Черный отряд. Тени сгущаются - Глен Кук

А тем временем на заднем склоне Шепот добралась до лагеря Одноглазого. Он со своими людьми, конечно, находился в боевой готовности, но в бой пока что не вступал. Рытье подкопа было приостановлено им тогда, когда Одноглазый убедился, что нет никакой возможности обойти или пробить материал, из которого состояла крепость.

Шепот притащила с собой огненное яйцо, уложила его рядышком с обсидианом и оставила вгрызаться в самое чрево крепости.

Как я узнал потом, сделать это предполагалось значительно раньше. Но Шепот пришлось немало попетлять в воздухе, прежде чем она сумела добраться на своем разодранном ковре до позиций Одноглазого.

Глядя на штурмующих замок людей, глядя на его покинутые и полуразрушенные Госпожой стены, глядя на никем не сбиваемое пламя, я решил, что победа за нами и до нее уже рукой подать. Я вернулся в госпиталь резать и латать, помогая одним и качая головой над другими, которым ничем помочь не мог. И очень жалел об отсутствии Одноглазого, засевшего на дальнем склоне. Он всегда был моим главным помощником, и сейчас мне его крайне недоставало. Не хочу принижать умений Кармана, но талантами Одноглазого он не обладал. Мне часто приходилось видеть, как безнадежного — с моей точки зрения — раненого спасала малая толика колдовства.

Вопли и рев снаружи возвестили о том, что Странник вернулся с места своего последнего падения и снова напал на врага. А следом за ним в драку ринулось подразделение, прибывшее из Котурна. Лейтенант встретил Леденца и предупредил, чтобы солдаты не лезли на лестницу. Вместо этого он расставил их по периметру и принялся отгонять толпившихся поблизости рабочих, наводя порядок в своем хозяйстве.

Орудие тварей, которым они сбивали Взятых, палило не переставая и лишь теперь начало выдыхаться. Лейтенант громко выругался, сожалея о том, что не осталось ни одного ковра, с которого можно было бы сбросить огненные яйца.

Но один ковер остался. Ковер Госпожи. И я уверен, что она знала, как обстоят дела. Однако она не выпускала из рук своей светящейся веревки, очевидно полагая, что это важнее.

Огонь в подкопе Одноглазого прогрыз-таки дырку в обсидиане. Она понемногу расширялась. По словам Одноглазого, это пламя совершенно не дает тепла. Как только Шепот решила, что проход достаточно широк, она тут же повела рабочую бригаду в крепость.

Одноглазый говорит, он чуть было не подался туда вместе с ними, но его остановило дурное предчувствие. Он посмотрел, как толпа рабочих и солдат исчезает в отверстии, и почесал на нашу сторону склона. В госпитальной палатке, помогая обрабатывать раненых, он мне все это и рассказал.

Через несколько минут после его прихода задняя часть крепости обрушилась. Земля содрогнулась от удара. Отколовшаяся глыба с грохотом покатилась в бездонную пропасть. Очень эффектно, но малоэффективно. Обитателям замка это не причинило ни малейшего вреда.

Части передней стены тоже валились на землю, не выдерживая неотступного натиска Госпожи.

Продолжали прибывать все новые подразделения Отряда, сопровождаемые перепуганными формированиями людей герцога и даже несколькими Хранителями, призванными под ружье. Лейтенант расставлял их рядами, не позволяя никому приближаться к замку.

А там творилось что-то несусветное: странные вспышки огня и света, душераздирающие вопли… И жуткие, жуткие запахи доносились до нас. Я не знаю, что там происходило, и, возможно, не узнаю никогда. Едва ли кто-то вышел оттуда живым.

И тут раздался протяжный, какой-то утробный, еле слышный стон. Меня затрясло еще раньше, чем я его услышал. Он исключительно медленно набирал высоту и гораздо быстрее — силу. Вскоре от него задрожал весь горный кряж. Стон исходил одновременно отовсюду. Через некоторое время мне показалось, что это не просто стон, а чудовищно замедленная речь. Я даже уловил ее ритм: каждое слово растянуто на несколько минут.

Одна мысль. В мозгу билась только одна мысль. Властелин. Он выходит из могилы.

На секунду мне почудилось, будто я различаю слова: «Ты сука, Ардат!» Но они тут же улетучились из памяти, изгнанные страхом.

В палатку заглянул Гоблин, окинул нас беглым взором, облегченно вздохнул при виде Одноглазого. Он ничего не сказал, и я не успел расспросить, чем он занимался во время штурма. Гоблин растворился в ночи, махнув нам рукой.

А спустя пару минут появился Молчун. Очень мрачный. Молчун, мой собрат по преступному знанию, мой друг, которого я не видал больше года, которого мне так не хватало во время последнего визита в Черепичник. Он выглядел выше, тоньше и печальнее обычного. Кивнул мне и быстро заговорил на языке глухонемых:

— У причала стоит корабль под красным флагом. Немедленно отправляйся туда.

— Что?

— Немедленно отправляйся на корабль с красным флагом. Сообщи всем остальным членам Отряда, из «стариков». Это приказ Капитана. Ты обязан его выполнить.

— Одноглазый!..

— Я понял, что он говорит, — ответил тот. — Эй, Молчун, какого черта?!

— Взятые готовят нам западню, — продолжал жестикулировать Молчун. — Корабль отвезет нас в Медополь, где можно будет оборвать все концы. Те, кто слишком много знает, должны исчезнуть. Пошли. Нам нужно собрать «стариков» и отчаливать.

Членов нашего старого братства осталось не так уж много. Мы с Одноглазым поспешно отыскали всех, кого смогли, и через пятнадцать минут двинулись толпой к мосту через Портовую речку, все до единого в полной растерянности. Я постоянно оглядывался назад. Ильмо остался в замке. Ильмо, лучший мой друг. Ильмо, который, возможно, будет захвачен Взятыми в плен…

Глава 39

В бегах

Девяносто шесть человек явились по приказу на борт. На двенадцать из них приказ не распространялся, но у нас рука не поднялась их прогнать. Не хватало сотни членов нашего старого братства, сформировавшегося до того, как Отряд переплыл море Мук. Кто-то погиб на склоне. Кто-то остался в замке. Кого-то мы просто не сумели найти. Но среди недостающих не было никого, кто владел бы опасным знанием, за исключением Ильмо и Капитана.

Я был на борту. Молчун, Одноглазый и Гоблин были на борту. Лейтенант тоже был здесь, растерянный более прочих. Леденец, Масло, Ведьмак… Список можно продолжать достаточно долго. Все они были в сборе.

Но Ильмо не было, и Старика тоже, и на корабле чуть не поднялся бунт, когда Молчун велел отчаливать без них.

— Приказ, — бросил он единственное слово, и то на языке жестов, которого многие не понимали, хотя мы пользовались им годами. Он достался Отряду в наследство от Душечки и оказался удобным средством общения в критических ситуациях.