Когда пробуждаются вулканы - Михаил Белов

В такие минуты Щеголь не на шутку опасался Якута, выкрикивающего слова в припадке бешенства. Успокоившись, Якут мрачно клялся:

— Я отомщу! Я сожгу Комкур…

Щеголь в душе презирал Якута, но виду не подавал.

— Слушай, Якут, что ты тут торчишь? На твоем месте я давно бы укатил из этой дыры.

— Куда?

— Свет велик.

— Нет, для нас с тобой он очень узок. Чуть что — сразу в каталажку. Но Мичин — старая лиса, он будет ждать своего американского друга, долго ждать… И сын будет ждать…

— Ты женишься? — изумился Щеголь, приподнимаясь с топчана.

— Да, если Мичин не дождется американского друга, то сын его — молодой князец Старков — дождется. Мичин все предусмотрел. Мичин — старая лиса.

Щеголь приподнялся и уставился на Якута: всерьез это он или блажит? На лице князца блуждала улыбка. Щеголь понял, что Якут верит в то, что говорит.

— Мелешь ты ерунду. Не придет американец сюда и не вернет тебе земли. Жди, как же!

Улыбка сошла с лица Старкова, глаза зло загорелись:

— Что ты сказал, беглый? Моя земля не будет моей? Мои олешки не будут моими? Так ты сказал?

— Так я сказал, князец Мичин Старков. Никто ничего тебе не вернет.

— Врешь ты, беглый. Будет! — Якут вдруг выпрямился и ошалело поглядел на Щеголя. — А что, если ты прав, беглый? — и, наклоняясь к собеседнику, прошипел: — Я, я все сожгу, и Комкур сожгу, и Оймякон… О-о! Князец еще отомстит…

— Брось представляться. И вовсе ты не князец, а вонючая собака…

Не успел Щеголь докончить последнюю фразу, как Якут опрокинул его и стал душить, приговаривая: «Я тебя заставлю уважать князца». Нападение было столь стремительным, что Щеголь растерялся. Кое-как вывернувшись, он головой ударил Якута в живот. Тот ойкнул и отлетел к двери. Из-под полы рассыпались куски сушеного мяса. Щеголь ногой ткнул в распластавшееся тело князца и набросился на припрятанное Якутом мясо. Наевшись, попил холодной воды и взглянул на Якута. Тот, обессилев, сидел в углу землянки, в глубоко запавших глазах его затаилась ненависть.

— На, ешь, — примирительно сказал Щеголь, протягивая остатки мяса. — Нам нельзя ссориться. Расскажи лучше, на ком женишься?

То ли Якут понял, что ему пока невыгодно ссориться со Щеголем, то ли по другой причине, но он быстро пошел на примирение. А выкурив папиросу, предложенную Щеголем, казалось, совсем успокоился.

— Кто же твоя невеста? — как ни в чем не бывало спросил Щеголь.

— Дочь Старовера, Ирина Ошлыкова.

— У него есть дочь?

Якут утвердительно кивнул головой.

— Вот никогда не поверил бы! — воскликнул Щеголь. — Где же ты ее видел?

— Когда петли на зайцев проверял.

…Встреча, о которой говорил Якут, состоялась недалеко от землянки в долине реки. Заметив оленью упряжку, Старков преградил ей путь. На нарте сидела девушка. Увидев Якута, она соскочила с нарты и крикнула:

— Ну, что встал, как пень! Пропусти!

— Ха! Куда путь держишь и чья такая?

— Еду домой. Ирина Ошлыкова.

— Вот ты какая! — удивился Старков.

— Какая ни есть, а дорогу не загораживай!..

Десять лет назад Ошлыков, возвращаясь домой, остановился ночевать у Старкова, жившего тогда на одном из алданских приисков. С Ошлыковым была девочка лет семи-восьми. Она походила на красавицу Арайас, на которой женился Мичин, когда был прапорщиком царской армии. Подвыпив, Старков рассказал гостю об этом сходстве. Ошлыков не то в шутку, не то всерьез сказал: «Подрастет — возьмешь себе в жены!» Два года назад, когда Старков напомнил об этом Ошлыкову, тот дал свое согласие на брак, но предупредил, что дочь хромает на правую ногу. Якут больше не настаивал на женитьбе, но самую эту мысль не оставлял, надеясь со временем заполучить богатство Старовера. Случайная встреча с Ириной открыла ему глаза. Он понял, что Ошлыков обманул его.

Выслушав рассказ Якута, Щеголь сказал:

— Какой же ты князец, если упустил девчонку! Надо было похитить ее.

— А верно ты говоришь! Ха! Какой я, Мичин, дурак. Ой, дурак!..

Старовер приехал ночью. Он зажег огарок свечи и сумрачно посмотрел на обитателей землянки.

— Ты где был? Что долго не ехал? Хочешь, чтобы я — князец Старков — к предкам пошел? — набросился Якут на Старовера. — Обманщик ты!

Ошлыков сказал спокойно:

— Привез я вам два мешка муки, полмешка крупы, килограмм чесноку, десять плиток кирпичного чая, полтушки оленя, тридцать килограммов сахара и костюм по заказу.

— А спирт? — спросил Щеголь.

— Три литра.

— Мало… ну, черт с тобой, тащи что есть.

— Вперед деньги. За все пять тысяч, — заявил Ошлыков.

— Это грабеж! — воскликнул Якут.

— Как хотите, а я ухожу, — повернулся Старовер.

— Стой! На, получай деньги!

— Сразу бы так! — удовлетворенно произнес Старовер. — Куда вы без меня? Пропадете!

Расплатившись, Якут и Щеголь быстро перетащили продукты в землянку.

Когда Старовер собрался уходить, Якут спросил:

— Когда же свадьба?

— Какая свадьба? — удивился Ошлыков, задерживаясь у дверей.

— Забыл свое обещание? Помнишь…

— Ты про мою дочь забудь, — сурово отрезал Ошлыков. — Она просватана за алданского старообрядца.

— А обещание, обещание-то как же? — фальцетом крикнул Якут.

— Мало ли я кому что обещал.

— Жулик ты! — разозлился Старков. — На каждом шагу ловчишься обмануть кого-нибудь. За продукты, которые возишь нам, берешь тройную цену.

— Ну, беру, а дальше что? — усмехнулся Ошлыков.

— Как что?!

— Спасибо скажите, что вожу продукты и не забываю вас.

— Я не жадный, бери… все бери, отдай только дочь!

Ошлыков смерил Старкова с головы до ног и пренебрежительно спросил:

— Кто ты таков, чтобы я отдал за тебя дочь?

— Я князец Мичин Старков, — вскинул голову Якут.

— Не князец ты, а прохожий с большой дороги, разбойник…

— Молчать! — вдруг гаркнул Якут.

— Не кричи… Дочь я тебе все равно не отдам.

— Придет время, я затравлю тебя собаками, — прошипел Якут и угрожающе добавил: — Ты еще попомнишь князца Старкова.

— Молчи, а то завтра же приду с милицией…

— Бросьте вы, — примирительно сказал Щеголь, кончив приготовлять еду. — Выпьем лучше.

Ошлыков вышел. В землянке наступило молчание.

По белой заснеженной долине на лыжах идет человек. Он часто пригибается к земле и в таком положении остается минуту, другую, потом поднимается и шагает дальше. Через некоторое время опять наклоняется к земле и опять шагает вперед.

Это старый Кун идет по следу.