Избранные произведения - Сергей Павлов

— Прекратить эйфорию!!!

Рявкнул я просто от страха, не ожидая, что крик мой подействует. Но он подействовал. Безумцы отпрянули, Светлана выронила колбу. Сосуд, глухо звякнув, стукнулся об пол, и часть его содержимого выплеснулась мне на ноги. Ломким от возбуждения голосом я спросил:

— Что здесь происходит?!

Все трое молча переглянулись. Мне показалось — с недоумением.

— Кто вас избил, Айдаров?

Карим ощупал свои «фонари» красными пальцами.

— Пустяки, — сказал он. — Это Коля резко так от меня отмахнулся. Нам представлялось, что ни одно лицо на буровой не станет резко возражать против традиционного обмазывания…

— Николай рассеял это заблуждение, — добавил Жмаев.

Я переводил взгляд с одного на другого. Я их боялся. Обоих. Мне очень не нравился шалый блеск в их глазах. И синевато-серые глаза инженера-коллектора в этом смысле мне тоже не нравились. И аномальная растрепанность ее выбившихся из-под лабораторной шапочки волос…

— Не сердись, Вадим, — сказала она и, небрежно встряхнув волосами, уронила шапочку на пол. — Мы нашли то, чего не искали и о чем никто из нас не мечтал, ну и… слегка обалдели от радости.

— Это заметно.

— Не сердись. Нас теперь на руках носить надо.

— Это я вам почти гарантирую. — Я взглянул на часы. Если Адам не ошибся в расчетах, аэр медикологов уже здесь.

— На руках, — настаивала Светлана. — Всех! И тебя.

— Уж как меня понесут, вы себе даже не представляете.

— Тебя — впереди. Как знамя.

— А можно узнать, с чего это у вас такая радость?

— О! Наша скважина на этой планете дала первую нефть!

Я подумал, что ослышался.

— К-какая еще нефть!..

— Хорошая нефть, малосернистая. Состав и плотность мы уже определили. — Она кивнула в сторону терминала. — Иди взгляни. Данные там, на экранах.

Абсурд. Я не двинулся с места. Нефть на мертвой планете под 1вухкилометровым панцирем морозных и мерзлых пород — полный абсурд.

Вода и жидкая углекислота — пожалуйста, хоть целое море. Но нефть!.. Это немыслимо. Сотни геологоразведочных скважин на Марсе пробурено, в том числе — четыре глубоких, — и ни малейших нефтепроявлений! Да их и не ждали. Никто никогда здесь прогноза на нефть не давал.

— Где Песков? — спросил я. — Где Султанов?

— Ты хотя бы понял, что я сказала?..

— Не волнуйся, Светлана, не надо. Спокойно…

— Да какое тут к черту спокойствие?! — удивилась она. — Нефть! Понимаешь? Большая химия Марса! Индустриальное производство хозяйственных и строительных материалов прямо на месте! Сырье для пищевых синтезаторов! Почва для планетарной филокультуры!

— Не спорю, — вставил я. — Открытие нефти безусловно превратило бы Марс в объект немедленной колонизации… не спорю.

Я развел руками, и возбуждение в глазах Светланы угасло. Пригладив волосы, она направилась к выходу.

— Нефть у твоих ног, — бросила она мне у порога, и ее каблучки зацокали по ступенькам винтовой лестницы.

Я решился на неприятный эксперимент: нагнулся, окунул палец в лужицу и понюхал эту кроваво-красную жидкость. Специфический запах нефти буквально парализовал меня. Айдаров и Жмаев с белозубыми улыбками на жутких лицах стояли поодаль и, видимо, ждали развязки. В голове у меня словно что-то перевернулось наоборот — вдруг стало понятно, что произошло сегодня на буровой. Я медленно отстегнул перчатки и, ощущая легкое головокружение, начал снимать с себя гермошлем.

— Кровельный пласт проткнули, а там — горизонт под давлением, — рассказывал Дмитрий, помогая мне раздеваться. — Нефть на самоизлив пошла. Фикрет глазам не поверил: нефть на нефть не похожа. Убедился, когда приподнял респиратор. По запаху.

— Не растерялся наш ветеран, — вставил Карим, — нас с Димой по тревоге вызвал, Колю окриком из шока вывел, и они вдвоем эту струю перекрыли.

— Тут и мы подоспели, — продолжал Дмитрий. — А когда стали физиономии друг другу нефтью мазать, у Николая нервный срыв случился.

— Высотный костюм оставьте на мне, — сказал я. — Только тяжи ослабьте… Так, спасибо. Где Николай?

— В каюте Фикрета, — ответил Корим.

— Фикрет его там успокаивает, — пояснил Дмитрий.

— Главное — нефть дали! — Карим улыбнулся страшным лицом. — Автономию Марсу, считай, обеспечили.

— Автономию, говоришь? — Я поднял колбу с остатками нефти, снова понюхал. — Струйку дали — и уже автономия?..

— Фонтан! — многозначительно сказал Айдаров.

С колбой в руке я сбежал по лестнице на второй ярус. Голова немного кружилась. Нефть — она кому угодно голову вскружит. Спрыгнув с последней ступеньки, я увидел Светлану. Она стояла, опершись спиной о дверь своего жилища, и смотрела куда-то мимо меня. И непонятно было, чего — или кого? — она ждала. Бесшумно открылась и закрылась дверь каюты Султанова — наш ветеран вышел в холл. Тоже со следами ритуального обмазывания на лице.

— Что с Николаем?

— Плохо ему, — сказал Фикрет и зачем-то потрогал себя за большой, испачканный нефтью, печально опущенный нос. — Разговаривать со мной не желает. Разве я виноват, что на Марсе красная нефть?!

Слово «нефть» он произносил без гласного звука и без смягчения на конце. Получалось что-то вроде «н-фт».

Я глубоко вдохнул струящийся из горлышка колбы специфический аромат и поинтересовался:

— Интуиция тебе что подсказывает? Нефти много?

— Думаю, да. Только нюхать ее… не советую.

Я и сам уже ощутил, что марсианская нефть оказывает на меня какое-то странное наркотическое действие.

— У меня до сих пор голова не на месте, — пожаловался Фикрет.

— Слышишь топот внизу?

— Кто это?..

— Бригада реаниматоров. Встречай, разбирайся.

Светлана быстро прошла в каюту Султанова — бесшумно открылась и закрылась дверь. В нашу сторону Светлана и не взглянула — как будто нас с ветераном здесь не было. Мы выпали из сферы ее интересов.

— Теперь все станет на свои места, — добавил я уходя.

— Вадим… куда? — растерянно спросил Фикрет.

— В диспетчерскую. Из-за фонтана мы совсем забыли про Гейзера и Адама. Фонтан, конечно, не гейзер, но в функциональном смысле они адекватны.

Я рассмеялся, вылил содержимое колбы себе на голову и побежал вверх по ступенькам.

Я чувствовал, как нефть течет у меня по щекам.

Примечания

1

Александр Блок.

2

Начало второй строки четверостишья Сергея Есенина Кир-Кор воспроизвел в дигейском песенном варианте. У поэта она начинается по-другому: «Что родина?»