Титаны и тираны. Иван IV Грозный. Сталин - Эдвард Радзинский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Павленко рассказывал: «Берия, передавший сценарий со сталинскими пометками, объяснил режиссеру Чиаурели: «Клятва» должна стать возвышенным фильмом, где Ленин — как евангельский Иоанн Предтеча, а Сталин — сам Мессия».
Лексика семинариста выдавала автора замечаний.
«Клятва» стала фильмом о Богочеловеке. В «Падении Берлина» эту тему успешно продолжили. В конце фильма был некий апофеоз: мессия Сталин приезжает в поверженный Берлин. Нет, не на скучном поезде — он прилетает на самолете. Одетый в ослепительно белую форму (белые одежды ангела, спускающегося с неба), он является ожидавшим его людям. И все языки планеты славят мессию.
«Возникает мощное «ура». Иностранцы, каждый на своем языке, приветствуют Сталина. Гремит песня: «За Вами к светлым временам идем путем побед» — так записано в сценарии.
Богочеловек… Константин Симонов, член Комитета по Сталинским премиям, в своих воспоминаниях описывает, как Сталин присутствует на заседании во время обсуждения литературных произведений, выдвинутых на премию его собственного имени.
«Неслышно ходит Хозяин за спинами членов Комитета. Это его обычная манера — чтобы не видели лица бога, чтобы в напряжении старались угадать, угодить… Ходит, посасывая трубку…
Секретарь объявляет: «Писатель Злобин представлен на Сталинскую премию 1-й степени за роман «Степан Разин». Но тут Маленков выдает неожиданную реплику: «Товарищ Сталин, Злобин был в немецком плену и вел себя нехорошо». Воцаряется изумленная тишина, все знают: кандидатов старательно проверяли. Значит, это испытание для них, членов Комитета?
И тогда в тишине раздается тихий голос Сталина: «Простить или не простить?» Все молчат — боятся. А он медленно проходит круг за кругом. И опять: «Простить или не простить?» В ответ та же мертвая тишина: ведь предъявлено страшное обвинение! Какая там премия — голову бы спасти Злобину! Хозяин проходит еще круг. И опять: «Простить или не простить?» И сам себе отвечает: «Простить…» И Злобин вместо лагерей становится лауреатом — вмиг вознесен на вершину славы и богатства!»
Да, он один решает человеческие судьбы. Ему, Богочеловеку, дано простить и любое преступление. Так он их учит.
И вот наступил юбилей Богосталина. Соратники, уже сходившие с ума от страха, ломали головы, как его отметить.
В 1945 году за победу над Германией они уже присвоили Вождю странное звание — генералиссимус. Как вспоминал маршал Конев, Хозяин тогда ворчал: «Зачем это нужно товарищу Сталину? Подумаешь, нашли ему звание! Чан Кайши — генералиссимус, Франко — генералиссимус… Хорошая компания…»
Но он стал генералиссимусом, принял высочайшее звание царских полководцев. Теперь он все чаще изображается в маршальской форме с красными лампасами на брюках — одной из главных примет формы царской армии… Он не только переименовал наркоматы в министерства, но и ввел форменные мундиры для чиновников — опять как при царе… Соратники, конечно, понимают устремления Хозяина. К юбилею явно требовалось придумать что-то этакое… титул, вроде царя, но все-таки революционный. Что придумать? Между тем юбилей все ближе и ближе, напряжение нарастало.
В архиве я нашел следы их мук: «Секретно. 16.12.1949. Проект указа «Об учреждении ордена Сталина и юбилейной медали», «О медали лауреата международной Сталинской премии»… Ничего нового они так и не придумали. И Хозяин еще раз понял: обленились соратники. От ордена Сталина, который по проекту «размещается за орденом Ленина», он отказался.
Они не понимали его. Не в старческой любви к славословию было дело. Приблизилось осуществление Великой мечты, когда он поведет народы на штурм враждебных твердынь. Образ Богосталина должен был вести народ в этот решительный и воистину последний кровавый бой — в этом был смысл культа. Вот для чего ему нужен грандиозный юбилей, вот почему день и ночь газеты и радио должны славить его имя.
Гремит, гремит имя… «Сталин туда, Сталин сюда, Сталин тут и там. Нельзя выйти на кухню, сесть на горшок, пообедать, чтобы Сталин не лез следом: он забирался в кишки, в мозг, забивал все дыры, бежал по пятам за человеком, звонил к нему в душу, лез в кровать под одеяло, преследовал память и сон», — писала в дневнике современница.
ОдиночествоВ конце жизни, усмехаясь, он говорил о сподвижниках: «Все великие! Все гениальные! А чаю выпить не с кем».
На вершине могущества он был совсем один. Соратники — эти будущие мертвецы — его раздражали. Дочь стала чужой…
В 1944 году Светлана решила выйти замуж за студента университета Григория Мороза. Она знала его давно — они учились в одной престижной школе. Григорий был красив, из обеспеченной интеллигентной семьи (отец — заместитель директора научно-исследовательского института). Но он был еврей.
Светлана поехала на Ближнюю дачу — объявить отцу о замужестве. В своих воспоминаниях она рассказывает: «Был май, все цвело… «Значит, замуж хочешь?» — спросил он. Потом долго молчал, смотрел на деревья. «Да, весна, — вдруг сказал он и добавил: — Черт с тобой, делай что хочешь!» Но не велел приводить Григория в дом».
Она родила мальчика, странно похожего на самого Сталина, и назвала его именем. Но уже вскоре развелась. Нет, он ее не подталкивал — развелась сама и потом опять вышла замуж за сына его покойного сподвижника — Жданова.
Он был рад этому браку, но они по-прежнему виделись редко.
Однажды он заговорил с нею о матери — впервые. Это случилось в день главного праздника страны — годовщины Октябрьской революции. В день гибели Надежды.
«Это отравляло ему все праздники, — пишет Светлана, — и он предпочитал их теперь проводить на юге…»
Дочь приехала к нему на юг. Они сидели одни. «И ведь такой маленький был пистолет, — вдруг сказал он в сердцах и показал, какой маленький… — Это Павлуша привез ей! Тоже — нашел, что подарить!»
И замолчал. Больше они об этом не говорили…
Дочь уехала. И опять они подолгу не виделись, хотя на отдыхе он часто думал о ней. Вспоминал, как она была Хозяйкой.
Теперь уже много лет рядом с ним Валечка Истомина, горничная на Ближней даче. Она не Хозяйка — покорная служанка. Но главное — преданная.
Снова «принц Вася»Он старел и, как положено старику грузину, полюбил сына. Ворчал на него, все знал о его похождениях, но все больше любил.
После войны наступает взлет Василия. В 27 лет он — командующий ВВС Московского военного округа. Сын готовит знаменитые воздушные парады, наблюдать которые на летное поле в Тушино приезжает Хозяин вместе с Политбюро. Они смотрят фигуры высшего пилотажа, инсценировки воздушных боев — игры современных гладиаторов. Вся страна сидит у приемников и слушает рассказ о параде. Голос диктора звенит металлом, когда он объявляет о самолете, ведомом Василием.
Маршал авиации Савицкий: «Это миф, будто Вася возглавлял воздушные парады над Красной площадью и в Тушино. Летал Василий на правом сиденье бомбардировщика, то есть просто сидел, а за штурвалом находился командир экипажа, который вел самолет».
За него боялись — Вася пил все больше и больше. Он развелся с женой, ушел из «Дома на набережной» в особняк на Гоголевском бульваре, забрал туда обоих детей… Мать приходит тайком — ей запрещено видеться с ними. Происходит сцена из «Анны Карениной»: няня, не выдержав ее горя, тайно устраивает ей встречи с детьми… А у Василия — очередное приключение: он женится на знаменитой пловчихе Капитолине Васильевой. Это была любовь сына цезаря: ради пловчихи Вася сооружает памятники своей страсти — спортивный комплекс, до сих пор украшающий Ленинградский проспект, и первый в стране крытый бассейн. Но и Капитолина недолго пробыла его женой…
В Архиве президента хранится уголовное дело: после смерти Сталина Василий был арестован по обвинению «в систематическом расхищении казенного имущества». В деле — подробности его жизни.
Из показаний его адъютанта Полянского: «Пьянствовал Василий почти ежедневно, неделями не появлялся на работе, ни одной женщины не пропускал… Этих связей у него было так много, что если бы у меня спросили сколько, то я не смог бы ответить. За счет средств ВВС создал охотничье хозяйство в районе Переславль-Залесского в 55 гектаров, где были выстроены 3 дачи, соединенные узкоколейной дорогой. Были приобретены по его приказу и доставлены в хозяйство 20 пятнистых оленей, белые куропатки и так далее…»
Показания писателя Б. В-a: «Зимой, в конце 1949 года, приехав на квартиру второй своей жены, актрисы Марии П., застал ее в растерзанном виде — сказала, что только что у нее был в гостях Василий и пытался принудить ее к сожительству. Я поехал к нему на квартиру, где он пил в компании летчиков… Василий встал на колени, назвал себя подлецом и негодяем и заявил, что сожительствует с моей женой. В 1951 году мы помирились, у меня были денежные затруднения, и он устроил меня в штаб референтом. Работы я не выполнял никакой, а зарплату получал, как спортсмен ВВС».
