Хозяйка розового замка - Роксана Гедеон

— Говорю же вам, идемте. Я расскажу все по порядку.

Теперь, зная исход этой беседы, я слушала отца спокойно, даже слегка безучастно. Я взяла себя в руки, потому что поняла, что легко, в результате одного визита, не верну дочерей. Как сказал отец, предстоит борьба. Что ж, я буду бороться и именно для этого стану хладнокровной, сильной и решительной.

— Если говорить об итоге нашей встречи, — неторопливо произнес отец, расстегивая ворот камзола, — то ваш муж сделал вам предложение, которое, как мне кажется, вы не примете.

— Как он встретил вас? Что говорил?

— Он был само хладнокровие и бесстрастие.

— Да, он умеет таким быть… Надеюсь, никаких выпадов в мой адрес не было?

— Нет. А если бы и были, то не остались бы без ответа. Я ни с кем не обсуждаю ваше поведение, Сюзанна, даже с вашим мужем.

Александр встретил принца с холодной любезностью, корректно, как истинный джентльмен. Того, что случилось осенью, и причин нашего разрыва они не касались. Когда речь зашла о детях, герцог был непреклонен.

— Он считает, Сюзанна, что вам просто некуда увезти их, что Сент-Элуа, неуютный и недостроенный, не может быть для них хорошим домом, что вы не в силах дать им надлежащее образование и вообще материально они будут с вами не так защищены, как с ним.

— Надеюсь, вы рассказали ему, что все изменилось?

— Это было унизительно, Сюзанна. Я ничего не рассказал. Я лишь заметил, что рассуждать о таких вопросах — не дело дворянина.

— Вы пытались оскорбить его, отец. А он, может быть, узнав, что теперь у нас есть средства…

— Если бы он и узнал, это ни на что не повлияло бы, ибо истинные причины отказа — это не ваше материальное положение.

Вспыхивая, я зло сказала:

— Да, да, конечно! Он до сих пор мстит мне! Ну, а он сам? Кто будет воспитывать трех малышей теперь, когда он сам объявлен вне закона и его положение стало таким шатким?

Усмехнувшись, принц произнес:

— Как ни странно, он сказал мне то же самое.

— О шаткости своего положения? — переспросила я ошеломленно.

— Да. Он отлично сознает, что дети и с ним незащищены. Филиппа он искренне любит, как я понял; насчет близняшек сказать трудно, но им он тоже хочет быть отцом. Я не питаю добрых чувств к вашему супругу, Сюзанна, но правды скрывать тоже не хочу.

— Похоже, его любовью к детям вы оправдываете то, что он не отдает их мне.

— Не оправдываю. Ничуть не оправдываю. Я лишь говорю о том, что я понял.

— Значит, надо детей делить, — сказала я решительно. — Как это ни было бы больно, но мы оба должны быть удовлетворены!

— Подождите.

Закуривая сигару, отец проговорил:

— Он предлагает вам вернуться в его дом и жить там на правах матери и жены.

Я откинулась на спинку стула. Вначале мне показалось, что я что-то не так поняла. Не может такого быть. Раньше я и подумать не могла, что Александр склонится к такому решению. Выговаривая слова почти по слогам, я спросила:

— Он больше не хочет развода?

— Он хочет, чтобы вы вернулись. Разве такое при разводе бывает?

Я молчала, хмурясь и раздумывая над всем этим. Принц вполголоса произнес:

— Я сказал ему, что вы не согласитесь. Что слишком много проблем возникнет для вас, если вы туда вернетесь. Герцог ответил, что все и не может быть как прежде, но вы будете иметь возможность воспитывать детей и пользоваться всеми правами хозяйки. Вам будут оказывать уважение. Выслушав это, я все же повторил, что для вас такой выход неприемлем. Он посоветовал мне передать его условие вам. Он, похоже, был уверен, что перед возможностью вернуться к детям вы не устоите.

Я удивлялась своему спокойствию в данный момент. Я трезво размышляла над достоинствами и недостатками этого предложения. Достоинства были видны как на ладони. Недостатки заставляли меня трепетать. Как я смогу войти в Белые Липы, зная, что на каждом шагу меня будет останавливать взгляд Анны Элоизы и презрение Поля Алэна! Слуги из числа самых преданных никогда не забудут того, что случилось. У меня будет слишком много врагов. Да и Александр…

— Меня крайне удивляет это его условие! — вскричала я, резко поднимаясь. — Совсем недавно он говорил, что возвращение в его дом для меня же будет опасным, потому что он может не сдержаться и сделать что-то со мной — изуродовать меня или избить…

— Он говорил так?

— Да, и весьма недвусмысленно! Что же, он думает, что я теперь меньше боюсь его расправы? Мне вовсе не улыбается быть задушенной!

— Значит, — сказал отец, — я был прав. Мы будем искать иные способы. Я против вашего возвращения. Жаль, что он не поддался на уговоры, но процесс, в сущности, еще только начинается. Мы обратимся к королю. Я уже в следующем месяце выеду в Митаву.

— А мои малыши в это время будут жить в Белых Липах в полнейшей заброшенности? — спросила я упавшим голосом. — С ними не то что матери, но и отца не будет, если Александр уедет воевать…

Я снова опустилась на стул, нервно потеребила оборку платья. Шальная, невероятная мысль вдруг пришла мне в голову: что, если Александр переменился ко мне? Что, если он все же любит меня, что какая-то частичка его любви все еще сохранилась, и теперь он просто хочет восстановить то, что разрушил? На миг почти поверив в это, я ощутила, как теплая волна радости плывет по телу.

И тут же лед воспоминаний уничтожил это ощущение. Кто знает, если эта догадка верна, то, быть может, мое положение даже хуже, чем если бы Александр уже ничего ко мне не чувствовал. Ибо возобновлять супружеские отношения я совсем не стремилась. За прошедшие месяцы я научилась обходиться без его присутствия, его ласк, его объятий. Все это было мне уже не нужно, уже не действовало на меня, как наркотик. Мне было так легко сейчас. Что ни говори, а независимость имеет много преимуществ.

Я не хотела сейчас подолгу быть с ним, спать или есть, словом, не хотела привыкать и прощать. Да и могла ли я простить? Он отомстил мне сильнее, чем я того заслуживала. Он до сих пор еще мстил. Он унизил меня, как рабыню, выбросил из дома, как вещь, — меня, принцессу, герцогиню, женщину, с которой он был счастлив и которая родила ему сына. Он все растоптал в один миг из-за какого-то пустяка. Я знала: что бы ни произошло, это всегда будет стоять между нами. Слишком больно и стыдно мне было вспоминать о том, как со мной поступили.

И все-таки, повинуясь скорее инстинкту, чем разуму, я прошептала:

— Отец… я, наверно… вернусь.

Наступило долгое молчание. Я понимала, что отцу не по вкусу такое мое решение, и приготовилась к обороне. Переубедить меня было нельзя. Я сделала выбор. Я хотела иметь еще один шанс… Для чего? Я и сама не знала. Просто для того, чтобы дети меня не забывали.

— Как бы там ни было, отец, а я хоть некоторое время поживу с ними. Трудно передать, как я соскучилась. Эти встречи, которые он мне наконец позволил, — это же так мало…

— И вы будете жить с ним, помня о таком унижении? — резко спросил принц.

Я тоже подумала об этом. Смогу ли я?

— Я постараюсь… не вспоминать. Я буду счастливее, чем сейчас, уже потому, что рядом будут дочки и Филипп. Все остальное неважно.

Я помолчала, и глаза у меня сверкнули:

— А если он попробует еще раз выгнать меня, я не уйду одна! Я украду детей и не буду так глупа, как раньше!

Отец невольно усмехнулся, услышав столь воинственное заявление, сорвавшееся с моих губ, потом с гневом, клокотавшим в голосе, произнес:

— Если он позволит себе что-то подобное еще раз, я убью его. По крайней мере, приложу все силы для этого. Так ему и передайте, Сюзанна.

5

Ворота были распахнуты. Карета, присланная за мною в Гран-Шэн, проехала между двумя колоннами из розового гранита и загрохотала по аллее, обсаженной ломбардскими тополями. Тополя сменились американскими соснами, голубыми елями и низкими кустами самшита, потом послышался шум фонтанов и показался фасад землянично-розового дворца с белыми колоннами и золочеными решетками. Целый каскад ниспадающей из фонтанов воды открылся передо мной. Море цветов — тюльпанов, гиацинтов, нарциссов — разливалось вокруг каменных рам, в которые были заключены гладкие водные зеркала. Это были Белые Липы.

Я вышла из кареты. Ни одного человека не было видно поблизости. Было три часа пополудни; я вернулась в этот дом после мессы, которую прослушала в часовне Гран-Шэн. Сегодня была Троица. Заранее известив о том, когда приеду, я надеялась, что никто из моих недоброжелателей мне на глаза не попадется. Так и случилось. Теперь, вернувшись и оглядываясь по сторонам, я полагала, что в моей памяти этот день останется надолго.

Отправляясь сюда, я хотела явиться во всем блеске, чтобы ничем не походить на наказанную жену, которой наконец-то позволено вернуться в дом. Траур, правда, сильно ограничивал мои возможности. Узкое платье из черного струящегося шелка живописными складками падало вниз, облегая полную грудь, тонкую талию, обрисовывая точеные линии рук и стройные очертания бедер, подчеркивая теплый золотистый тон кожи. За последний год я приобрела шарм зрелой, взрослой женщины в расцвете своей красоты и догадывалась об этом. Волосы, приобретающие под солнцем ослепительный оттенок кипящего золота, были густыми волнами зачесаны вверх, что открывало длинную нежную шею; высокая прическа была украшена черным кружевом, еще более оттенявшим ярко-золотистый цвет кудрей.