Встреча с хичи. Анналы хичи - Фредерик Пол
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но, как мог бы сказать Альберт, термальное равновесие было достигнуто. Потому что Хулио Кассата стал более переносим, а я все больше нервничал, беспокоился… да, был глупым.
Я пытался скрыть это. Напрасная трата времени: разве можно что-нибудь скрыть от моей дорогой портативной Эсси? Наконец она прижала меня.
– Хочешь поговорить об этом? – спросила она. Я попытался ответить ей широкой улыбкой. Но вместо этого выдал лишь мрачное пожатие плечами. – Не со мной, черт побери! С Альбертом!
– Но, милая, – возразил я, – о чем поговорить?
– Не знаю о чем. Может, Альберт знает. Но ты ведь ничего не потеряешь.
– Конечно, ничего, – ответил я, собираясь согласиться… намереваясь также сделать так, чтобы мое согласие было сардоническим. Может, с дерганьем бровью. Но заметив ее взгляд, я торопливо сказал: – Конечно. Альберт!
Но когда Альберт появился, я просто сидел и смотрел на него.
Он терпеливо смотрел на меня в ответ, попыхивая трубкой, ожидая, пока я заговорю. Эсси из вежливости удалилась – мне хотелось думать, что из вежливости, а не от презрения и скуки. Так мы сидели некоторое время, потом мне пришло в голову, что я действительно хочу кое о чем поговорить с Альбертом.
– Альберт, – сказал я, довольный, что нашел тему для разговора, – на что это похоже?
– Что именно, Робин?
– То, где ты был до того, как появился здесь, – сказал я. – Каково это – ну, ты знаешь – растворяться? Когда я велю тебе уйти? Когда ты ничего не делаешь. Когда становишься частью гигабитного запаса информации. Когда перестаешь существовать, быть… ну… собою, а становишься пучком кусочков и частей, плавающих в огромном электронном амбаре, становишься строительными блоками для создания чего-то нового.
Альберт не застонал. Он только посмотрел так, словно ему очень хочется застонать. И сказал, весь пропитанный терпением:
– Мне кажется, я вам уже говорил, что когда я не запрограммирован быть вашей активной информационной программой, различные биты памяти, которая и есть «Альберт Эйнштейн», используются в общем запасе. Конечно, общий запас памяти на «Истинной любви» гораздо меньше существующей всемирной гигабитной сети, хотя тоже достаточно велик и пригоден для решения множества задач. Об этом вы спрашиваете?
– Да, Альберт. Так каково это испытывать? Что ты чувствуешь?
Он вытащил трубку – знак, что он обдумывает мой вопрос.
– Не знаю, сумею ли я объяснить это, Робин.
– Почему?
– Потому что вопрос неверно сформулирован. Вы предполагаете существование «меня», способного «чувствовать». Но когда мои части распределены по другим задачам, «меня» не существует. Кстати, и сейчас «меня» тоже нет.
– Но я тебя вижу, – сказал я.
– О Робин, – вздохнул он, – мы ведь уже много раз это обсуждали. Мы просто уклоняемся от той реальной проблемы, которая вас беспокоит. Будь я вашей психоаналитической программой, я бы спросил вас…
– Но ты не моя психоаналитическая программа, – сказал я, улыбаясь и чувствуя, что улыбка получилась напряженной, – поэтому и не спрашивай. Ты знаешь. Вернемся к тому месту, где я сказал «Но я тебя вижу», и ты расскажешь мне о Ниагарском водопаде.
Он бросил на меня взгляд, отчасти раздраженный, отчасти озабоченный. Оба эти выражения я понимал очень хорошо. Я знаю, что часто раздражаю Альберта, но знаю также, что он очень беспокоится обо мне. Он сказал:
– Ну хорошо, поиграем снова в вашу игру. Вы видите «меня» в том смысле, в каком видите водопад. Если вы посмотрите на Ниагарский водопад сегодня, а потом придете через неделю и снова посмотрите, вы решите, что видите тот же самый водопад. На самом деле ни одного атома прежнего водопада не осталось. Водопад существует только потому, что подчиняется законам гидравлики, поверхностного натяжения и законам Ньютона, и все основано на том факте, что один объем воды расположен выше другого. Я появляюсь перед вами только потому, что таковы правила программы, написанной вашей супругой С. Я. Лавровой-Броудхед. Молекулы воды не Ниагарский водопад. Они только материал, из которого сделан Ниагарский водопад. Байты и биты, которые позволяют мне действовать, когда моя программа активизирована, это не я. Вы поняли это? Но если поняли, то поняли также, что бессмысленно спрашивать, как я себя чувствую, когда я не «я», потому что тогда нет никакого «я», способного чувствовать. А теперь, – сказал он, энергично наклоняясь вперед, – теперь скажите, что вы сами чувствуете и что привело вас к этому разговору, Робин.
Я обдумал его слова. Его спокойная, с легким акцентом речь действовала успокаивающе, и мне понадобилось время, чтобы вспомнить ответ на его вопрос.
Но я вспомнил и больше не ощущал спокойствия. Я сказал:
– Я боюсь.
Он поджал губы, глядя на меня.
– Боитесь. Понятно. Робин, вы можете сказать, что вас пугает?
– Ну, из всех четырех или пяти сотен…
– Нет, нет, Робин. Самое главное…
Я сказал:
– Я ведь тоже только программа.
– Ага, – сказал он. – Понятно. – Набил трубку, глядя на меня. – Кажется, я понял, – сказал он. – Вы тоже записаны машиной и считаете, что то, что происходит со мной, может произойти и с вами.
– Или еще хуже.
– О Робин, – сказал он, качая головой, – вы слишком о многом беспокоитесь. Вы боитесь, я думаю, что как-нибудь забудетесь и сами отключите себя. Верно? И потом никогда снова не сможете собраться? Но, Робин, этого не может произойти.
– Я тебе не верю, – сказал я.
Это его остановило, по крайней мере на время.
Медленно и методично Альберт снова набил трубку, чиркнул спичкой о подошву, закурил и задумчиво затянулся, не отрывая от меня взгляда. И не отвечал.
Потом он пожал плечами.
Альберт никогда не уходит, пока я ему не прикажу, но сейчас он выглядел так, будто хочет уйти.
– Не уходи, – сказал я.
– Конечно, Робин, – удивленно ответил он.
– Поговори со мной еще. Полет долгий, и я, кажется, становлюсь раздражителен.
– Правда? – спросил он, выгнув брови: Альберт в такие моменты становится похожим на судью. Потом он сказал: – Знаете, Робин, вам совсем не обязательно все время бодрствовать. Может, хотите отключиться на время полета?
– Нет!
– Но, Робин, тут не о чем беспокоиться. Когда вы в состоянии готовности
