Мистерия Христа - Фалес Аргивянин

И сразу погас огонь его очей, рассыпались очертания головы и тела, рассеялся хаотический туман, и вновь выступила из него стена зала.

Я оглянулся вокруг. Мирно покачиваясь взад и вперёд, по-прежнему молился закрытый с головою равви Израэль; задумчиво пощипывая бородку, стоял мудрый Лао-цзы, а дальше — возле трона Балкис — лежала в самых неестественных позах скорченная толпа её мудрецов. Сама Балкис, бледная как смерть, неподвижно сидела на троне, вперив безумные очи в рубиновые глаза Царицы Змей, с шипением продолжавшей перед ней свой таинственный танец.

Я произнёс заклинание, и она медленно вернулась ко мне и снова вползла на меня, опоясав моё тело.

Мудрецы Балкис начали выказывать признаки жизни, а сама Царица, глубоко вздохнув, закрыла лицо руками.

Долго длилось молчание. Наконец Царица прерывающимся голосом произнесла:

— Ты победил прекрасную Балкис, Аргивянин. Иди и возвести миру её поражение…

— Ты воистину безумна, Балкис, — ответил я. — Никого я не побеждал, — победил твой отец, Арраим Четырежды Величайший и Любовь Божественная. Но если ты признаёшь своё поражение, то я требую от тебя: отпусти тотчас со мною тех трёх Посвящённых Фиванского Святилища, которых ты приковала к трону своему красотой и мудростью своей…

Прекрасная Балкис пожала плечами.

— Зачем они мне, о, Аргивянин!

— сказала она. — Бери их. Но скажи, мудрый эллин, от себя ли ты заступился за душу мою пред Господином Огня Земли или от имени отца моего?

— От себя, Царица, — ответил я.

— Ибо я знаю, что Любовь Космическая царит в сердце Арраима: и вот — как же он бросит дитя своё на погибель Пралайи? А что может противостоять мудрости и силе первого Мага планеты?

— Ты воистину мудр, эллин, — слабым голосом сказала, подумав, Балкис. — А теперь — идите от меня, Мудрые, — обратилась она к нам троим, — и оставьте бедную Балкис в одиночестве, дабы могла я подумать о… Любви Космической, — с лёгкой насмешкой окончила она.

— Да пребудет с тобою Дао, душа заблудшая, — тихо ответил ей Лао-цзы.

— Адонаи, да будет благословенно его Имя, да посеет мир в смятенной душе твоей, — проронил тихо равви Израэль.

— Да осенит Любовь Божественная сердце твоё, Балкис, и да возвратишься ты в объятия отчие! — громко сказал я, Шалее Аргивянин, и накинул на Царицу покров из дыхания Мудрости своей.

Сразу порозовели её щеки и загорелись жизнью и силой синие глаза.

— Я не забуду пожелания твоего, Аргивянин, — звонко сказала она. — Трижды побеждала я Фиванское Святилище, но на четвёртый — ты отомстил с лихвой, мудрый эллин. Но да видит Небо! — нет на тебя злобы в душе моей.

И вот мы оставили прекрасную Балкис. На этот раз я, Фалес Аргивянин, взял у равви Израэля четырёх верблюдов, поместив на трёх из них отвоёванных мною изменников Святилища.

Тепло, со взаимными благословениями, распростились мы трое, не забыв дать дыхание своё[117] в награду мудрой Царице Змей.

И сказал мне на прощание мудрый Лао-цзы:

— Аргивянин! Много есть часов, дней и годов в Дао бесконечном; но счастливейшим из них будет тот, в который я снова встречусь с тобою, благородный эллин. Душа моя прочла в книге Дао, что я буду призван Величайшим из Величайших к служению Ему. Помни, Аргивянин, если я позабуду в то время о встрече нашей, ты напомнишь мне о ней!

— И я знаю, что не в последний раз встречаюсь с вами, Мудрые, — подтвердил равви Израэль. — Воистину планета наша мала для Мудрых…

Велико было торжество в Фиванском Святилище, когда я, Фалес Аргивянин, прибыл туда.

С дивною пышностью отправили мы богослужение в храме Изиды, и вот — сам Гермес Трижды Величайший, явившийся нам в облаке огненном, увенчал меня, Фалеса Аргивянина, Лучом высшего Посвящения. А затем Иерофант Святилища Мудрый Гераклит низвел Огонь Пространства на головы приведённых мною изменников Святилища, отдав души их во власть Царицы Змей, верно служившей мне в путешествии моём.

Да будет мир мой над головой твоей, Эмпедокл! В дальнейших рассказах моих ты встретишь ещё всех лиц, которых назвал я в повествовании своём.

Фалес Аргивянин

VIII . Воскресение Христово

Фалес Аргивянин — Эмпедоклу,

сыну Милеса Афинянина, —

о могуществе бесконечном

Любви Распятой — радоваться!

Клонился к вечеру третий день после Жертвы Неизреченной; но ещё' заря вечерняя не наводила на небосклоне разноцветных бликов своих, а я, Фалес Аргивянин, в саду Гефсиманском, подле камня, казалось, ещё не высохшего от слез Божественных, — молился Ра Единому[118], и в первый раз на планете Земля Великий Посвящённый присоединил к Имени Матери своей Имя Бога распятого.

И только Имя это слетело с уст моих, выговоривших слова молитвы тайной на языке священном прародителей наших, — как с высот Космоса ответом далёким отозвались мне, Фалесу Аргивянину, хоры светлых Эволюции[119], и крылья их с радостным удивлением зашелестели вокруг меня:

— Блажен ты, муж, человек Мудрый, первым бросивший новое Имя Бога в бездну Космоса, — зашептали их бесплотные уста.

— Слава Фалесу Аргивянину, слава! — загремели духи стихии воздушной. — Слава ему, новое Имя Единого призвавшему!

И услышал я, Фалес Аргивянин, тихий радостный вздох Матери-Земли.

— Прими благословение моё, сын мой, великое и мудрое чадо моё, — прошептала Земля, — ибо новое Имя Бога Единого произнесено тобою как человеком, перстью моей, сердцем моим! Мать-Земля благодарит тебя, мудрый сын мой, Аргивянин!

И вновь произнёс я славословие Богу Вседержителю, Христу Распятому, и вот вся природа: и дол, и высь Земли, и свод небесный — тихим шёпотом повторили слова мои. И преисполнилась грудь моя силою великой, будто собралась в ней вся мощь Космоса Божественного.

— Воистину смел и мудр ты, Аргивянин, — раздались за плечами моими слова Арраима Четырежды Величайшего, — что осмелился ты ранее Таинства Неизреченного произнести Имя новое Господа Единого!

— О, нет, не ранее, Четырежды Величайший, — ответил я, — ибо вот — таинство это уже совершилось в сердце моём, и вера моя есть жертвенник великий, на коем удержится вся Вселенная!

Пристально посмотрел на меня Арраим.

— Воистину, — ответил он, — благословенна за тебя Эллада, Мудрый, и из четырёх эволюции человеческих, которые наблюдал я, Арраим, на пути странствий моих по Нивам Всевышнего, не было никого мудрее и смелее тебя! Но, — продолжал он, положив руку на плечо моё, — не пора ли нам, Аргивянин, пойти туда, где покоится Тело Божественное?

Я, Фалес Аргивянин, ожидал этого приглашения и, молча кивнув головою, неторопливо пошёл за Арраимом. А он вышел из сада, прошёл в город и там, зайдя в один из маленьких домиков, возвратился оттуда, держа за руку молодого ученика Распятого — кроткого Иоанна.

Увидя меня, он пал на плечо моё и долго рыдал, мучительно и тяжело.

— Неужели ты не веришь, Иоанн? — серьёзно спросил я, Фалес Аргивянин, и Дыхание моё и сила моя пали на голову юноши.

— О, нет, мудрый чужеземец, — ответил мне Иоанн, — несокрушима вера моя, но я — человек обыкновенный, и сердцу ли человеческому вынести скорбь дней минувших?

— Не совсем обыкновенный ты человек, Иоанн, — сказал я, и, отклонив плечи слегка назад, пристальным взором впился в его очи. — Вспомни, Иоанн, приказываю тебе, — вспомни море Аемурийское и Страну Дракона! Вспомни, Иоанн, встречу нашу у трона Царицы Балкис! Вспомни имя твоё, сын Атлантиды!

И широко-широко раскрылись очи юноши, и вспыхнули они внезапно Огнём Великого Познания.

— Я — Лао-цзы, сын Страны Дракона! — прошептал он. — И я… я знал, что Он — Бог мой и Спаситель мой — призовёт меня к Себе!

А сзади кто-то уже подходил к нам, кроткий, ласковый и тихий. То была Она, Мать всего Сущего, Вечноюная Дева-Мать, Изида Предвечная, Царица Небесная, Дева Мария Преблагословенная. Все трое: я, Фалес Аргивянин, Арраим Четырежды Величайший и Иоанн — упали во прах пред Нею.

— Встаньте, мудрые слуги мои, — ты, Арраим, и ты, Аргивянин, — прозвенел над нами голос её. — Встань и ты, сын мой Иоанн, встань, чтобы вести Мать свою туда, где свершится последняя Воля Всевышнего. Идёмте, Мудрые, ибо вот — Мудрость ваша давно перестала быть мудростью человеческой[120], и глазам её будет раскрыто то, что не могут ещё видеть очи сынов Земли…

— А ты, Аргивянин, — обратилась она ко мне, — ты, вплетший нить свою в нити Божественные, ибо кто как не ты передал мне, Матери твоей Египетской, удар, победивший плоть очей моих, и кто как не ты пробудил память сына моего Иоанна и раскрыл перед ним бездны Космические, — ты, Аргивянин, говорю я, будь вторым сыном моим; а ты, всегда верный мне слуга и Царь детей моих чёрных, Арраим Премудрый, будешь мне третьим сыном. Итак, встаньте, Любовь, Мудрость и Сила — дети мои, сыновья мои, и грядёмте встречать Победителя, Сына Моего по плоти и Отца Моего по Духу!