Наследие. Трилогия (ЛП) - Нора Кейта Джемисин

— Верно, именно в тот час она стала богиней. Но вспомни, Орри, что еще тогда произошло?

Ага, я у нее теперь просто Орри, без «госпожи». Чистокровная Арамери желала вести себя с уличной художницей, точно с лучшей подружкой. Я улыбнулась. В этот миг я ненавидела ее всей силой души.

— Обрел свободу Ночной хозяин, — подсказала она. — И это тоже вызвало в мире последствия.

Мне было слишком больно, чтобы придерживаться вежливости.

— Мне все равно, уважаемая.

Она придвинулась ближе:

— И очень напрасно. Суть Нахадота — не просто тьма. Его сила во всем, что дико, порывисто и чуждо логике. — Она сделала паузу, не иначе ожидая, как я восприму эти слова. — В том числе и безумие толпы…

Опять повисло молчание. Я только чувствовала, как по спине паутинками разбегается холод.

Раньше я не принимала этого во внимание. Чего ради возлагать вину на богов, если камни как-никак бросали человеческие руки? Но если руками смертных в самом деле двигала высшая сила…

Не знаю уж, что прочла на моем лице Серимн, но ей это определенно понравилось. Я поняла это по ее голосу.

— Богорожденные, — сказала она. — Те, кого ты называешь своими друзьями. Спроси-ка себя, сколько смертных они погубили за века своей жизни. Я уверена, уж точно куда как побольше, чем Арамери. Одна Война богов чего стоила. Она вообще едва все живое не уничтожила…

Она сделала еще шажок и встала совсем вплотную ко мне, так что боком я ощущала почти давящее тепло ее тела.

— Они живут вечно. У них нет потребности ни в пище, ни в отдыхе. Они не имеют истинного обличья… — Она пожала плечами. — Могут ли подобные существа постичь ценность одной-единственной человеческой жизни?

Перед моим мысленным взором предстал Сумасброд. Клубок сине-зеленого пламени, ни на что в этом мире не похожий. А вот он в облике смертного: я касаюсь его, и он улыбается, его глаза полны нежности и желания. Я обоняла его запах, легкий, прохладный, слышала звон его колокольчиков и мурлыкающий перекат его голоса, когда он произносил мое имя…

Вот он сидит за столом у себя дома; за время наших отношений я много раз наблюдала, как он шутил и смеялся с другими богорожденными, пока они извлекали капельки своей крови и запечатывали их в крохотные фиалы для дальнейшей продажи…

Так вот, это была часть его жизни, в которую я никогда глубоко не вникала. Божественная кровь не вызывала привыкания. Она не приводила ни к смертям, ни к болезням. Никто ею даже не отравился, употребив слишком много за один раз. А благодеяния Сумасброда соседям? Тем из нас, кто по своей незначительности не мог рассчитывать на помощь ордена и вельмож? Для таких людей Сумасброд и его домочадцы оказывались единственной силой, к которой они могли обратиться…

Вот только благодеяния не бывали бесплатными. Он, конечно, никогда три шкуры не драл. Он испрашивал лишь посильную плату и заблаговременно предупреждал о ней. И всякий, кто задолжал Сумасброду, заранее знал, что в случае неуплаты будут последствия. Он был богорожденным — так повелевала его природа.

Так вот: что он делал с теми, кто не выполнял долговых обязательств?

Я вспомнила детские глаза Сиэя Плутишки — холодные, как у охотящегося кота. Я слышала, как жужжали подвижные зубы Лил.

И в потаенной глубине души зашевелилось сомнение, которому я не смела предаваться с того самого дня, когда Сумасброд разбил мое сердце.

Любил ли он меня когда-нибудь по-настоящему? Или моя любовь была для него всего лишь мимолетным развлечением?..

— Ненавижу тебя, — прошептала я, обращаясь к Серимн.

— Это пока, — ответила она с ужасающим состраданием. — Это не навсегда.

Потом взяла меня за руку и отвела назад в мою комнату. И оставила там в одиночестве предаваться горестным мыслям…

10

«НАСТАВЛЕНИЕ В ВЕРЕ»

(набросок углем)

В тот день ближе к вечеру Хадо включил меня в трудовую ватагу, наводившую чистоту в большом обеденном зале. Всего в ней было девять мужчин и женщин. Судя по голосам, кое-кто был постарше меня, но большинство — моложе. Они с нескрываемым любопытством разглядывали меня, пока Хадо объяснял им насчет моей слепоты; я отметила, что о моем насильственном зачислении в секту упоминать он не стал.

— Уверен, скоро вы убедитесь, что она вполне способна о себе позаботиться, но, конечно, некоторые виды работы для нее непосильны, — сказал он.

И я сразу догадалась, что за этим должно было последовать. И точно:

— Поэтому мы отрядили несколько старших послушников для присмотра и помощи на случай, если она с чем-то не справится. Никто не возражает, надеюсь?

Они заверили его, что ни-ни, причем с такой раболепной готовностью, что я немедленно исполнилась презрения. Но как только Хадо ушел, я направилась к назначенному предводителю ватаги, женщине из народа кен по имени Смийя.

— Давай я буду пол мыть, — сказала я ей. — Хочется как следует поработать.

Она вручила мне ведерко и швабру.

Рукоятка оказалась очень похожей на мой утраченный посох. С длинной палкой в руках я сразу почувствовала себя лучше. Самостоятельней. Впервые с тех пор, как я оказалась в Доме Восставшего Солнца, ко мне вернулось что-то вроде уверенности в себе. Иллюзия, конечно, но и на том спасибо.

Обеденный зал был обширным, но я рьяно взялась за работу, не обращая внимания на пот, стекавший со лба и приклеивавший к спине бесформенную рубашку. Когда Смийя наконец тронула меня за плечо и сказала, что работа окончена, я даже слегка огорчилась, как быстро все завершилось.

— Подобные усилия радуют нашего Господа, — восхищенным тоном заметила Смийя.

Я разогнула ноющую поясницу, подумала о Солнышке и сказала:

— Сомневаюсь, однако…

За это меня вознаградило мгновение озадаченной тишины. И уж совсем изумленное молчание, когда я еще и рассмеялась.

После трудов старшая послушница отвела меня в бани, где я хорошенько отмокла в горячей воде, чтобы завтра поменьше болели все кости. Дальше меня проводили в мою комнату, где на столике уже ждал горячий обед. Дверь по-прежнему запирали, а столовый прибор состоял из одной вилки — никакого ножа. За едой я невольно размышляла о том, как, вероятно, легко привыкнуть к подобного рода заключению. Простой добрый труд, ласкающие душу гимны, доносящиеся из молитвенных залов, бесплатные пища, кров и одежда… Я всю жизнь задавалась вопросом, с чего бы людям вступать в организации вроде ордена, и только теперь забрезжило понимание. По сравнению со всеми сложностями внешнего мира такая жизнь, конечно, давалась легче. Как душе, так и телу.

Одно плохо: как только я вымылась и поела, вокруг меня вновь сомкнулась тишина. Я придвинула стул к окошку и села там, чувствуя себя очень несчастной. Я прижималась лбом к холодному стеклу, словно это могло утишить сердечную боль…