Мадина - Доухан Балаева

- - Мадина, к чему эти лишние условности? Мы ведь современные люди. - Ты заговорил, как та лягушка. . - невольно сорвалось у Мадины. Она спохватилась, прикусила язык, но было поздно. Иб. растерянно улыбался. - Какая лягушка? - Ну. . . та, которая начинала свою речь словами: "Мы- звери. . . ". Иб. рассмеялся: - За что ты меня так, Мадина? - А что ты меня с собой равняешь? Я вовсе не такая современная, как тебе кажется. Я то- теперь знаю, какими в твоем представлении должны быть сов- ые девки. - Откуда знаешь? - Прошлый раз ты сам сказал. - Кстати, я как раз и хотел поговорить относительно прошлого раза. Почему тогда сбежала? Я тя обидел чем- нибудь? - Почему- сбежала? Я не сбежала, а просто ушла. - Но если б просто ушла, ты бы хоть попрощалась с нами, как заведено. А то, ни слова не говоря, исчезла. Иб. наконец сел, чтобы лучше видеть ее склоненное лицо. - Ты сам себе противоречишь. - Каким образом? - Только что говорил: не нужны эти условности, и тут же упрекнул меня в том, что я ими пренебрегла, - с лукавой улыбкой произнесла Мад, на мгновение поднимая сверкающие внутренним смехом глаза. Иб. минуту молчал, с наслаждением вглядываясь в ее милое лицо. - Нет, Мад, - с необычайной мягкостью заговорил он вновь, - я вовсе не упрекаю тя. Просто мя расстроило твое внезапное исчезновение. - Так уж и расстроило.

- - В самом деле, Мадина. Я ведь хотел с тобой еще кое о чем потолковать, показать созвездия зимнего неба. Тебе же интересно это? - Это- то интересно, но ведь было уже оч. поздно- тихо ответила Мад, интуитивно чувствуя совсем иной смысл, который он вкладывал в свои слова. Если при прежних встречах его ласковые интонации и взгляды вызывали в ней некоторое раздражение, инстинктивно возникавшее из неосознанного чувства самосохранения, то теперь ласкающий, обволакивающий сладостным дурманом необыкновенно нежный тон, на который неожиданно оказался способным его басовитый голос, вызывал трепетное волнение, совсем незнакомое доселе и потому пугавшее ее. Она старалась не выдать своего состояния, умышленно держалась по возможности непринужденно, даже несколько вызывающе, чтобы не стушеваться совсем под его взглядами. - Мадина мне оч. неприятно, что ты стоишь. Она села, чтобы избавиться от противной мелкой дрожи, вдруг появившейся в коленках, молча теребила в руках платочек, не поднимая головы. Иб. радовался этой первой победе. - Позволишь говорить откровенно? - совсем тихо спросил он. - Если угодно. - Наверное догадываешься, о чем я хочу. . . Мадина неопределенно повела плечами. - Мад, может быть, и рановато говорить с тобой на эту тему, но у мя нет иного выхода. Я не могу откладывать объяснение. Не хочу, чтобы мя опередили. Хорошо понимаю, что таких, как ты, недолго оставляют в покое. Мадина невольно усмехнулась, поняв намек. Но он истолковал ее усмешку по- своему. - Не надо смеяться. Я говорю вполне серьезно. Заранее предупреждаю: пока я жив, за другого ты не выйдешь. - Я вовсе не собираюсь замуж, с чего ты взял? И вообще не желаю говорить на эту тему.

- - Послушай Мадина- вздохнул Иб, - я же не настаиваю на немедленной свадьбе. Я подожду, пока школу окончишь. Даю слово мужчины, что препятствий для твоей учебы не будет никогда. Я знаю, ты оч. способная и далеко можешь пойти в этом отношении. Гарантирую тебе полную свободу и посильную помощь со своей стороны, поверь. Заметив блуждающую на ее губах ироническую усмешку, Иб. осекся на полуслове, нервно закурил. По комнате пополз сизый дым. Увидев, как она поморщилась на него, спохватился, загасил папиросу. - Не веришь мне? - взволнованно спросил он. - Чем поклясться, чтобы ты поверила, что это не пустые обещания? - Да не нужны мне никакие клятвы. И обещания тоже не нужны. - Не говори так, Мадина. Эти слова кинжалом вонзаются в мое сердце. Клянусь, что уведу тебя, даже если это мне будет стоить жизни! - сдавленным от сдерживаемого волнения голосом проговорил он, поднимаясь с места и нервно прохаживаясь у двери. Мадина тоже встала, готовая в любой момент покинуть комнату. Остановившись в двух шагах, он не сводил с нее взгляда. - Пропусти меня, - попросила она. У него мелькнула покаянная мысль: "Дурак, совсем напугал дев- ку. . . ". - Ты боишься меня? Да я готов скорее умереть, чем обидеть тебя хотя бы словом! И никому этого не позволю- можешь не сомневаться. - Чего мне бояться? Только не надо об этом говорить. Я в ближайшие 5лет все равно не намерена думать о замужестве. Несколько помедлив, Иб. жертвенным тоном сказал: - Хорошо, я и 5лет готов ждать. Но ты дай слово, что выйдешь только за меня. - Разве я дала повод для такого требования? С какой стати ты мне его предъявляешь? - Почему тя так возмутило мое предложение? Ведь тебе, как и любой дев- ке, рано или поздно предстоит этот путь.

Но я не признаю подобных долговременных обещаний. Никто не может знать, что за это время произойдет.

      Никто не может знать, что за это время произойдет. Я даже не знаю, проживу ли столько. Иб. улыбнулся: - Ко всему прочему, ты еще и дипломат. Но можешь мне обещать хотя бы, что не выйдешь ни за кого другого? - И ты тоже. . - с легким вздохом произнесла Мадина, губы ее дрогнули в усмешке. - Что- тоже? - Дипломат. Чем же это твое требование отличается от первого? Иб. несколько секунд молча улыбался. - Да не требование это вовсе, Мадина. Разве смею я требовать от тя что- либо? Я могу только просить, и я прошу дать мне такое слово. Оч. прошу. - Не надо, - покачала головой она, - я все равно не могу его дать. - Но можешь ты мне обещать хотя бы, что в ближайшие год 2не выйдешь замуж? - Это обещаю твердо. . .

Иб. стал изредка наведываться к Мадине в школу, каждый раз находчиво изобретая способ встретиться. Она неизменно настаивала не делать этого, но он был неумолим, и всякий раз с виноватой улыбкой оправдывался за свой очередной визит. Во время непродолжительных встреч в школьном дворе они вели невинные беседы о чем угодно, только не о своих сокровенных чувствах. Иб. остерегался касаться этой темы, боясь спугнуть ее, что могло лишить его возможности видеться с ней. Во время последней встречи он, наконец, согласился больше не приходить в школу, прекрасно понимая боязнь Мадины скомпрометировать себя этими недозволенными свиданиями. Но поставил условие: она должна обещать, что будет приходить к Лиде, Мад. приняла его без колебания. Ее давно беспокоило любопытство и внимание старшеклассников к участившимся визитам"двоюродного брата", тем более что они уже были способны разгадать его далеко не братский интерес к ней. Во внешности и особенно в поведении Мадины произошли заметные перемены. Она частенько впадала в задумчивость и могла подолгу сидеть неподвижно, устремив в никуда мечтательный взгляд. Стало много мягче с окружающими, особенно со своими домашними. Теперь она охотно откликалась на просьбу Мустафы погладить лишний раз брюки или оказать какую- либо иную услугу, даже если эта просьба бывала некстати: проявляла благосклонную терпимость к прихотям сестренки. Дети безошибочно чувствовали теплое внимание старшей сестры и из чисто детской бескорыстной благодарности рады были чем- либо угодить ей, вызвать ее одобрение. Правда, Мустафа был в этих стремлениях несравненно сдержаннее Азы, но тем не менее частенько, с мальчишеской неуклюжестью скрывая свою неловкость насмешливо- снисходительным тоном, он по собственной инициативе оказывал ей всяческие услуги, которые раньше приходилось у него выпрашивать.

И Мадина не оставалась в долгу, ей доставляло удовольствие делать им приятное. Она в душе удивлялась: как раньше могла не замечать, что все люди такие милые, приветливые и что все вокруг так прекрасно? И лишь теперь прочувствовала всем сердцем и убедилась, что жизнь действительно прекрасна и удивительна. Конечно, к этому ее праздничному душевному состоянию была причастна и весна, уже прочно вступившая в свои права.

      Недели через 3, когда Мадина сидела у себя, обложившись учебниками, и усердно готовилась к выпускным экзаменам, пришла Лида. - Эх ты, зубрилка! Что в этой алгебре нашла интересного? - Лида презрительно повертела выхваченный у нее учебник и швырнула в дальний угол дивана: - Ты так счастье свое прозеваешь! - и несколько раз звонко поцеловала ее в щеку. - Оставь свои телячьи нежности. - Это не мои, это я за Ибрашку, по его поручению, - доверительно прошептала Лида. - Ах, брось ради бога врать! Он не способен на такое доастам поручение, - возмутилась Мад, невольно краснея. - А- а! Так я, по- твоему, врунья, да? Врунья? . . - прошипела Лида, зловеще надвигаясь на нее и затевая возню. - Ладно, верю я те, верю. . . - взмолилась ослабевшая от смеха Мад, но как только Лида оставила ее в покое, с мстительной убежденностью заключила: - Являясь твоим родственником, разве мог он не быть доастам? Лида вновь бросилась к ней. Безжалостно щипая и щекоча со смехом отбивающуюся "жертву", свистящим шепотом приговаривала: - Так вот что ты о нас думаешь! . . А ведь бедный Иб. и не думал давать такое поручение! Но как хорошо, что я его придумала- хоть выведала твое истинное мнение о нас. . . Пользуясь своим более выгодным положением и весом, Лида придавила к спинке дивана переставшую сопротивляться Мадину. - А теперь быстренько собирайся и пошли к нам- категорически потребовала Лида, словно право командовать ей предоставила одержанная победа. - Зачем? Лучше здесь посидим, раз уж ты пришла. Но Лида была неумолима и предусмотрительно испросив разрешение Тамары, увела Мадину, заставив прежде переодеться. Мадина сопротивлялась просто для вида. Она догадывалась, что ее прислал Иб, и в душе охотно подчинялась произволу Лиды.