Античный космос и современная наука - Алексей Лосев

e) Наконец, Аристотель более подробно, чем Платон (хотя тут обычная платоно–аристотелевская проблема), выдвигает проблему самосознания в Идее. В самом деле, до сих пор мы кон–струировали только объективно–выразительную и «продуктив–ную» сторону Идеи, Идею как миф, как образ, как видёние. Но это есть только «в себе» Идеи, предполагающее, что кто–то другой ее осознает и понимает и кто–то другой ее полагает и констру¬ирует. На самом же деле, поскольку для Платона и Аристотеля ничего и нет, кроме Идеи, постольку она сама должна себя пола¬гать, понимать и утверждать, сама себя видеть. Самосознание должно быть обосновано в ней так же предметно и объективно, как и она сама. И вот у Аристотеля мы находим учение о Нусе, об Уме как абсолютном самосознании, об Эйдосе эйдосов — как абсолютном самосознании, как о Мышлении мышления. Для ума действовать и быть и значит мыслить, мыслить — и значит действовать (см. прим. 213). Все дальнейшее есть лишь степень самосознания Ума. Высшее самосознание — в звездах (заметим обычную пошлость исследователей Аристотеля, видящих по¬следнюю высоту самосознания в человеческом уме). Далее идут — человеческая душа, животная и растительная душа. И весь мир, таким образом, есть как разная степень Идеи, Ума, так и разная степень и иерархия самосознания, самосозерцания. Это — одинаковое мнение и платонизма и аристотелизма; и уже не так важно, кто первый обратил на это серьезное внимание. Тут перед нами уже не просто момент энергии или потенции Идеи, или момент гипотезиса. Раз есть в Идее алогическое ста¬новление, то тем самым она есть не просто онтическая сущность, сущее, но и выраженное сущее, т. е. энергийно излучающее свою сущность. Раз в ней есть алогическое становление, то тем самым есть заданность будущих и всевозможных оформлений, есть метод будущих становлений на основе заданной категории, есть гипотезис. Но интеллигенция, или абсолютная самосоотнесен–ность (что и есть тайна самосознания и сознания), не содержится в предыдущих моментах Идеи, и потому то сущее, о котором мы говорили выше, в отделе Іb, есть не только подвижной покой самотождественного различия сущего, данный как тождество с ним его алогического становления, но и 8) данный как абсо–лютная самосоотнесенность, т. е. как интеллигенция. Тут только воистину и возникает Идея как лик и, след., в дальнейшем как явленная личность. Аристотель внес в эту проблему полную ясность, хотя и остался, как обычно, вне диалектики. (О его символизме в этом смысле и, в частности, как раз в проблеме души см. прим. 198.) Только благодаря ему в неоплатонизме Идея была формулирована как лик, излучающий из глубины своей первобытной и сверх–сущей единичности умно–энергийные светы и осмысленно изваянную интеллигенцию как живую жизнь ума и символического понимания.

2. Платон, Аристотель и Плотин. III. а) Весь неоплатонизм можно охарактеризовать как синтез платонизма и аристоте–лизма, начиная от основателя школы Аммония Саккаса (кото–рый, по Гиероклу, имел как раз целью объединить Платона и Аристотеля, о чем читаем у Фотия: «подобных предшественников было много, пока просияла мудрость Аммония, которого он называет боговдохновенным; а именно, очистив учения древних мужей м устранив сумасбродные мнения, порожденные обеими партиями, доказал согласие Платона и Аристотеля в том, что есть важного и необходимого в их учениях», — Phot. bibl. cod. 214, p. 172a, 173b; cod. 251, p. 461a Bekk.; перевод этого отрывка взят мною из М. Владиславлева. Филос. Плот. СПб., 1868, 267, где и другой отрывок аналогичного содержания) и кончая Сим–плицием (по которому, De ап. 245, 17 Hayduck, «Аристотель — наилучший толкователь Платона», и, in Cat. 7, 29—32 Kalbfl., нужно искать не разногласия между ними, основываясь на словесных выражениях, но согласия, основываясь на существе дела ума; ср. in Phys. 404, 16 Diels, in Ar. de coelo, 640,27 Heib.; об этом — Zeller, III 2 5, 910—914). Выражаясь более конкретно, неоплатонизм объединяет Платоновы диалектические схемы с Аристотелевой феноменологией. Диалектическая Идея Платона, данная в аристотелевской «энергийной» обработке, превраща–ется в эманацию, в эманационную идею (что самая картина эманаций у Плотина есть только образ, это ясно уже из самого словоупотребления, напр, οίον ύπερερρύη V 2, 1, οίον ροη VI 7, 12 и мн. др., и что свет, „Effulgurationen sind keine Emanationen“, и что в эманациях „erst Dialektik, dann Bild und Gleich–niss“ //как бы переполнение… как бы поток (греч.)… сияние не есть эмаиация… прежде диалектика, затем — картина и сравнение (нем.).//, — об этом прекрасно y H. F. Muller, Plot. St. I. Her¬mes. 1913, 408—425; впрочем, идеи эти прививаются с большим трудом, и если П. П. Блонский превосходно понял в этом пункте Плотина: «его философия — не обычная система эманации, но имматериалистический энергизм», Фил. Плот. М., 1918, 218, а W. R. Inge, The Philos, of Plotinus. Lond., 1923 II 120, ограничива¬ется общими и краткими замечаниями, то в самое последнее время у G. Mehlis, Plotin. Stuttg., 1924. Frommans Klass. d. Philos, опять открывается поход против диалектики эманаций: Мелис испуган кантианством и гегелианством, 73—74, и, по его мнению, „die Emanation ist nicht logisch–theoretisch, sondern religiôs orientiert“// эманация имеет не логико–теоретическую, но религиозную ориен¬тацию (нем.).//, 74, как будто бы Плотин признает рели¬гию без ума, а ум без религии; это превосходит даже натурализм Целлера, III 2 5, 560—561, в истолковании Плотиновых эмана¬ций). Плотин рассуждает тут с четкостью, весьма далекой от той путаницы и того сплошного хаоса, которые находит у него А. Кубицкий (Учение Плотина о мысли и бытии. Вопросы филос. и психол. 1909, кн. 98): имманентность и трансцендентность единого есть противоречие, которое «является непримиримым в пределах нлотиновских предпосылок» (484); в принципе «все во всем» нет никакого содержания, и «мы видим, что на требование такого содержания Плотин в состоянии ответить лишь рядом ни¬чего не говорящих отрицательных предикатов» (492); в интеллек–туальной интуиции — «в конце концов стираются все логические различия, — истинный покой есть в то же время истинное движе–ние и т. п.» (493) и т. д. (впрочем, у А. Кубицкого не повезло и всей античной философии; он сваливает в одну кучу «идеи Пла–тона, формы Аристотеля, атомы и пустоту материалистов», ибо «все это — гипостазированные логические принципы, кото–рые» и т. д. (478). — Итак, эманация есть диалектически понятая энергия. С другой стороны, ставя ударение на самых диалекти–ческих ступенях, т. е. понимая не энергию диалектически, но диалектику — энергийно, мы получаем определенную эманацпои–ную иерархию, т. е. энергийно–смысловую историю Идеи.

b) У Плотина эта эманационно–диалектнческая иерархия:

1. начинается с первоединого, превысшего всякого ума и всякого оформления, с неразличимой точки отождествления всего логи¬ческого и алогического (диалектика этого начала проведена у нас выше — стр. 106—115 и прим. 32, 46, 208, ср. также 209); 2. пере¬ходит в сущее, или ум, во множественность (ибо абсолютная еди¬ничность, чтобы реально быть, должна отличаться от «иного», а так как нет ничего иного, кроме одного, то само это одно по¬лагает свое «иное», т. е. свою границу, т. е. свою определенность, т. е. свою степень, т. е. свою едино–множественность, т. е. свою онтическую структуру; эта диалектика «сущего одного», или эй¬доса, также проведена нами выше (стр. 115—131 и прим. 40, 47, 52, 54, 73 и пр.); 3. объединяет перво–сущее одно с инобытием в новую конструкцию — становление эйдоса, или сущего одного, в состояние тождества одного и иного, но тождества развернутого (см. стр. 131 —145 и прим. 48, 49 и др.), что есть дальнейшее депо–тенцирование одного и ума, т. е. душа; 4. переходит от всего этого триадного смысла (резюме — прим. 58) к факту этого смысла (стр. 145—151, прим. 60, 62 и 64 о материи вообще), который, отождествляясь с триадным смыслом, дает 5. Имя, или символ сущности (стр. 151 —174 и прим. 63, 65, 66, 70, 71, 73, 75), что у Плотина и носит обычно название «идеи». Таким образом, Пло¬тин дает синтез, которого не знали в полной мере ни Платон, ни Аристотель. Плотинова Идея впервые объединяет разные момен¬ты в одно целое, — моменты, указывавшиеся и изучавшиеся рань¬ше лишь по частям. Мы видим ясно осознанным место перво¬единого, откуда истекают идеи; мы видим ясно проведенную диалектику пяти умных категорий (прим. 76); вполне созна¬тельно проводится далектика также и в смысле становления идеи, т. е. начала, как бы ее обволакивающего. Наконец, никто, как Плотин, не дал в платонизме столь прекрасно проведенную диалектику интеллигенции. Таким образом, к тем восьми момен¬там платоно–аристотелевской Идеи Плотин, собственно говоря, ничего не прибавил, но зато он дал эти моменты в максимально связной и осознанной форме.

c) Любопытно отметить некоторые терминологические явле–ния в философии Плотина. — Термин «эйдос» получает у него гораздо большую устойчивость. В то время, как у Платона на

1. «чувственно–внешнее» значение «эйдоса», по моему подсчету, приходится из 408 случаев от 18 до 31, при более вероятной цифре 27 (Charm. 154d, 159е, Prot. 352, Men. 80а, Lys. 204е, 222а, Conv. 189е (2), 196а, 215b, Phaed. 73а, 73d, 87а, 92b, R. P. VI 51 Od, X 618b, Phaedr. 229d, 249b (1–й сл.), 253d, Theaet. 157bc, 162b, Soph. 266c, Tim. 30c, 75a, 76a, Crit. 118a), куда надо присоединить еще внешне–чувственное значение с формаль¬но–отделительным оттенком — от 17 до 27 случаев, при более вероятной цифре 21 (Crat. 389d, 394d, 411а, d, 424с (2), Phaed. 110с, Theaet. 181 cd (4), Phileb. 18c, Soph. 226e, Tim. 73c, 83c, 84c, 89a. Politic. 287e (2), 288a, d, Legg. 645a), у Плотина на 614 текстов с «эйдосом» всего только несколько содержат это не диалектическое n даже не чисто смысловое значение; напр., — VI 3, 2, 328, 23 (в дальнейшем, в цитатах из Плотина, кроме обычных трех цифр, т. е. Эннеады, трактата и главы, я буду указывать еще страницу по изд. Фолькмана и строку, при¬чем первые три Эннеады предполагают первый том, вторые же три — второй том); VI 3, 3, 329, 14 и 15; IV 3, 11, 23, 22 зеркало отражает тот или иной эйдос; IV 4, 36, 91, 11 камни, дерево и пр. κατ’ είδος, входящее в строение; VI 1, 11, 277, 23 легкое, тонкое, тяжелое и пр. «в другом эйдосе» рядом с четырьмя; VI 2, 5, 305, 9 эйдосы частей тела животных или растений; VI 2, 1, 327, 5 (2) о делении звука на эйдосы.