоржериль перебивал его на каждой фразе, называл Гарибальди «статистом из мелодрамы» и заявил наконец, что «Собрание отказывается слушать господина Виктора Гюго, ибо он говорит не по-французски». Среди страшного шума и возгласов: «К порядку!», председатель попросил Гюго объясниться.

— Я удовлетворю вас, господа, — сказал Гюго, — и пойду еще дальше, чем вы ожидаете. Три недели назад вы отказались выслушать Гарибальди… Сегодня вы отказываетесь выслушать меня. Этого с меня достаточно. Я подаю в отставку…[197].

Напрасно председатель от имени Собрания выразил сожаление; напрасно Луи Блан говорил о душевной боли, испытываемой столькими французами из-за того, что гениальный человек вынужден оставить Национальное собрание Франции…

— Он сам этого захотел! — закричал один из правых.

— По собственной воле, — поддержал его герцог де Мармье.

Левая в полном составе направилась в дом поэта. Он же 11 марта начал готовиться к отъезду в Аркашон. Он был в прекрасном настроении, радуясь, что хлопнул дверью, уходя из Собрания, которое он презирал. Однако он сожалел, что не мог разрешить ряд задач, и записал в своей книжке: «Задуманные акты, которые отставка моя помешала мне совершить: Отмена смертной казни. — Отмена позорящих и бесчестящих наказаний по приговору суда. — Реформа магистратуры. — Подготовка к организации Соединенных Штатов Европы. — Обязательное и бесплатное обучение. — Права женщины…» Программа на сто лет.

Он пародировал Национальное собрание, изображая, как бы там Корнель попытался произнести фразу: «А как вы думаете, что он мог против троих?» Вот как бы это происходило, писал Гюго.

«Корнель. А как…

Дориваль. Дурак!

Белькастель. Красный!

Правая (в один голос). Опасный! (Продолжительный смех.)

Рауль Дюваль (Корнелю). Уважайте законы!

Корнель…вы…

Анисон дю Перрон. Увы! Увы! (Всеобщий смех.)

Корнель…дума…

Бабэн-Шеве. Нет ума? Да, да, вязать сумасшедших.

Пра-Пари (Корнелю). Таких, как вы!..

Аббат Жафр (Корнелю). Ваша речь недостойна Собрания.

Виконт де Лоржериль. Господин председатель, лишите слова Пьера Корнеля. Он говорит не по-французски.

(Корнель открывает рот, пытаясь продолжать.)

Правая (в один голос). Довольно! Довольно!

(Последние слова фразы, которую хотел произнести Корнель, теряются в шуме.)»

В этой пародии, увы! не было никакого преувеличения.

В течение нескольких дней Гюго плохо спал. Он думал о том, что число «тринадцать» преследует его, вот даже покинуть свою временную квартиру в Бордо он должен 13 марта. Дурное предзнаменование. Он прислушивался к ночным стукам, — казалось, кто-то бьет молотком по доске. Тринадцатого он весь день осматривал Бордо, был во дворце Гальена. Вместе с Алисой, Шарлем и тремя друзьями он должен был обедать в ресторане Ланта. В назначенный час Алиса и другие приглашенные уже собрались там. Поджидали Шарля. Вдруг вошел официант и сообщил Виктору Гюго, что его просят выйти на улицу. Это приехал господин Порт, владелец дома № 13 по улице Сен-Мор.

— Господин Гюго, — сказал он, — мужайтесь! Ваш сын… Шарль… Увы! Он умер!..

Гюго оперся о стену.

— Да, — продолжал Порт, — он нанял фиакр… Когда подъехали к кафе «Бордо», кучер открыл дверцу и обнаружил, что привез мертвеца. У вашего сына хлынула кровь из носа и изо рта. Скоропостижная смерть от кровоизлияния в мозг.