Любовь танцовщицы - Людмила Молчанова

   - Мама.

   - А во сколько? - невинно поинтересовался Артем.

   - Должна рано утром.

   - Рано...тогда ладно.

   - А спать ты где будешь?

   Артем развернул девушку и прижался к ее припухшим и сладким губам.

   - Кто сказал, что мы будем спать? - он вложил в голос столько чувства, чтобы Куцова не сомневалась - спать им действительно не придется.

Эпилог

2 года спустя

   - И долго нам тут стоять? - нервно стряхнув пепел с сигареты, поинтересовался Христенко. За последние пять минут он задавал этот вопрос в пятый раз. И с каждым разом тон голоса становился все более раздраженным. - По-моему, родить быстрее, чем покрестить, честное слово.

   - Это по-твоему, - иронично усмехнулась Наташа. - А вот женщины так не считают.

   - Не придирайся к словам, а?

   - Я не придираюсь. Просто что ты как маленький? Сейчас батюшка освободится, и мы пойдем.

   - Он полчаса уже освобождается! - рыкнул Артем.

   - У тебя шило, что ли, в одном месте, я понять не могу? Даже Игорь молчит, а ты-то!

   - Игорь делом занят, - Христенко головой мотнул в сторону Волкова, который с легкостью удерживал полуторагодовалую девочку и что-то нашептывал малышке.

   - И ты займись.

   - Чем? - Артем одарил ее жарким взглядом, от которого Нате сразу жарко стало. - Тут церковь.

   - Я не об этом говорила, - она почувствовала, как вспыхнули щеки от смущения. - Хватит тут меня в грех вгонять.

   - Так мы вместе.

   - Артем!

   Артем поворчал, выругался еле слышно себе под нос и достал коммуникатор. Прошло еще минут пятнадцать. Коммуникатором Христенко уже наигрался, поэтому решил сходить к машине за чем-то безумно важным. Наташа поверх ресниц за ним наблюдала с едва заметной довольной улыбкой.

   До сих пор не верилось, что они вместе. Никто не верил, если честно. К удивлению и разочарованию Наташи Артем ее матери не понравился. Ольга была, мягко говоря, ошарашена и огорчена выбором дочери. Вполне возможно, тому способствовал сам Христенко, появившийся в то злополучное утро в комнате в одном полотенце, шокировав женщину.

   А когда мама узнала, кто такой этот наглый парень, так вообще вся с лица спала. Она считала Христенко копией своего незадачливого мужа. А также, копией своего отца и прочих мужчин, окружавших ее всю жизнь. Не так Наташа представляла себе знакомство дорогих ей людей.

   Христенко тоже отнесся к ее матери без особой теплоты, хотя не грубил и не иронизировал, хотя мог бы. Он был холодно-вежлив и предупредителен. Вот таким и вышло первое знакомство. Когда Наташа пыталась поговорить с кем-то из них, то натыкалась на неожиданный отпор.

   - Я думала, что ты не захочешь повторять моих ошибок, дочь, - с негодованием восклицала мама, неизменно фыркая и чуть ли не с отвращением вспоминая персону Христенко. - Ты погляди на него - это же обычный...Наташ, оно тебе надо? Он же тебе ничего, кроме боли, не принесет, как ты не понимаешь! Использует и выкинет, как ненужную вещь.

   Артем же говорил совершенно другое и не в таком бескомпромиссном тоне, хотя главная мысль оставалась той же.

   - Я не могу ее понять. И никогда не пойму. Как можно выставить из дома собственную дочь в выгоду какому-то ублюдку, пусть даже и мужу, а потом приехать как ни в чем не бывало и делать вид, что все в порядке? И вести себя так, как будто ты ей что-то должна!

   Наташа между двух огней находилась. Вот с самого начала она ведь именно этого и боялась. Оба встали в позу, но что удивительно, именно Артем пытался идти хоть на какой-то компромисс и вел себя более-менее прилично. От матери Наташа была просто в шоке. Ольга всегда была милой, никому не перечила и вообще, таких, как ее мама всегда одуванчиками зовут. Не тут-то было!

   Она ругалась, награждала Артема такими эпитетами, что у самой Наты уши в трубочку сворачивались. Наташа не удивилась, если бы Христенко тогда просто-напросто развернулся и хлопнул дверью. Не ушел, не хлопнул, стоял молча и сверху вниз мать разглядывал, снисходительно так, но без превосходства. Так на детей неразумных смотрят - мол, что с них взять. В тот момент она только бросала озабоченные, взволнованные взгляды с одного на другого, не зная, к кому кидаться.

   И мама, наверное, надеялась, что Наташа именно этого "наглого типа" выставит, тем более, когда он так по-хамски себя ведет. Она же не выставила. Спокойный, уверенным тоном - хотя внутри все сворачивалось от стыда неимоверного, и от злости с обидой, - она сказала маме, что Артем останется здесь, вместе с ней. И никуда уходить он не будет.

   В ту минуту, да и позже, Наташа и мысли не допускала, что совершает ошибку, отталкивая родного человека в угоду очередному увлечению. Мамины слова, кстати. В чем-то верные, конечно, в конце концов, Оля действительно ее мама, родная, любимая и единственная. Подсознательно Ната чувствовала, что здесь уже не простое легкое увлечение. И воспринимала это как данность. Есть и есть - и так будет. Но объяснить маме не могла, да та и слушать бы вряд ли стала.

   Поняв, что дочь не собирается принимать никакого решения, Ольга обиженно сморщилась, наградила Нату осуждающим взглядом и ушла. Но не уехала из города. И пробыла в Питере еще месяц, что было совершенно странно, потому что она всегда старалась не отлучаться никуда, если Манченко находился дома.

   В тот же день - первого числа марта - Наташа собрала все свои вещи и уехала к Артему. Только с учительницей бывшей связалась и сказала, что съезжает. И Наташа, решаясь на серьезный и вроде бы важный в жизни шаг, ничуть не чувствовала такого всего важного, помпезного и в корне меняющего жизнь. Настолько все казалось, естественным и правильным, что и удивляться было не с чего.

   А дальше такая круговерть пошла, что иногда и спать они с Артемом не ложились. Его переезд в Питер, чего Ната совершенно не ожидала. Ее, признаться, страшили отношения на расстоянии, и она сама подумывала перебраться в Москву. А тут такой подарок - лучшее, что ей вообще за всю жизнь дарили. А главное, искреннее и такое сильное, без слов обо все сказавшее.

   Еще и Сафронов этот...Хотя Наташа почти не вспоминала о нем. Да что врать - теперь совсем не вспоминала. Они с Артемом очень долго не говорили о Сафронове. И он молчал. И сама Наташа, у которой в груди все холодело, стоило вообще начать вспоминать те события. А уж тем более рассказывать о них. Близкому, родному человеку. Невозможно. И стыдно, и больно, и вспомнить страшно, что тогда она вполне на убийство была способна. И пошла бы, если бы что-то внутренне тогда не удержало. А как рассказывать о таком - всю душу, почерневшую, больную выворачивать. И тогда Наташа всерьез начала задумываться об анонимных встречах, где собираются женщины, в прошлом пережившие насилие. Никогда не думала о подобном - а сколько лет-то прошло! - и на тебе.