Горбун - Поль Феваль

– Изучайте Италию, – уже в третий раз произнес принц. – Только там умеют жить. Уже более ста лет там не пользуются идиотскими кинжалами. И правильно, – к чему насилие, если можно обойтись без него? В Италии, если, к примеру, хотят избавиться от девушки, которая почему то мешает, (что греха таить, – прямо скажем, – наш случай), то обращаются с просьбой к молодому человеку, который, (разумеется, за определенное вознаграждение), согласится взять ее в жены и увезти, (опять же, именно так намерены поступить и мы). Если она согласна, то все в порядке. Если же нет. Такое ведь тоже возможно. Итальянская девушка, равно как и французская имеет право не согласиться. Тогда незадачливый кавалер склоняет перед нею голову, просит прощения за свою дерзость и с почтением ее провожает. На прощание в знак чистой галантности он преподносит ей букет.

Гонзаго вытащил из большой вазы на столе несколько цветков.

– Какая же женщина откажется от цветов? – рассуждал он, аккуратно расправляя стебли и соединяя их вместе. – И она уходит, свободная, как мой кузен Аннибал; – свободная ехать или идти: к подруге ли, домой ли, к любовнику ли, – словом, куда ей захочется. Но она также вольна и остаться.

Порывистым движением Гонзаго протянул букет, словно собирался его вручить кому-то из сидевших за столом. Те в испуге отшатнулись.

– Она остается? – пробормотал Шаверни, стуча зубами.

– Да. Остается, – подтвердил Гонзаго, с цинизмом глядя маркизу в глаза.

Шаверни медленно поднялся.

– Эти цветы отравлены? – воскликнул он.

– Сядь, – шумно рассмеявшись, произнес Гонзаго. – Ты пьян.

– Да, – согласился он. – Должно быть я пьян. Иначе…

Маркиз пошатнулся. У него кружилась голова.

Глава 9. Девятый удар

Гонзаго окинул приспешников взглядом властелина.

– Юноша от вина совсем потерял рассудок, – заключил он. – Что ж, ввиду особых обстоятельств, (как-никак он сегодня жених), я его прощаю. Но если подобное случится с кем-нибудь из вас…

– Она согласится, – пробормотал Навай для успокоения совести, – она согласится выйти за Шаверни.

Это было единственным проявлением неуверенного, слабого, но все-таки протеста. Остальные не отважились даже на такое. Угроза краха, о котором предупреждал Гонзаго, лишала их воли. Гонзаго понимал, что теперь он может поступать с этими людьми, как ему вздумается. Отныне они превращались в покорных соучастников его любого предприятия. Он же становился главнокомандующим небольшой армии верных рабов.

Он поставил цветы в вазу.

– Однако, довольно об этом, – размышлял он вслух. – Полагаю, вы все поняли. Теперь же меня тревожит кое-что более важное. Девять часов еще не пробило. Не так ли?

– Вы, узнали что-то новое, ваша светлость? – поинтересовался Пейроль.

– Ничего. Решительно ничего. А потому решил принять дополнительные меры предосторожности. На всех подступах к этому особняку выставлены караулы. Готье Жанри с пятью гвардейцами перекрыли переулок. Трое солдат во главе с Китом дежурят снаружи у садовой калитки. В саду находится Лавернь и его команда из семи человек. Наконец в прихожей долгожданного гостя подстерегают во всеоружии четыре гвардейца, переодетых в лакейские ливреи.

– А где эти двое прохвостов? – полюбопытствовал Навай.

– Кокардас и Паспуаль? Я им не доверил ни одного важного поста. Как и все мы, они просто ждут, – вон там наверху.

Принц указал на галереи. В его отсутствие они хорошо просматривались из гостиной, потому, что выводящие на них двустворчатые двери были наполовину стеклянные, а сами галереи освещались несколькими люстрами. Возвратясь из Пале-Рояля, Гонзаго первым делом приказал погасить на галереях свет и настежь раскрыть обе двери. Сейчас наверху царил полумрак, нарушаемый лишь отблесками люстр, подвешенных в гостиной.

– Кого они ждут? Кого ждем мы все? – вдруг поинтересовался Шаверни.

В его затуманенном взоре затеплился проблеск разума.

– Сегодня, когда я получил письмо, тебя с нами не было, кузен. Не так ли? – заметил Гонзаго.

– Не было. Так кого же мы ждем?

– Того, кто займет это место, – ответил принц, указав на кресло, остававшееся свободным с начала ужина.

– Переулок, сад, вестибюль, лестницы, – везде вооруженная стража, – произнес Шаверни, брезгливо взмахнув рукой, – и все против одного человека?

– Этот человек Лагардер, – со значением произнес Гонзаго.

– Лагардер! – задумчиво повторил Шаверни и, продолжая размышлять вслух. – Я его ненавижу. Но он, во время боя, бросив меня на землю, сжалился и не применил шпагу.

Чтобы лучше слышать слова маркиза, принц к нему наклонился и, будто соглашаясь, в такт его словам покачивал головой; затем распрямился и обратился ко всем:

– Господа, как по вашему, принятые мной меры предосторожности достаточны?

Шаверни, пожав плечами, рассмеялся.

– Двадцать против одного! – проворчал Навай. – Позор!

– Черт возьми! – воскликнул Ориоль, ободренный внушительным числом гарнизона обороны. – Разве кто-нибудь из нас трусит?

– Вы полагаете, – продолжал Гонзаго, – что двадцати человек достаточно, чтобы его выследить, задержать, – схватить любой ценой живого или мертвого? Вы полагаете достаточно?

– Более чем!

– С лихвой, ваша светлость! – отозвались сотрапезники.

– Итак, никто из вас потом не упрекнет меня за то, что я не принял достаточных мер предосторожности?

– За это можете не опасаться, кузен, – воскликнул Шаверни. – Чего-чего, а уж предосторожности у вас хватит на всех.

– Именно это я и хотел от вас услышать, – не замечая язвительности замечания маркиза, объявил Гонзаго. – А теперь хотите узнать, о чем я сейчас думаю?

– Конечно, ваша светлость.

– Говорите! Говорите!

– Мы слушаем.

– Так вот, я уверен, что все наши укрепления ничем не помогут. Я достаточно хорошо знаю этого человека. Лагардер пообещал: «В девять часов я буду у вас». В девять часов он предстанет перед нами лицом к лицу, – могу в том поклясться. Нет силы, (пусть вокруг этого дома стала бы на страже хоть вся французская пехота и конница), способной помешать Лагардеру, явиться в назначенный час. Спустится ли он по дымоходу, впрыгнет ли через окно, выскочит ли из-под пола, как черт из табакерки, это мне не известно; – но точно в назначенный час, ни раньше, ни позже, мы его увидим в этой комнате.

– Черт возьми! – воскликнул Шаверни, – пусть он мне только попадется один на один!

– Помолчи, – осадил его Гонзаго. – Бой между карликом и гигантом хорошо только на ярмарке. Я настолько в этом убежден, – прибавил он, обращаясь к остальным, – что недавно еще раз проверил надежность моего клинка.