Рейдовый батальон - Николай Прокудин

«Крокодилы» обрушили на противоположный хребет море огня, но пулеметы и автоматы мятежников не смолкали. Я лежал рядом с комбатом, расстреливая магазин за магазином. Во время перезаряжания рожка патронами, мой взгляд упал на лежащую возле локтя пулю. Она сверкнула сбоку минуту назад, и теперь я ее мог разглядеть. Стальной сердечник длиной сантиметров пять пробил бруствер и застрял в камушках.

— Иваныч, взгляните, из чего по нам лупят! — показал я подполковнику пулю.

— От ДШК! Вот из него они и завалили «Ми-8». Комиссар! Надо доставать людей из ущелья. Может, кто живой на склоне остался.

— А почему опять я? В «зеленке» мне досталось и теперь подставлять задницу?

Василий Иваныч задумчиво поглядел на меня и хмыкнул.

— Согласен. Тогда, Василь, твоя очередь под пулями побегать, — сказал комбат Чухвастову.

Замначальника штаба медленно пополз к месту катастрофы. Он перекатился в ближайшую ложбинку, где его прижали пулеметными очередями. Минут пять мои мысли пребывали в полном смятении. «Жить хочется! К черту войну! Зачем мне это надо? Что, я — один единственный, кто должен лезть во все дыры? Пусть Шкурдюк ползет, его рота! Но ведь внизу кто-то кричит и зовет, а эти балбесы почему-то залегли и не спускаются на помощь», — размышлял я, терзаемый угрызениями совести

— Василий Иванович, я посмотрю, в чем там заминка. Возьму с собой Шапкина. — Комбат, не глядя на меня, кивнул головой и продолжил стрелять одиночными по зарослям кустарника.

— Сашка! Бери станцию и за мной! — скомандовал я связисту.

Сержант без лишних пререканий поспешил следом. Пули плотно ложились вокруг нас.

— Шапкин, прижми ниже задницу, а то отстрелят! Что, в учебке ползать по-пластунски не учили? — негодовал я на Сашку, потому что тот, не желая пачкаться, не полз, а передвигался на четвереньках.

Раскаленный металл врезался в каменистый гребень горы и с отвратительным визгом рикошетил во все стороны. Хорошо, что стрельба идет только с левого склона. Если «духи» такой же пулемет поставят и справа — нам всем смерть!

Шапкин полз следом за мной и громко матерился после каждой очереди. Конечно, неприятно, когда ежеминутно отлетающие камушки секут по щекам.

Я добрался до глубокой ложбины, в которой сидел бледный и изможденный Шкурдюк. Рядом теснились Чухвастов и четверо растерянных солдат.

— Ну, что там случилось, Серега? Тебя не зацепило осколками? — забеспокоился я.

— Нет. Перелякался дюже, но штаны сухие. К счастью, не задело ничем.

— Кто еще был в вертолете?

— Не знаю, выпрыгнул ли Арамов… Мы вместе с ним летели… Я выскочил, и почти сразу вертолет упал и взорвался… — ответил Сергей медленно, с большими усилиями, делая долгие паузы. Его колотила мелкая дрожь…

Солдаты лежали, прижавшись друг к другу, как испуганные воробьи. Они понимали, что сейчас офицеры станут всех поднимать и гнать вниз к раненым и убитым. Доставать тела из глубокого ущелья под обстрелом было страшно. Ни у кого не было желания в любую секунду превратиться в окровавленный труп и лежать на земле рядом с мертвым приятелем.

— Вася! Чего ждем-то? Внизу кто-то орет и стонет! Нужно ползти!

— Вот сам и ползи, умный какой! Пулеметы молотят без остановки, головы не поднять!

— А ты ее и не поднимай! По-пластунски, змейкой, мордой в землю! — предложил я капитану.

— Стар я, ползать под обстрелами. Помоложе найдутся, — возразил Вася и нахмурился.

— На меня намекаешь? — усмехнулся я.

— Ни на кого не намекаю. Я простой замначальника штаба батальона. Мне по должности не положено водить в атаку людей, воодушевлять бойцов. Другие на это учились…

Я взглянул на Сережку, но того била сильная дрожь. После болезни не окреп, а тут еще такой шок! Черт! Опять мне в передрягу попадать! До чего не хочется подставлять башку! На какое-то время я закрыл глаза, размышляя о предстоящей вылазке, достал номерок из-под тельняшки и погладил его для удачи. Убьют, как пить дать, убьют! Если послать одних солдат, а самому остаться в этой спасительной ложбинке? Нет, они наверняка где-нибудь залягут и никого искать не станут.

— Что ж, миссию следопыта беру на себя, — сказал я Чухвастову. — Сейчас с Шапкиным спущусь метров на пятнадцать по склону, а вы прикрывайте меня. Огонь из всех стволов! Отвлекайте пулеметчиков!

В этот момент на наши ноги сверху рухнуло тело. Оно было довольно крупных размеров, в шлемофоне вертолетчика, с окровавленным лицом, и громко материлось.

— Ты кто? — удивился Чухвастов. — И откуда свалился?

— Я борттехник! Я же из этого вертолета! Как живой остался, не пойму! — торопливо принялся объяснять «бортач». — Меня выбросило из люка вниз головой. Вот всю морду себе разбил при падении о камни.

— Сколько человек осталось в вертушке? — поинтересовался я.

— Ваших трое, кажется, и экипаж. Там кто-то стонет среди валунов.

— Шапкин, за мной! — рявкнул я, плюнул три раза через левое плечо и выполз из укрытия.

Сержант, чертыхаясь, выбрался следом. Пулеметная очередь взрыхлила землю метрах в пяти от меня. Плохо! Пристрелялись гады! Справа кто-то громко стонал и звал на помощь. Я перекатился туда и увидел обгорелого, закопченного «летуна».

— Эй, брат, ты кто? — крикнул я ему. — Идти или ползти можешь?

— Нет, не могу. Ноги обожжены. А-а-а-а-а! — громко с надрывом в голосе прохрипел в ответ вертолетчик. — Я командир эскадрильи подполковник! Помогите кто-нибудь, ради бога!

— Сейчас поможем. Держись! — обнадежил я летчика и взял у связиста радиостанцию. — «Багор», я «Багор-300», докладываю обстановку: найден живой член экипажа. Нужны «карандаши», чтоб выносили. Летчик ранен, обгорели ноги. Срочно сюда на помощь.

— Сейчас пришлю. У тебя промедол есть? — спросил комбат.

— Кто на связи? Всем остальным молчать! Что видишь внизу? — перебил Подорожника голос какого-то начальника. — Это с вами говорит «Заря-1», докладывайте обстановку!

Ого! Это комдив вклинился в разговор. А что сказать? Ни хрена не видно: сплошная дымовая завеса. Вертушка коптит горящими колесами и топливом из баков. Дюралюминий с громким треском и шипением полыхает, время от времени стреляя искрами. Но это хорошо, что много копоти: «духовские» пулеметчики потеряли нас из виду.

— Нашли одного раненого! Это командир вертушки. Нужна срочная эвакуация. Других никого пока не вижу. Сейчас спущусь вниз, как только заберут раненого. Докладывает заместитель «Багра», «Багор-300».

— Давай, сынок, действуй! Удачи! — напутствовал полковник.

Ишь, папочка нашелся! Лучше огневые точки «духов» подавите артиллерией. Потому что ползти дальше — значит выбраться из дымового прикрытия. Будем прекрасной мишенью.

Сверху зашуршали камушки и к нам подползли Шкурдюк, Чухвастов, Сероиван и солдаты.

— Ну, вот и славно! Выносите подполковника, а я пробираюсь к пожарищу. Может, и там есть кто живой, — сказал я Чухвастову, и, поплевав через левое плечо, направился дальше.

Шапкин, словно нитка за иголкой, передвигался за мной. Ползти стало совершенно невозможно. Едкий дым и гарь стелились по земле, вызывая жжение во рту и глазах. Запах разлившегося керосина затруднял дыхание. Вначале я поднялся на четвереньки, затем пошел чуть пригибаясь, а потом и в полный рост. Миновав дымовую завесу, мы с сержантом оказались возле горящей кабины. Внутри нее, поджав руки и ноги, лежало тело пилота. Это была, в общем-то, уже не кабина, а бесформенные, разбросанные повсюду куски обшивки, стекла, пластика, которые продолжали гореть. Летчик сидел в кресле, пристегнутый ремнем, а языки пламени лизали его руки, ноги и закрытый гермошлем. Тело полностью обгорело, оплавилось и пузырилось под действием огромной температуры. Обугленная головешка — это то, что было человеком всего полчаса назад. Живым, здоровым, уверенным в себе молодым офицером.

— Наверное, это «правак». Не успел выпрыгнуть, потому что был пристегнут. Комэск сумел, а этот — нет. Да и кабина на его сторону завалилась. Шансов не было никаких. Как подполковник умудрился выскочить? Непонятно! — рассуждал я вслух. Разговаривал, чтобы успокоить и себя, и этого молодого сержанта. Непривычно для нормального человека видеть обугленное человеческое мясо. На нас пахнуло кислым, противным запахом.

Шапкин вдохнул, согнулся пополам, и его вывернуло наизнанку прямо в пепелище.

— Прекрати так громко блевать, Сашка! А то и меня вырвет! Я уже и так еле сдерживаюсь! — крикнул я связисту, пытаясь хоть как-то подбодрить его.

Отойдя чуть в сторону от рычащего, мучающегося бойца, я вышел в эфир и сообщил о своей страшной находке. В этот момент снизу раздался чей-то нечеловеческий вопль. Крик сопровождался проклятиями и многоэтажными ругательствами.

— Шапкин, хватит рычать на обломки вертолета и пугать горы! Внизу кто-то живой орет. Скорее за мной! — приказал я и послал длинную очередь по противоположному склону ущелья, для успокоения нервов.