Всё возможно - Стивен Кинг

И, разумеется, я продолжаю заниматься тем же.

Да.

Поначалу думал, что не смогу, как дети в "Мэри Поппипс" не могли летать по дому, потеряв счастливые мысли... но смог. Как только я садился к компьютеру и река огня начинала течь, забывал обо всем. Понимаете (по крайней мере, я надеюсь, что вы поймете), именно для этого я появился на планете Земля. Разве можно винить меня за деяния, без которых я не могу жить, которые является моей неотъемлемой частью?

Ответ: да. Абсолютно.

Но я не могу остановиться. Иногда сам себя убеждаю: если остановлюсь, хотя бы на день, они поймут, что я в курсе, и уборщики заглянут в мой дом в неурочный час. Не для того, чтобы прибраться: уберут меня. Но причина, конечно, в другом. Я делаю это, потому что превратился в наркомана, вроде тех, кто курить крэк или колются в темных проулках. Я делаю это, потому что меня тянет к компьютеру, потому что, когда я работаю с "БЛОКНОТОМ ДИНКИ", все предельно. Я в ловушке. И виноват во всем тот кретин, что вышел из "Ньюс плюс", развернув гребаную "Диспеч". Если бы не он, я бы по-прежнему видел в перекрестье прицела лишь подернутые облаками дома. Не людей просто цели.

"Ты - прицел, - сказал мне во сне Шкипер. - Ты - прицел, Динкстер".

Это правда. Я знаю. Ужасная, но правда. Я - всего лишь инструмент, окуляр, через которые смотрит настоящий бомбардир. Всего лишь кнопка, которую он нажимает.

Какой бомбардир, спросите вы?

Да перестаньте, не надо задавать глупых вопросов.

Я думал о том, чтобы позвонить ему, но, боюсь, этот звонок дорого мне обойдется. Или нет? "Звони мне в любое время, Динк, хоть в три часа ночи". Вот что сказал мне этот человек и, думаю, на полном серьезе. Насчет этого, во всяком случае, мистер Шарптон не лгал.

Я думал о том, чтобы позвонить ему и сказать: "Знаете, что причиняет мне самую сильную боль, мистер Шарптон? Вы говорили, что я смогу сделать мир лучше, избавляя его от таких людей, как Шкипер. Но беда в том, что вы и иже с вами - те самые Шкиперы".

Само собой. А я - тележка для продуктов, с которой они гоняются за людьми смеясь и ревя, как гоночный автомобиль. Опять же, работаю я задешево... по бросовым ценам. Уже убил больше двухсот человек, и во сколько это обошлось "ТрэнКорп"? В маленький домик в третьесортном городишке в штате Огайо, семьдесят долларов в неделю, "хонду". Плюс кабельное ти-ви. Не забывайте об этом.

Я постоял, глядя на телефонный аппарат, потом положил трубку. Не смог ничего этого сказать. Позвонить и произнести эти слова - все равно, что надеть на голову пластиковый мешок, затянуть тесемки и перерезать вены.

Так что же мне делать?

Господи, что же мне делать?

20

Прошло две недели с тех пор, как я последний раз доставал блокнот из-под плитки в подвале, чтобы сделать новую запись. Дважды я слышал, как по четвергам поднималась крышка щели для почтовой корреспонденции, во время сериала "Пока вертится мир", и шел в прихожую, чтобы взять деньги. Дважды превращал бумажные деньги в лапшу, а мелочь высыпал в щель канализационной решетки, пряча руку за синим ведром из пластика, который допускает переработку. Однажды сходил в "Ньюс плюс", с тем чтобы купить "Вариэйшн" или "Форум", но увидел заголовок в "Диспеч", от которого все мысли о сексе как ветром сдуло. "ПАПА УМИРАЕТ ОТ СЕРДЕЧНОГО ПРИСТУПА".

Неужели я? Нет, трагедия произошла в Азии, куда Папа отправился с очередной миссией мира, а я последние несколько недель не выходил за пределы Северо-Востока США. Но это мог быть я. Если бы на прошлой неделе заглянул в Пакистан, скорее всего, смерть Папы легла бы на мою совесть.

Две недели, прожитые в кошмаре.

А потом, этим утром, мне кое-что прислали по почте. Не письмо (три или четыре я получил, все от Пага, но теперь он не пишет и я очень по нему скучаю), а рекламный буклет из "Кей-марта". Я уже собрался бросить его в мусорное ведро, когда из него выпал какой-то листок. С короткой надписью, печатными буквами. "ХОЧЕШЬ ВЫРВАТЬСЯ? - прочитал я. - ЕСЛИ ДА, ПОШЛИ СООБЩЕНИЕ: "НЕ СТОЙ ТАК БЛИЗКО КО МНЕ" - ЛУЧШАЯ ПОЛИЦЕЙСКАЯ ПЕСНЯ".

Сердце у меня забилось быстро и часто, совсем как в тот день, когда я пришел домой и увидел репродукцию Рембрандта над диваном, где висели бархатные клоуны.

А под строчками кто-то нарисовал завитушку. Невинную такую завитушку, но одного взгляда на нее хватило, чтобы у меня пересохло во рту. Записка настоящая, не чья-то шутка, завитушка из "БЛОКНОТА ДИНКИ" это доказывала, но кто прислал записку? И как отправитель узнал про меня?

Я вернулся в кабинет, шел медленно, в глубокой задумчивости. Записка, вложенная в рекламный буклет. Сие означало, что отправитель где-то близко. В этом же городе.

Я включил компьютер и модем. Набрал номер публичной библиотеки Коламбия-Сити, где так дешев Интернет... и можно не засветиться. Обычно все мои письма шли через "ТрэнКорп" в Чикаго, но в данном случае такой вариант не проходил. "Они ничего не заподозрят, - подумал я. - Если я буду осторожен".

И, разумеется, если мне кто-то ответит.

Ответили. Мой компьютер соединился с компьютером библиотеки, на экране высветились меню. И, лишь на мгновение, кое-что еще.

Кривулька.

В нижнем правом углу. Лишь на мгновение.

Я отправил письмо насчет лучшей полицейской песни и добавил кое-что от себя: другую кривульку.

Я мог бы продолжить отчет, ситуация сдвинулась с мертвой точки и, думаю, все завертится очень быстро, но, полагаю, это небезопасно. Пока я говорил только о себе. Если продолжу, придется говорить о других. Но о двух моментах я не могу не упомянуть.

Во-первых, я сожалею о содеянном, даже о том, что сделал со Шкипером. Если бы мог, вернул бы все назад. Я не знал, что творю. Это жалкое оправдание, но другого у меня нет.

Во-вторых, я обязательно напишу еще одно особое письмо... самое особое.

У меня есть электронный адрес мистера Шарптона. И, что более важно, воспоминание о том, как он поглаживал свой любимый галстук, когда мы сидели в его большом, дорогом "мерседесе". С какой любовью проходился ладонью по шелковым мечам. Так что, как вы понимаете, информации о нем у меня достаточно. Я знаю, что нужно вставить в его письмо, как сделать его предельным. Я могу закрыть глаза и увидеть одно слово, пытающее в темноте под моими веками, пытающее, как огонь в ночи, смертоносное, как стрела, попавшая в глаз, и это единственное слово, которое все и решит,

ЭКСКАЛИБУР.