Все страхи мира - Том Клэнси

Ты ищешь предлог, чтобы уйти от решения проблемы, Барт, подумал Манкузо. Тебе платят за то, что ты берешь на себя ответственность за принятие решений — иногда неприятных. Лейтенантам и старшинам просто. Старшие начальники знают, как им поступать. Это было одним из наиболее увлекательных вымыслов на военно-морском флоте.

Манкузо снял трубку телефона.

— Помощнику командира подводной лодки «Мэн» явиться ко мне через тридцать минут.

— Слушаюсь, сэр! — послышался голос его писаря.

Больничная пища, подумала Кэти. Даже в больнице Хопкинса это все-таки специфическая больничная пища. Где-то, по-видимому, находится специальная школа для поваров, работающих на больничных кухнях. Программа обучения там, похоже, посвящена устранению самостоятельного мышления и свежих идей у поваров, а также тому, чтобы заставить их забыть кулинарное искусство, которому они могли научиться раньше вместе со всеми рецептами приготовления супов, соусов и всего остального… Единственное, чего не могут испортить больничные повара, это желе — да и то потому, что оно поступает в виде полуфабриката.

— Берни, мне нужно посоветоваться с тобой.

— В чем дело, Кэт? — Он уже знал, о чем пойдет речь, по выражению ее лица и тону голоса. Он ждал, полный сочувствия. Кэти была гордой женщиной, и у нее было на это полное право. Ей действительно трудно из-за всего происходящего.

— Это Джек. — Эти два слова она произнесла быстро, словно выпалила, и снова замолчала.

В глазах Кэти была такая боль, что Катц не смог сдержаться.

— Ты считаешь, что он…

— Что? Нет… я хочу сказать… откуда ты?..

— Кэти, от меня потребовали хранить это в тайне, но ты — мой друг и наша дружба для меня куда дороже, чем эти идиотские правила. Слушай, на прошлой неделе сюда приезжал какой-то мужчина и расспрашивал меня о тебе и Джеке.

Обида стала еще более горькой.

— Что значит — приезжал и расспрашивал? Кто? Откуда приезжал?

— Какой-то следователь из Министерства юстиции. Прости меня, Кэти, но он спрашивал, не было ли у тебя… не рассказывала ли ты о семейных неприятностях. Этот следователь проверял Джека, и ему было поручено выяснить, о чем ты мне рассказывала.

— И что ты ответил?

— Сказал, что мне ничего не известно. Что ты — одна из наших лучших сотрудников, отличный человек. И это правда, Кэти. Ты не должна чувствовать себя одинокой. У тебя есть друзья, и, если я могу чем-нибудь помочь тебе — если любой из нас может помочь, — только скажи, и мы придем на помощь. Ты — член нашей семьи. Ты чувствуешь себя, наверно, оскорбленной, обиженной и очень смущаешься. Но это глупо, Кэти, очень глупо. Ты ведь понимаешь, что это глупо, правда? — Катц увидел, что на прелестные голубые глаза навернулись слезы, и в это мгновение ему захотелось убить Джека Райана, может быть, на операционном столе очень острым, очень маленьким хирургическим скальпелем. — Кэти, не замыкайся в себе, это не поможет. Друзья на то и нужны. Ты не должна чувствовать себя одинокой.

— Я не верю этому, Берни. Не верю.

— Пошли, поговорим у меня в кабинете. Там нам никто не помешает. Да и еда сегодня дерьмовая. — Катц вывел ее из столовой. Он был уверен, что никто не заметил случившегося. Через две минуты они вошли в его кабинет. Берни убрал кипу историй болезни с кресла и усадил ее.

— Последнее время он ведет себя просто странно.

— Скажи, ты действительно веришь, что Джек тебе изменяет? — Прошло полминуты. Катц видел, как она подняла и затем опустила взгляд, ее глаза остановились, глядя в пол. Кэти смирилась с действительностью.

— Это возможно. Да.

Вот мерзавец! — подумал Катц.

— Ты говорила с ним об этом? — Голос Катца звучал тихо и спокойно, но не равнодушно. Сейчас она нуждалась в помощи, а друзья, чтобы приносить пользу, должны разделить боль.

Отрицательное движение головы.

— Нет, я не знаю как.

— Ты понимаешь, что это необходимо?

— Да. — Согласие прозвучало как вздох.

— Это будет непросто. Запомни, — произнес Катц с ноткой надежды в голосе, — все может оказаться недоразумением. Какой-то безумной ошибкой. — Впрочем, сам Катц не верил этому.

Кэти подняла голову. По ее щекам текли слезы.

— Берни, может быть, это моя вина?

— Нет! — Катц с трудом удержался, чтобы не закричать. — Кэти, если в нашей больнице есть человек лучше тебя, то мне он, черт побери, не попадался! С тобой все в порядке! Ты меня слышишь! О чем бы ни шла речь, ты не виновата!

— Берни, я хочу еще одного ребенка, я боюсь потерять Джека…

— Если ты действительно так считаешь, то верни его к себе.

— Но я не могу! Он… — Самообладание полностью покинуло ее.

Только сейчас Катц понял, что у ярости не бывает границ. Он не мог направить ее куда-то, ему пришлось сдерживать ее в себе. Это оказалось нелегко, но Кэти больше всего в мире сейчас был нужен друг.

— Клаггетт, у нас неофициальный откровенный разговор.

Капитан третьего ранга Клаггетт мгновенно насторожился.

— Слушаюсь, коммодор.

— Расскажите мне о капитане первого ранга Риксе.

— Сэр, он мой командир.

— Я знаю, Клаггетт, — ответил Манкузо. — Но я командую соединением. Если возникает проблема с одним из шкиперов, это проблема с одной из моих лодок. Они стоят миллиард долларов каждая, поэтому я должен знать обо всем. Понятно, капитан третьего ранга?

— Так точно, сэр.

— Говорите. Это — приказ.

Клаггетт вытянулся, встал по стойке «смирно» и начал быстро рассказывать.

— Сэр, ему нельзя доверить отвести в сортир трехлетнего ребенка. С личным составом он обращается, как с роботами. Чрезвычайно требователен, но не хвалит никого, даже в случае образцового выполнения задания. Меня учили по-другому. Он отказывается прислушиваться к советам — к моим или кого другого, будь то офицер, старшина или матрос. Согласен, он командир. Он распоряжается на лодке, но ведь умный шкипер слушает, что ему говорят.

— Отсюда и столько рапортов с просьбой о переводе?

— Да, сэр. Старшина торпедного отсека не выдержал постоянных нападок — думаю, командир был не прав. Мичман Гетти — инициативный специалист. Содержал оружие в порядке, его подчиненные были отлично подготовлены, но капитану первого ранга Риксу не понравилось, как мичман добивался этого, и он начал преследовать Гетти. Я посоветовал командиру не делать этого, но капитан первого ранга поступил по-своему. Тогда Гетти обратился с рапортом о переводе, командир был рад избавиться от него и с рапортом согласился.

— Вы можете на него положиться? — спросил Манкузо.

— В техническом отношении он превосходный офицер. Великолепный инженер. Но о том, как следует обходиться с людьми, не имеет ни малейшего представления и слабо разбирается в тактических вопросах.

— Он заверил меня, что намерен доказать обратное. Сможет?

— Сэр, вы требуете от меня слишком многого. Я не знаю, имею ли право ответить на этот вопрос.

Манкузо понимал, что Клаггетт прав, но продолжал настаивать.

— Послушайте, Клаггетт, вы прошли тестирование на командование подводной лодкой. Привыкайте к трудным решениям.

— Сможет ли он добиться этого? Да, сэр. У нас хорошая лодка и отличная команда. То, чего не сумеет он, сделаем за него мы.

Коммодор кивнул и сделал паузу.

— Если у вас возникнут трудности с очередной характеристикой со стороны командира, сообщите мне. Полагаю, вы для него слишком хороший помощник, капитан третьего ранга.

— Сэр, он вообще-то неплохой человек. Мне говорили, что он хороший отец и тому подобное. У него редкостная жена. Дело всего лишь в том, что он не научился обращаться с подчиненными и никто не позаботился о том, чтобы помочь ему. Несмотря на все это, он — способный офицер. Стоит ему стать чуть-чуть человечнее, и он может далеко пойти.

— Вы удовлетворены оперативным заданием?

— Если нам удастся напасть на след русской подлодки класса «Акула», то нужно сесть ей на хвост — на безопасном расстоянии, и все такое. Да, конечно. Понимаете, коммодор, наша подлодка такая тихая, что нет никаких оснований для беспокойства. Меня удивило, что Вашингтон дал добро на такую операцию, но это всего лишь отголоски бюрократической структуры. Короче говоря, управлять такой лодкой сумеет кто угодно. Хорошо, может быть, капитан первого ранга Рикс не является идеальным командиром, но, если на нашей лодке ничего не сломается, с заданием справится даже ребенок.

Прежде чем заняться первичным источником энергии, они установили вторичный. Комплект соединений лития заключался в металлическом цилиндре, внешне напоминавшем гильзу от 105-миллиметрового артиллерийского снаряда: 65 сантиметров в длину и 11 — в диаметре. На его нижней части даже была выточена отбортовка, чтобы цилиндр встал точно на предназначенное место. Там же в сторону отходила небольшая изогнутая трубка, присоединенная к тому, что скоро станет резервуаром для трития. Вдоль наружной поверхности цилиндра вытянулись ребра из отработанного урана-238. Они похожи на ряды толстых черных крекеров, обмазанных кремом, подумал Фромм. Назначение их, разумеется, — превратиться в плазму. Под цилиндром находились первые пучки «соломинок для коктейля» — даже сам Фромм стал их так называть, хотя, конечно, назначение «соломинок», впрочем, как и их диаметр, было совсем иным. Шестидесяти сантиметров длиной, по сотне в каждом пучке, они удерживались вместе тонкими, но прочными пластиковыми распорками. Нижняя часть каждого пучка загибалась на пол-оборота по спирали, делая его похожим по форме на винтовую лестницу. Самым трудным в этой части конструкции было расположить спирали в точкой последовательности. На первый взгляд задача казалась простой, однако Фромму потребовалось целых два дня, чтобы разобраться. Как и остальные части конструкции, все пучки встали точно на отведенные им места, образовав плотный венок из «соломинок». Фромм едва удержался, чтобы не рассмеяться. Он убедился в точности их установки с помощью рулетки, микрометра и опытного глаза — на большинстве деталей были нанесены пометки, означающие последовательность их расположения, — маленькая, но характерная деталь, которая произвела большое впечатление на Госна. Когда немецкий инженер остался доволен, они продолжили работу. Сначала установили блоки из пенопласта, вырезанные с точным соблюдением формы и размеров. Они разместились внутри корпуса бомбы, имевшего форму эллипсоида.