Творимая легенда - Федор Сологуб

– Да и нет – вот наш свет и ответ, – говорил их неподвижный блеск.

Кто-то легкий и осторожный шел сзади очень тихо. Слышалось легкое щелканье выключателей, – пройденные повороты погружались во мрак.

Наконец лестница кончилась. Длинным коридором прошли в обширную, мрачную комнату. Буфет у стены, стол посредине, по стенам поставцы с резною посудою, – это были приметы столовой.

– Это вы правильно, – проворчал Остров. – Накормить не мешает.

Свет распределялся странно, – половина комнаты и половина стола были в тени. Два мальчика в белых одеждах подали на стол. Остров подмигивал нагло.

Но они смотрели так спокойно и так просто ушли. Триродов поместился в темной части комнаты. Остров сел у стола. Триродов спросил:

– Что же вам от меня надо?

– Вопрос деловой, – ответил Остров, хрипло смеясь, – очень деловой. Не столько любезный, сколько деловой. Что надо? Прежде всего, приятно мне вас увидеть. Все же, в некотором роде, узы связывают, детство и прочее.

– Очень рад, – сухо сказал Триродов.

– Сомневаюсь, – нагло возразил Остров. – Ну-с, и затем, почтеннейший, мне еще кое-что надо. Именно вот вы угадали, что надо. Всегда были психологом.

– Чего же? – спросил Триродов.

– Сами не догадаетесь? – подмигивая, спросил Остров.

– Нет, – сухо сказал Триродов.

– Тогда, нечего делать, скажу вам прямо, мне надо денег, – сказал Остров.

Он засмеялся хрипло, ненатурально, налил себе вина, выпил его жадно и пробормотал:

– Хорошее вино.

– Всем надо денег, – холодно ответил Триродов. – Где же вы хотите их достать?

Остров завертелся на стуле. Хихикая, пожимаясь, потирая руки, он говорил:

– А вот к вам пришел. У вас, видно, денег много, у меня мало. Вывод, как пишут в газетах, напрашивается сам собою.

– Так. А если я не дам? – спросил Триродов.

Остров пронзительно свистнул и нагло глянул на Триродова.

– Ну, почтеннейший, – сказал он грубо, – я рассчитываю, что вы не позволите себе такой самоочевидной глупости.

– Почему? – спросил Триродов, усмехаясь.

– Почему, – переспросил Остров. – Мне кажется, причины вам так же хорошо известны, как и мне, если еще не лучше, и о них нет нужды распространяться.

– Я вам ничего не должен, – тихо сказал Триродов. – И не понимаю, зачем бы я стал давать вам деньги. Все равно, вы истратите их без толку, – прокутите, может быть.

– А вы тратите с большим толком? – язвительно улыбаясь, спросил Остров.

– Если и не с толком, то с расчетом, – отвечал Триродов. – Впрочем, я готов вам помочь. Только прямо скажу, что свободных денег у меня очень мало, да если бы и были, я вам все равно много не дал бы.

Остров хрипло и коротко засмеялся и сказал решительно:

– Мало мне ни к чему. Мне надо много. Впрочем, может быть, это, по-вашему, будет мало?

– Сколько? – отрывисто спросил Триродов.

– Двадцать тысяч, – напряженно решительным тоном сказал Остров.

– Столько не дам, – спокойно сказал Триродов. – Да и не могу.

Остров наклонился к Триродову и шепнул:

– Донесу.

– Так что ж? – спокойно возразил Триродов.

– Плохо будет. Уголовщина, любезнейший, да еще какая! – угрожающим голосом говорил Остров.

– Ваша, голубчик, – так же спокойно возражал Триродов.

– Я-то выкручусь, а вас влопаю, – со смехом сказал Остров.

Триродов пожал плечами и возразил:

– Вы очень заблуждаетесь. Я не имею оснований бояться чего бы то ни было.

Остров, казалось, наглел с каждою минутою. Он свистнул и сказал издевающимся тоном:

– Скажите, пожалуйста! Точно и не убивали?

– Я? Нет, я не убивал, – отвечал Триродов.

– А кто же? – насмешливо спросил Остров.

– Он жив, – сказал Триродов.

– Ерунда! – воскликнул Остров.

И засмеялся хрипло, громко и нагло, но казался оторопевшим. Спросил:

– А эти призмочки, которые вы изволили сфабриковать? Говорят, они и теперь стоят на столе в вашем кабинете.

– Стоят, – сухо сказал Триродов.

– Да говорят, что и настоящее ваше не слишком-то чисто, – сказал Остров.

– Да? – насмешливо спросил Триродов.

– Да-с, – издевающимся голосом говорил Остров. – В вашей-то колонии первое дело – крамола, второе дело – разврат, а третье дело – жестокость.

Триродов нахмурился, строго глянул на Острова и спросил пренебрежительно:

– Букет клевет уже успели собрать?

Остров злобно говорил:

– Собрал-с. Клевет ли, нет ли, не знаю. А только все это на вас похоже. Взять хоть бы садизм этот самый. Припоминаете? Мог бы напомнить кой-какие факты из поры юных лет.

– Вы сами знаете, что говорите вздор, – спокойно возразил Триродов.

– Говорят, – продолжал Остров, – что все это повторяется в тиши вашего убежища.

– Если все это так, – тихо сказал Триродов, – то вы из этого не можете извлечь никакой пользы.

Триродов смотрел спокойно. Казалось, что он далек. Голос его звучал спокойно и глухо.

Остров крикнул запальчиво:

– Вы не воображайте, что я попался в западню. Если я отсюда не выйду, то у меня уже заготовлено кое-что такое, что пошлет вас на каторгу.

– Пустяки, – спокойно сказал Триродов, – я этого не боюсь. Что вы можете мне сделать? В крайнем случае, я эмигрирую.

Остров злобно захохотал.

– Нарядитесь в мантию политического выходца! – злобно воскликнул он. – Напрасно! Наша полиция, осведомляемая благомыслящими людьми, от них же первый есмь аз, – но только первый! заметьте! – достанет везде. Найдут! Выдадут!

– Оттуда не выдадут, – сказал Триродов. – Это – место верное, и там вы меня не достанете.

– Что же это за место, куда вы собрались? – с язвительною улыбкою спросил Остров. – Или это ваш секрет?

– Это – луна, – спокойно и просто ответил Триродов.

Остров захохотал. Триродов говорил:

– И притом луна, созданная мною. Она стоит перед моими окнами и готова принять меня.

Остров в бешенстве вскочил с места, топал ногами и кричал:

– Вы вздумали издеваться надо мною! Напрасно! Меня вашими глупыми сказками не проведете. Провинциальных дурочек надувайте этими фантасмагориями. Я – старый воробей, меня на мякине не проведешь.

Триродов спокойно сказал ему:

– Напрасно вы беснуетесь. Я вам помогу. Я вам денег дам, пожалуй. Но с условием.

– Какое еще условие? – с сдержанною яростью спросил Остров.

– Вы уедете – очень далеко – и навсегда, – сказал Триродов.

– Ну, это еще надо подумать, – злобно сказал Остров.

Триродов с улыбкою посмотрел на него и сказал:

– В вашем распоряжении неделя. Ровно через неделю вы приедете ко мне и получите деньги.

Остров почувствовал вдруг непонятный для него страх. Он испытывал ощущение взятого в чужую власть. Тоска томила его. Лицо Триродова исказилось жестокою усмешкою. Он сказал тихо:

– Ваша ценность такова, что я убил бы вас совсем спокойно, как змею. Но я устал и от чужих убийств.

– Моя ценность? – хрипло и нелепо бормотал Остров.

Триродов гневно говорил:

– Какая ваша цена? Наемный убийца, шпион, предатель.

Остров сказал упавшим голосом:

– Однако вас не предал пока.

– Не выгодно, только потому не предали, – возразил Триродов. – А второе, не смеете.

– Чего же вы хотите? – смиренно спросил Остров. – Какое ваше условие? Куда мне надо ехать?

Глава одиннадцатая

Триродов оставил в Рамееве приятное впечатление. Рамеев поспешил отдать Триродову визит: поехал к нему вместе с Петром. Не хотелось Петру ехать к Триродову, но все же он не решился отказаться. По дороге Петр хмурился, но в доме Триродова старался быть очень вежлив. Принужденность была в его вежливости.

Очень скоро Миша подружился с Киршею, познакомился с другими мальчиками. Между Рамеевым и Триродовым завязывалось близкое знакомство, – настолько близкое, конечно, насколько это позволяла нелюдимость Триродова, его любовь к уединенной жизни.

Случилось однажды, что Триродов с Киршею был у Рамеевых, замедлил и остался обедать. К обеду сошлось еще несколько человек из близких Рамееву и к молодым людям. Постарше были кадеты, помоложе – считали себя эсдеками и эсэрами.

Сначала говорили, много волнуясь и споря, по поводу новости, принесенной одним из молодых гостей, учителем городского училища Воронком, с.-р. Сегодня днем близ своего дома был убит полицмейстер. Убийцы скрылись.

Триродов не принимал почти никакого участия в разговоре. Елисавета смотрела на него тревожно, и желтый цвет ее платья казался цветом печали. Было очень заметно для всех, что Триродов задумчив и мрачен, как будто его томила тайная какая-то забота. В начале обеда он делал заметные усилия над собою, чтобы одолеть рассеянность и волнение. Наконец на него обратилось общее внимание. Особенно после нескольких ответов невпопад на вопросы одной из девиц.