Голоса трех миров - Александр Преображенский

— В чем дело? Кто сделал вызов? — положив руку на кобуру, резко спросила Эл.

— Натуропаты натравили дикаря! — крикнул кто- то от кустов, окружавших поляну.

— Среди нас нет бессловесных, — прозвучал в ответ уверенный голос, который Барди сразу узнал. Он не ошибся, к нему от сидящих на траве приближалась прекрасная колли. Барди благодарно улыбнулся и сел, положив ошейник в траву у своих ног.

— Бешеный! Бешеный дикарь! — срывались в нестройный хор голоса, когда Барди заметался среди разбегающихся в стороны ног.

— Я его знаю, — продолжила Рута. — Он…

— Не наш! Он не наш! Это бешеный дикарь! — вырвался вперед кудрявый Эдди. — Полиция! Бешеный пес в городе!

«Лжец! Сам ты пес!» — возмущенно выкрикнул Барди, вернее, хотел выкрикнуть, для всех остальных над поляной раздался оглушительный лай.

— Берегитесь, он бессловесный! — крикнул, срываясь в атаку, Джоб.

И тут же, поняв, что дело проиграно, Барди рванулся в сторону Эдди. «Убью! Убью!» — впервые в жизни подумал он. Только молния опередила его, острым жалом гигантской осы ударила в правый бок, и тело будто враз онемело, мышцы вышли из подчинения, мелко задрожав собственной жизнью. Свершив невозможное, Барди сделал еще два неровных прыжка и с ходу зарылся носом в траву.

Глава V РЕПОРТАЖ С МЕСТА СОБЫТИЙ

Позор-р! Позор-р на мою хохлатую глупую голову! — трескуче надрывался белый какаду, сидя v5r на спинке кресла в офисе Бюро вакансий для служащих, расположенном по адресу: Горбатый переулок, дом9. — Пр–рошляпили толкового пар–рня! Я стар–рый дур–рак! Стар–рый безмозглый дур–рень. Кур–рица, а не попугай. Нет, хуже, птер–родактиль змееголовый!

— Да будет тебе, что толку–то, — увещевал его сидящий в кресле темноволосый мужчина с тонкими чертами умного лица.

— Не убеждайте меня, — заходился попугай. — Дур–рак! Лар–ри дур–рак! Что будет, когда об этом узнает Дюша! Позор-р! Позор-р и пор–ражение! Кр–рах стар–рого дур–ралея!

— Да никто тебя ни в чем не убеждает и не обвиняет, — попробовал вторично прорваться сквозь крикливую трескотню мужчина. — Просто…

— Не надо вообще обращать на него внимания, — перебив, очень спокойно вмешалась огненно–рыжая колли с белым шикарным шарфом собственной шерсти на шее. — Пусть проорется.

— От тебя, Р-рута, я не ожидал такой чер–рствос- ти, — тут же обиделся попугай и немедленно замолчал, лишь трижды возмущенно расправив и сложив лимонный веер–хохол на своей макушке.

— Слава богу, — вздохнула Рута.

Попугай не удостоил ее даже взглядом, теперь он напоминал неподвижное чучело.

— Все успокоились? — спросил мужчина в кресле и, так как ответом ему было молчание, встал, деловито прихлопнув ладонями подлокотники. Теперь и колли, и попугай могли видеть, что он хотя и не очень высок, но строен и ладно скроен. — Тогда я еще раз спрашиваю: что будем делать? Какие есть соображения?

— Что делать, не знаю, — первой расстроенно призналась Рута. — Затем и прибежала сюда, к своему старшему другу, чтобы ты, Виктор, помог этому непутевому переростку. Ведь пропадет. Не будут они разбираться в распределителе, бессловесный он или просто без говорилки. Посадят пожизненно в накопитель, да при этом нейтрализуют.

— Да-а, — озадаченно проскрипел Виктор, потирая ладонью стриженый затылок. — На этой последней волне борьбы с диким миром и натуропатией — запросто.

— Кошмар-р! — не выдержал попугай. — Гор–ре! Гор–ре!

— А ты–то что думаешь, Лари? — обратился к нему человек. — Или тоже на меня все надежды свои возложил?

— Я пр–росто думаю. Пока думаю. Когда пр–риду- маю, тогда и скажу.

— Ну думай, думай, — покивал Виктор, прохаживаясь от стенки до кресла и обратно. — Только скорее, потому что до утра они его, конечно, не тронут, но утром… В общем, маловато у нас времени. А хуже всего, что не ровен час и сюда нагрянет полиция.

— Нагр–рянет! — пророчески выдал попугай.

— Еще бы не нагрянуть… — Теперь Виктор озабоченно тер правую щеку. — Вы им тут мозги с Дюшей и Серегой компостировали, выдавая парня за какого–то Трезора. Когда они разберутся, что ошейник поддельный, а они, конечно, уже разобрались, все, преступление налицо. Даже два. Одно называется — содержание бессловесного дикаря в городских условиях частными лицами, и второе — обман полиции при исполнении обязанностей по поддержанию порядка в сообществе. Конечно, все обойдется скорее всего лишь штрафами, но парня мы тогда точно не выручим. Никто нам уже не поверит. Свалить все на Дюшу? Мол, мальчик — что с него взять. Нельзя. Нехорошо. Очень нехорошо. На тебя свалить, Лари? Тогда ты безработный — это наверняка. Вот что теперь делать? И ведь надо же именно сегодня, когда у меня намечено такое… Вот что делать?

Не находя ответа, Виктор развел руками и вернулся в кресло. Наступило долгое неловкое молчание, которое опять прервал человек.

— Так, едем, — вскочил он, хлопнув по подлокотникам на этот раз с особой энергией.

— Ты что–то такое пр–ридумал? — заинтересованно склонил голову попугай.

— Ни черта я «такого» не придумал, только самое элементарное. Во–первых, нельзя, чтобы нас всех разом застукали. Ты, Лари, остаешься здесь. Когда пожалуют, компостируй им мозги на все лады, крутись как умеешь. Без моего ведома тебе все равно ничего не сделают. Держи их и путай как можно дольше. Мы с Рутой едем в распределитель. Постараемся выручить парня, попробуем доказать, что он не бессловесный, купим ему для этого говорилку, пусть самую дешевую, лишь бы смог объясниться.

— Пр–рекрасно! Замечательно! — взорвался восторженными криками попугай. — Гениально!

— Марине и Дюше ничего не говори, — предупредил напоследок Виктор, и, уже не слушая неугомонного какаду, человек и собака покинули офис.

Ужинать Андрей любил почти так же, как завтракать. Почти — потому что иногда за столом не хватало отца, зависал на работе. Вот и сегодня его место пустует. Ленка снова в очках, а мама что–то устала, даже не сердится. Больше того — она тоже надела очки, что с ней нечасто случается, и теперь за столом стало совсем скучно, как в Мире Разума, будто никто оттуда из них и не возвращался. И какого–растакого придумали эти очки? Права мама, уж лучше экран. Слыхал он, что раньше очки помогали видеть реальный мир, что–то даже не верится.

— Вот опять! Опять! — вскричала мама, потрясая в воздухе указательным пальцем. Водилась за ней такая привычка в моменты особой важности.

— Чего там? — живо откликнулся Андрей в надежде если не увидеть мамины глаза, так хотя бы перекинуться парой фраз. Ленка же будто и не слышала.

— Погоди–погоди, — мама все еще продолжала «дирижировать» невидимым оркестром, но все медленнее и медленнее. — Ну–ка быстро надень очки, — вдруг приказала она, не снимая своих.

— Да ну-у… — затянул было Андрей.

— Живо, я сказала! — скомандовала мама.

Он нехотя повиновался. Мама уже навела нужный канал в его поле зрения. «Надо же! Городской парк! — подивился про себя Андрей. — Сто лет его не видел в телемире».

Да, это был Центральный городской парк с птичьего полета или с высоты полета флайера, который спускается все ниже и ниже, а кроны деревьев, квадраты лужаек и полоски дорожек приближаются, все увеличиваясь в размерах. Андрей никогда не понимал, почему парк называют Центральным, ведь находится он ближе к окраине и никакого другого парка в городе нет. Хотя, может быть, именно поэтому. Легко узнавая знакомые места, Андрей сначала и не думал вслушиваться в быструю болтовню тиджея «Новостей».

Вот поляна Большого пня, вот здоровенный дедушка–каштан, под которым он не раз отдыхал на прогулках с Рутой. Вот… Но к чему это?

«…Само место, где разворачивались столь драматические события, словно специально служит напоминанием, пусть приукрашенным, окультуренным, но до безобразия реальным, об агрессивности и аномальности абсолютно непредсказуемого, таящего в себе неисчислимые опасности мира первородной дикости и примитивной реальности». — Тележокей, или проще тиджей, явно уже оседлал какую–то тему и понесся вскачь, словно ковбой по просторам когда–то Дикого Запада.

Заунывные зловещие звуки, подхваченные отдаленным завыванием ветра, влились в паузу словесного галопа, и картинка телемира тоже как–то сразу изменилась, все вроде бы так же, те же краски, тот же вид, но почему–то страшно, опасно и тревожно. Будто в начале ночного кошмара. Умеют же делать!

«Здесь, где даже дышится тяжело, — тиджей заговорил медленнее, растягивая слова, а на зеленую лужайку из тени каштана тем временем вышел стройный красавец, конечно же, вирт, и тут же стал задыхаться, его грудная клетка атлета судорожно вздымалась и опадала, он хватался то за бока, то за горло, показывая, как ему плохо, — где влажные испарения голой почвы, — продолжал зловеще вещать невидимый ти- джей, — и эфирные масла растительности, угрожая обонятельным стрессом, катастрофически подрывают барьер иммунной защиты любого забредшего сюда члена сообщества, именно здесь чуть было не случилось непоправимое».